За общение с богами многие века отвечал правящий клан Цинь, что восседал на престоле в Аньяне. Простые смертные не то что не видели их лиц, скрытых за нефритовыми масками, они даже не знали, умеют ли боги говорить на человеческом языке. Если задуматься, не так уж много было о них известно – всё больше домыслы и пересуды. Вот если б оказаться во Внутренних Землях и самому на всё поглядеть…

Люи бережно припрятал книгу за пазуху, намереваясь вернуться к ней позже. Вдруг ему удастся разобрать ещё несколько символов? Может быть, тогда на историю девушки прольётся чуть больше света?

В любом случае, завтра состоится церемония уплаты дани, и в деревню Лэй придёт один из богов. Нужно будет подобраться поближе и как следует его рассмотреть – а то когда ещё предоставится такая возможность?

Последний раз боги приходили в эти края задолго до того, как Люи с матерью появились в деревне, поэтому о прошлых смотринах он не знал ничего. Как и не представлял, где жил ранее. Но если долго раздумывать о прошлом, что-то мучительное начинало шевелиться в памяти, и Люи охватывал страх. Всякий раз, думая о детстве, он приходил лишь к одному желанию: бежать.

Люи схватился за горло и шумно вдохнул воздух. На мгновение ему показалось, что комнату наполнил запах гари. Юноша почувствовал, как вспотели его ладони, а тело охватила дрожь. Ещё немного – и железным обручем сдавит сердце.

Люи положил руку на грудь и, несколько раз вдохнув и выдохнув, как учила его матушка, заставил себя успокоиться. Вдох. Задержка. Выдох. Задержка. И так – пока не перестанет трясти. Сейчас не время разбираться в том, что ему привиделось: храмовый лекарь уехал в столицу за пилюлями, и случись что с одним из сирот, помочь будет некому.

Юноша запрятал рукопись поглубже – чтобы не выпала – и перевернулся на бок, засунув руку под голову. Его мысли снова вернулись к предстоящей церемонии. По случаю праздника завтра будет отдыхать вся деревня – остановятся даже работы в шахтах. А когда божественную дань посадят в повозку и торжественно проводят в столицу, люди бросятся пить и радоваться, что беда обошла их стороной.

Конечно, будет и одна опечаленная семья – та, чьё дитя изберёт данью бог. Бабушка Яо рассказывала, как не раз за долгую жизнь наблюдала слёзы отцов и матерей, вынужденных отослать отпрысков в Шаньшэнь. В этом доме ещё много дней продлится траур, ведь несчастные родители больше никогда не встретят своих детей.

Люи всегда расспрашивал о богах с непомерным любопытством. Иной раз старушке приходилось прикрикнуть на него, чтоб отстал. Ему постоянно казалось, что бабушка Яо что-то недоговаривала, однако выяснить, что именно, у него так и не вышло. В конце концов он решил оставить её в покое и сосредоточиться на книгах – ведь те не станут тебя ругать, да и утаить от тебя ничего не смогут.

Люи перевернулся на другой бок и мысленно пересчитал всех девушек и юношей подходящего для церемонии возраста: от семнадцати до двадцати одного. Всего получалось около двух десятков, включая дочь господина Ни – Сяоли.

Вспомнив о торговце, Люи опять невольно потянул руку к шее.

Наверное, госпожа Цан была сегодня особенно зла из-за того, что даже на пороге беды её супруг думал лишь о том, как удовлетворить свои сомнительные потребности, а вовсе не о том, как поддержать родную дочь.

В прошлом месяце Сяоли достигла возраста семнадцати лет. Люи готов был поклясться, что с тех пор она плакала каждую ночь, сетуя на горькую судьбу. Юноше стало жаль бедной девушки – она хоть и была несносной и капризной, но всегда относилась к нему по-доброму и угощала сладостями, когда не видели мать и отец. Будет грустно, если выберут её. А какая буря поднимется в доме господина Ни – и представить страшно…

Отогнав мрачные мысли, Люи решил подумать о том, чем займётся в долгожданный выходной. Перевернувшись на спину и положив руку поверх спрятанной книги, он вдруг ощутил, что всё идёт своим чередом. Вслед за этим чувством его охватило спокойствие, и он сам не заметил, как уснул.

