На холме же он увидел тринадцать величественных пирамид с разным количеством граней, каждая из которых стала вместилищем одного из священных пламён, а последняя – местом, в котором все энергии соединялись. «Храм Единства», – пронеслось в его голове.

Фу Чуюнь наблюдал за потоком образов, проплывающих перед ним, и старался запомнить как можно больше. Он знал: каждый соратник в тот миг видел и слышал всё то же.

Единая сеть пульсировала, сокращалась и разворачивалась, будто дыша, и Фу Чуюнь ощущал биение сердца каждого существа, включённого в созданную систему.

Где-то на границе полости, среди горных перевалов, всё ещё звучали отголоски битвы – это мастера пути гармонии теснили клан Ин, который выталкивало само пространство. Теперь они будут навсегда разделены невидимым барьером, который не перейти, неся в сердце недобрую волю.

Фу Чуюнь выдохнул, и плечи его опустились.

Они смогли.

Мастера пути гармонии и духи, что вместе с ними ушли из Великой Шу, смогли.

***

Когда мастеров пути раздора вытеснило за пределы тайной полости, глава клана Ин не находил себе места от досады и злости. Как смогли эти трусы ускользнуть? Ведь у клана Ин было втрое больше мощи. Да ещё в таком месте!

Если бы только он раньше знал про сердце духовного мира, если бы только он завладел им первым, никто и никогда больше не мог бы причинить им с братом вреда.

Ин Шэн скрежетал зубами, но ничего поделать не мог. Все попытки разрушить только что созданный барьер окончились ничем. Да до разрушения даже не дошло – мастера пути раздора просто не могли его найти! Заходя в горы, они плутали и выходили обратно.

Похоже, придётся вернуться домой ни с чем.

Глава клана Ин не заметил, как во рту у него оказался ноготь большого пальца. Глупая детская привычка! Каждый раз она вылезала в самый неподходящий момент.

Нельзя говорить младшему брату, что он вернулся ни с чем. Ин Ся не должен знать, что мастера пути гармонии живы. Особенно этот… Фу Чуюнь.

При мысли о враге Ин Шэна перекосило. Он сжал кулаки и едва сдержался, чтобы не вдарить по седлу, в котором сидел.

Когда он вернётся, то расскажет Ин Ся, что уничтожил их всех до одного. Он расскажет, как перерезал глотку проклятому Фу Чуюню. Пусть знает, что, кроме старшего брата, никто не позаботится о нём.

Ин Шэн с силой сжал бока лошади, и та, всхрапнув, помчалась вперёд.

Вот уже показались двери поместья Ин. Расположенное высоко в горах, оно больше напоминало крепость, чем жилой дом.

Лошадь миновала массивные ворота, проскакав под загнутой крышей с каменным сторожевым драконом, и глава клана спрыгнул на землю во внутреннем дворе.

– Младший брат, я вернулся! – громко оповестил он, однако ответом была тишина. Ни брата, ни слуг.

Резко повернув в крыло Ин Ся, глава клана ускорил шаг.

Противный липкий страх полз по его плечам, медленно подбираясь к горлу.

– Ин Ся! – властно позвал Ин Шэн, распахивая двери во двор младшего брата, и остановился. Перед павильоном, в котором тот жил, застыли на коленях слуги, оставленные главой клана для присмотра за братом. Все они были мертвы.

– Ин Ся! – ещё раз позвал Ин Шэн и бросился к павильону.

Чуть не сорвав дверь с петель, глава клана Ин влетел в комнату младшего брата.

На полу перед ним лежал Ин Ся. Под его белыми одеждами застыло пятно бурой крови, а рядом валялся кинжал с нефритовой рукояткой – последний подарок отца.

Табличка с Непреложными Запретами богов висела на двери каждого дома, и любой – от мала до велика – наизусть знал, что на ней написано, даже если не мог читать. Старики говорили, что давным-давно боги ввели Запреты, чтоб обуздать жестокость людей по-эту-сторону-гор. Истории о тех временах сохранились в преданиях и легендах, но сколько в них было правды, не знал никто.

– Куда ты должен смотреть, когда я с тобой разговариваю? – господин Ни, торговец преклонных лет, которому Люи служил уже пятый год, ударил ладонью по столу, и от звонкого хлопка юноша вздрогнул.

