Внутри видения оказался двор дома, устланный снегом и лепестками вишни, с которыми играл ветер. В середине двора появился человек с теплой яркой улыбкой, темными бровями и сияющими глазами. Он подошел к Де Чэ и, поклонившись, улыбнулся ярко, словно само солнце. Тут ветер усилился, и с земли взлетели лепестки, окрашиваясь в воздухе в кроваво-красный цвет. Волосы и мантия незнакомца взмыли вверх вместе с ними. Мгновение спустя картина застыла и рассеялась словно туман.

Меня зовут Де Чэ, я происхожу из клана духа.

Мама рассказывала, что в ночь моего рождения звезды собрались на самой вершине небес и их холодный ослепительный свет рассеялся в небесной тьме, осев в моих глазах и подарив мне силу.

С самого детства я росла ребенком с большой силой, локоны мои были длиннее тех, что у моих братьев и сестер. Они часто сжимали меня в своих руках, окружая любовью, и все звали: «Де Чэ, Де Чэ, Де Чэ».

Росла я вместе с Чи Мо, самым младшим мальчиком клана и любимейшим из моих старших братьев. Его волосы были мягкие, словно шелк, и, как я, он нес в себе большую силу. С теплой улыбкой он обучал меня разной магии и даже тому, как контролировать струны, что превращались в линии света.

Еще в детстве Чи Мо любил водить меня в глубину Туманного леса любоваться огромными птицами, чьи голоса звучали в тени деревьев, их полные скорби и надрыва крики оставляли на голубом небе невидимые шрамы один за другим. Наблюдая за птицами, брат обращался ко мне:

– Де Чэ, ты хотела когда-нибудь взлететь на небеса и посмотреть, что там? Мне вот интересно, может, облака полны цветущей вишни, а может, душ умерших?

В каждый такой момент я замечала, как в белых сияющих глазах Чи Мо сгущались темные тени, отбрасываемые деревьями на солнце. Часто мне казалось, что его взгляд и вовсе становился черным с необычным фиолетовым оттенком цветов хохлатки. Он казался бездонным, и в глубине души это пугало меня.

Однако в следующее мгновение Чи Мо улыбался мне улыбкой красивой и невинной, словно блики света на его лице один за другим расцветали в хрустальные цветы, окруженный ароматом цветения, он олицетворял для меня саму весну.

Чи Мо был старше меня на десять лет, и, когда мне исполнилось сто двадцать, мой любимый старший брат уже достиг ста тридцати. В то утро я выбежала из дома на его поиски, чтобы он со мной поиграл, и обнаружила посреди заснеженного двора повзрослевшего брата. Он повернулся ко мне, и повсюду начали расцветать бутоны вишни.

Высокий и статный, в белом длинном плаще, что обрамлял его стройное тело, подобно невесомым облакам, Чи Мо превосходил по внешности всех моих братьев и отца. Брови его были прямыми и длинными, как два меча, глаза ослепляли, как свет звезд, а лицо было выразительным, словно его выточил из камня сам ледяной ветер. Он стоял, обращенный ко мне, уголки его губ приподнялись, обнажая белоснежные зубы в улыбке, освещавшей, будто солнце.

Деревья вишни за его спиной вовсю цвели.

Чи Мо приблизился ко мне и, склонив свое лицо к моему, произнес:

– Доброе утро, Де Чэ.

Десять лет спустя я приняла облик взрослого человека. Я стояла перед братом, улыбаясь ему той же улыбкой, что сияла на его губах десять лет тому назад. Он посмотрел на меня, сощурив глаза, обрамленные длинными нежными ресницами:

– Ты самая красивая девушка, что я встречал, и даже превосходишь мою матушку.

Мать Чи Мо была наложницей моего правителя-отца и ушла из жизни много лет назад, однако ее смерть по неизвестной причине хранили в секрете, о ней знали лишь отец и моя мать.