Люи выбежал из-за угла, на ходу зацепившись рукой за проходившего мимо монаха, чтоб не упасть. Извиняясь и кланяясь, он попятился в сторону храмовых ворот и чуть не налетел на бабушку Яо, которая мела двор.

– Доброе утро! – ещё до того, как старушка начала ворчать, Люи обезоружил её искренней улыбкой.

Подняв было метлу, чтобы осадить проказника, бабушка Яо передумала. Она как никто другой знала о том, сколько Люи пришлось пережить. И то, что он продолжал улыбаться так же чисто, как в детстве, было настоящим чудом.

– Сегодня на обед будет много вкусного! – прокричала бабушка Яо ему вслед.

Люи на миг задержался возле ворот, прежде чем исчезнуть из вида.

– Я постараюсь вернуться вовремя! – пообещал он и был таков.

Бабушка Яо покачала головой и продолжила выметать сор со двора.

Обычно по утрам в деревне Лэй стояли густые туманы. С первыми лучами солнца они начинали редеть, и полностью таяли через два-три часа. Если было пасмурно, туманы могли висеть и дольше, кутая блёклые улицы деревни в размытые покровы. В любой другой день Люи не волновала бы плохая погода – но только не сегодня. Ведь если будет пасмурно и туманно, то это испортит всё божественное явление.

Словно в ответ на его мысли сквозь плотные облака пробился робкий луч солнца. Вслед за ним ещё один, и ещё. Мягкие золотые лучи разгоняли туман медленно, но верно – совсем как бабушка Яо выметала со двора мусор. Улыбнувшись этому сравнению, Люи про себя рассмеялся. Его хорошего настроения в этот день не могло испортить даже ноющее тело.

Пробегая по улицам, юноша заметил, что со всех домов поснимали фонарики, отпугивающие духов. Обычно их вешали при входе, чтобы спровадить божественных духов-шпионов, которые, по поверьям, густо населяли мир. Однако в день божественного явления нельзя было допустить, чтобы властелин увидел эти фонарики, поэтому все их убрали до того времени, пока бог не уйдёт.

Вскоре Люи услышал гул толпы, а подойдя к воротам центральной площади, увидел, что на ней действительно собралась вся деревня. Над головами зевак виднелось пламя ритуального огня, расположенного на возвышении в середине. С четырёх сторон к нему подбирались ступенчатые подъёмы, у одного из которых рядами стояли «гуншэнь» – претенденты на роль божественной дани.

Остальные люди теснились по краям просторного квадрата площади, словно не решаясь ни на шаг подступиться ближе к центру. Как правило, на других праздниках глава и старейшины деревни занимали места на возвышении у ритуального огня – однако на этот раз они не могли позволить себе оказаться выше бога, поэтому расположились внизу.

Вклинившись в толпу, Люи стал протискиваться ближе к воротам, через которые должен был прийти властелин. В том месте осмеливались становиться только самые любопытные и бесстрашные, и толпа там выглядела куда более редкой.

Люи знал, что ребята из приюта делали ставки, кто дольше простоит у этих ворот. В награду смельчаку они готовы были отдать значительную часть сбережений. Впрочем, никто из них не поставил бы на Люи, потому как он мог вытворить что угодно. Да и отдавать деньги тому, кто вернёт их обратно в виде бесполезных вещей вроде бумаги и чернил, не имело смысла.

Люи протискивался через толпу, подмечая, как с каждым чжаном ослабевало её давление. Он кожей чувствовал висящее над площадью напряжение, перемешанное со страхом и толикой интереса. Однажды просунув голову в просвет между зеваками, юноша увидел родителей гуншэнь, выстроившихся впереди остальных людей, а затем и самих юношей и девушек.

Все они стояли бледные, без кровинки в лице. И если юноши могли сохранять хотя бы относительно невозмутимый вид, то по лицам девушек было заметно, что прошедшую ночь они провели в слезах.

Окинув молодёжь любопытным взглядом, Люи выхватил среди прочих Ни Сяоли. Он собирался помахать ей, чтоб поддержать несчастную девушку, но кто-то грубо засадил ему локтем под дых, и он согнулся, пересчитывая звёздочки. После этого юношу несколько раз пихнули в спину и в бок, обругали отборной бранью и наконец вытолкали в нужном направлении. Люи потёр ушибы и поморщился. Как будто мало ему было синяков от циновки.