Он отвёл взгляд от двери с табличкой и вперился в пол.

– Под ноги господина Ни, – кротко выговорил Люи.

Удовлетворившись ответом, тучный торговец расправил плечи, однако довольное выражение на его лице тут же сменилось сердитым.

– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты перестал подкармливать мышей на складе, а? Хочешь меня разорить?

– И в мыслях не было, – вздохнул Люи, сжимая в кулаках края рукавов. Каждый раз, когда торговец отчитывал его, юноша знал: тот намеренно искал повод отвести работника на склад и поиздеваться.

Строго говоря, издеваться над ним напрямую господин Ни пока что не мог, поскольку шею Люи оплетала метка богов с надписью «Благословенное дитя». До тех пор, пока ему не исполнится семнадцать, по меркам властелинов двух миров он считался ребёнком, а значит, насилие над ним было запрещено. Этот пункт входил в список Непреложных Запретов, и его нарушение каралось смертью. Однако скоро наступало совершеннолетие Люи, и он боялся даже представить, как тогда разойдётся господин Ни.

Жена торговца, госпожа Цан, стояла здесь же, чуть поодаль, а подле неё – верная служанка Ин Цзы. Высокая тощая женщина сжимала в руке кнут, которым обычно гоняла слуг, и гневно сверкала на юношу глазами. Люи почти слышал, как она скрипела зубами от мыслей, как много чужаку доставалось внимания её драгоценного супруга.

Госпожа Цан не могла простить безродному сироте, что он настолько занимал мысли торговца, что тот каждый вечер таскал его с выволочками на склад. С не меньшим ужасом, чем сам Люи, женщина ожидала его совершеннолетия. Ведь когда господин Ни получит заветную игрушку, рассчитывать на внимание ей уже не придётся.

– Сию же минуту пойди и заштопай мешки, которые прогрызли эти чёртовы мыши! – взвизгнув, приказал господин Ни с красным от злости лицом, указывая на дверь.

Хоть в тот момент Люи не видел выражения его глаз, он нутром чувствовал, как оживился торговец. Пространство вокруг сжалось и потемнело, а в ноздри юноши ударил резкий запах пачули из курильницы, что виднелась на столике позади грузной фигуры господина.

– Этот недостойный слуга понял, – Люи учтиво поклонился будущему постоянному хозяину и развернулся, чтобы выйти во двор.

По правилам храма богов, с двенадцати лет сироты, что жили при нём в приюте, распределялись по временным хозяевам. Они подрабатывали в разных местах, пока, наконец, не закреплялись за одним, в котором оказывались наиболее полезны. Или – как в случае с Люи – доставались тому, кто «жертвовал» больше поднесений храму. По достижении воспитанником совершеннолетия хозяин становился для него постоянным, и он перебирался в новый дом. За то, что происходило с сиротами после, несли ответственность те, на кого они работали.

Распахнув двери, Люи вышел во двор. На улице уже начинало темнеть. Прохладный сумрак сгущался над деревней Лэй, кутая её в плотный туман. Впрочем, Люи мог бы найти путь к складу господина Ни даже с завязанными глазами: он знал каждый камешек не только во дворе этого поместья, но и во всей деревне. Всего-то в ней и было, что жилой район, торговый рынок, административный район, где высились дома старейшин, храм богов с пристройками да центральная площадь. Интересно, её уже украсили к завтрашней церемонии уплаты дани?

– Даже не думай сбежать, – прошипел сзади господин Ни, заметив, что работник поглядывает на стену поместья.

– Я не… – отказавшись от попыток оправдаться, Люи закусил губу, чтобы не вступать в бессмысленный спор. Никто не поверит, что он всего лишь машинально повернул голову в сторону площади, о которой подумал. – Как прикажет господин.

Торговец хмыкнул. Даже спиной Люи чувствовал, как тот следит за каждым его движением. Юноша стиснул зубы и ощутил во рту привкус крови.

Пропустив его вперёд, господин Ни прикрыл за собой дверь. Фонарь, что он нёс в руке, осветил часть склада, забитого мешками и горшками.