Несмотря на то что брат рос без матери, с детства он был тихим и добросердечным мальчиком, который избегал драк, и это не изменилось и тогда, когда он повзрослел. Раскрывшийся цветок все еще вызывал в нем легкую улыбку, и лицо его все так же озарялось светом при взгляде на небо. Когда день близился к ночи, Чи Мо каждый раз взбирался на самую высокую точку стены дворца и играл на цине. Над его головой собиралось множество птиц, их перья опадали вниз и, отражаясь в глазах брата, делали их голубовато-серыми, а облака расцветали пьянящими красными цветами.

Он прожил так сто лет, и каждый раз я спрашивала Чи Мо:

– Разве тебе не одиноко?

Он смотрел на меня и отвечал:

– Пока со мной ты, Де Чэ, я никогда не буду одинок.

Мы с братом стали сильнейшими в нашем клане, но, в отличие от меня, гордости правителя, отец сына недолюбливал. В нашем детстве, видя нас играющих вместе, отец подходил к нам и уносил меня прочь, оставляя Чи Мо одного. И все же он не обижался, и когда я каждый раз оборачивалась, то видела его спокойно стоящим на горизонте и с яркой улыбкой смотрящим вслед мне, все сильнее отдалявшейся.

Когда я в первый и последний раз спросила отца, почему он невзлюбил сына, теплое выражение на его лице тут же поледенело. Он провел по моим волосам и произнес:

– Однажды, когда я стану стариком, ты станешь правителем клана духа, Де Чэ. Ты войдешь в тронный зал и сыграешь на цине для нашего великого императора, и твоя музыка заполнит всю Снежную империю. Ты – моя гордость, Де Чэ.

Подняв голову, я встретила лицо отца, полное гордости, свойственной небесным богам. Он гладил меня по длинным волосам, и на его губах появилась тихая улыбка.

Я никогда не винила его, но при взгляде на брата мне становилось невыносимо грустно, ведь, как и я, Чи Мо боготворил отца, величайшего мастера игры на цине в истории клана духа. Каждый раз, стоило только упомянуть его имя, в глазах брата загоралось восхищение, тогда как сам отец продолжал относиться к Чи Мо с холодом.

Отец служил личным музыкантом правителя Империи льда, и его музыкальный талант превосходил талант всех мужчин клана духа. Прежде трон нашего клана занимали исключительно женщины, их музыка лилась мягким великолепием, но музыка моего отца напоминала палящее солнце и ревущий снежный ветер. Я не слышала его первое исполнение после назначения императорским музыкантом, до меня дошли лишь рассказы, гулявшие среди людей нашего клана. Говорили, в тот день дух музыки отца воспарил в небе над всей Империей льда, подняв птиц высоко к небесам, и их пение еще долго звучало над Снежной крепостью.

Для отца я была гордостью, он каждый раз брал меня с собой в крепость на разные празднования и, сажая высоко на плечи, говорил каждому магу, мечнику, прорицателю:

– Моя дочь, лучший музыкант во всем клане.

Свесив голову, я видела на его лице перевернутую улыбку, ветер тронного зала со свистом трепал мое платье и волосы, а со всех сторон на меня смотрели улыбавшиеся лица. Но даже тогда меня не покидали мысли о Чи Мо, о крошечных листьях вишни на его длинных ресницах.

Каждый раз, когда меня забирали в Снежную крепость, брат провожал меня до ворот дворца клана духа и, склонив ко мне лицо, говорил:

– Я буду ждать твоего возвращения, Де Чэ.

Отдаляясь от дворца, я каждый раз оборачивалась к нему. Стоя там в своей длинной мантии, развевающейся на ветру, и со спокойной улыбкой на губах, Чи Мо был подобен свету далекой звезды – так же туманен и слаб. Вокруг нас мелкие снежинки без устали бились о черные стены крепости, жестоко и нежно, словно стремясь прекратить свое существование.

По возвращении я обнаруживала Чи Мо, сидящего в ожидании меня на самой высокой точке стены. На его коленях лежал гуцинь1, а тонкие пальцы скользили по его струнам, создавая переливчатую мелодию. Над его головой собирались загадочные птицы, и их перья густым слоем опадали вниз. Я смотрела на своего брата – такого безмятежного и полного величественности, – и на глазах моих наворачивались слезы.