– Эй, красотка, мы тебя хотим. Слушай, да ты сегодня просто маленькая фея. Прикид как у боженьки, покровительницы маленьких розовых поросят, – чуть не сбил меня с невысоких каблучков насмешливый, до ужаса знакомый бас, который я рассчитывала больше никогда в жизни не услышать. Знаете, что я делаю, когда мне страшно? Правильно. Бегу. При чем бегу я как лось от пожара, дезориентированно, петляя и не разбирая дороги. Вот и сейчас я сорвалась с места и ломанулась прямо на проезжую часть. Заметалась между машин, слушая визг покрышек по асфальту, мат, несущийся из открытых окон автомобилей, клаксоны, и самое страшное… Грохот шагов за моей спиной. А потом я взлетела в воздух, свалилась животом на чужое плечо, всхлипнула, подумала, что подол платья задрвался слишком высоко. Попыталась вспомнитт какие на мне трусы. Расстроилась еще больше и обмякла. Насиловать меня в этом бельишки точно никто не решится. Позор правда, если меня в морге разенут потом, а на мне панталончики расписанные… Розовыми поросятами, черт.

– Что ж ты неугомонная какая? Прямо неуловимый Фунтик. Не дергайся. Ты боссу нужна. Он велел тебя доставить срочно. Только тебя. Детка. Говорит ручки у тебя просто волшебные. Шаловливые ручки. Странные вкусы. Не поймешь их властных и богатых.

– Ну за что? – хныкнула я. Похоже сегодняшнее сватовство летит псу под хвост. – Я никому ничего не рассказывала. И хочу домой. Там меня киска ждет моя. Я поиграть с ней должна.

– Киска и параша, говоришь? – хохотнул Буй. Ну да. Если кто не понял, меня догнал поганец приспешник сатаны. – Класс. Круть. А ты затейница. Может бугор и не так уж и не прав.

– Помогите, – запищала я. Но меня никто не услышал. А может и услышал, но связываться с горой мышц не нашлось дураков. Эх, не дождется своей нареченной Поликарп Дормидонтыч.

6 апреля (вечер совсем не томный)

Если дурдом не удается организовать, то нужно его возглавить.

Поликарп Дормидонтыч не самый плохой вариант. Всяко лучше полудохлого, самоуверенного (дальше следует непереводимая игра слов, с использованием местного диалекта)

Лев Толстой жив.

Никогда в жизни не спасать оборзевших наглых мужиков. Даже под дулом пистолета.

ВСЕГДА!!! Проверять торбу перед уходом с работы.

Убить Парашу.

Вытащить из сумочки щипцы для кастрации быков (откуда они там взялись, ума не приложу)

Не вытаскивать щипцы, положить туда еще электрошокер для КРС.

В Дормидонтыче я не ошиблась. Только ручонки у него, помимо того, что трясутся, ещеи потные.

Во что превратилась моя жизнь (вопрос риторический)

– А вы всегда гостей в багажнике возите? – проклацала я зубами, мелко трясясь в припадке ярости и обиды. Черт, платье помялось, и одна рюша оторвалась. Мама меня убьет.

– Нет. Гостей нет. Трупы часто, – хмыкнул проклятый подонок. А у меня сердце провалилось в пятку, от чего-то в правую, судя по ощущениям. – Да шучу я. Ты первая. Просто я не знаю, чего от тебя можно ожидать. Перестраховался. А что, вам неудобно было мадам?

– Мадемуазель, вообще-то. Да нет, знаете, прекрасно отдохнула. Вздремнула даже. Если бы тут скотом не пахло, было бы вообще как в бизнес классе супер джета. Ну… – рявкнула я, больше не сдерживаясь.

Уставилась на поганца, растерянно гладящего на мою развалившуюся в позе патриция персону. Мне бы еще виноградную гроздь, и хоть картины пиши. Поди сам Рубенс в гробу завозился, из-за зуда в руках. Ага.

– Чего?

– Капчо. Вообще ты какой-то долдон, ей-богу. Я сама что ли должна вылазить из этого шарабана? Я же девочка, – он точно меня убьет. Вот прямо сейчас. Просто тюкнет по башке вон тем ключом баллонным и прикроет крышку. Выдернул меня Буй на свет божий без пиетета. Как свеклину из земли. Я даже перестала переживать, что все вокруг мои трусы увидят. Их и так сегодня не лицезрел только несчастный Дормидонтыч.

Я огляделась по сторонам. Шикарный квартал. Высоченная стрела из уносящаяся в небо, жилище богов и сильных мира сего.

– Шевели булками, девочка, – некуртуазно подтолкнул меня в спину чертов вертухай, прости господи. – Или нести тебя опять?

Я сама.

Лифт вознес нас пятидесятый этаж, если судить по светящимся на табло цифрам, и у меня резко подскочило давление, судя по тому, как я налилась шикарной краснотой. Ну да, я боюсь высоты. Но еще больше я боюсь высоты в компании приспешника сатаны с лицом горного тролля.

Платье можно выкидывать. Эх. Недолго я побыла девочкой. Мама бы не оценила. Точно, мама. Я снова провалила ее план. И теперь… Лучше пусть меня наживо расчленят в этом небоскребе. Да. Будет менее болезненно.

Странно, но в помещении, которое находилось прямо на небе, царил полумрак. И потому я не сразу увидела сидящего в высоком кресле Леднева. Король, просто король, мать его. Свет вспыхнул неожиданно. Как раз в тот момент, когда я сунула руку в свою «сумочку» больше похожую на чувал челнока. Ну да, я люблю крупные аксессуары. А в эту шикарную сумку умещается пять круассанов, бутылка вина, батон, кусок мяса килограмма в полтора, ну и так по мелочи.

– Опять она? – простонал несчастный олигарх. Испуганно? Странно. И если честно, мне даже его стало немного жалко. Да и вообще сегодня его королевское высочество мне понравилось еще меньше даже, чем в прошлый раз. В прошлый раз то хоть понятно было, что он от кровопотери бледнеет и теряет сознание. А сейчас, судя по землистому цвету лица мужика и капелькам пота над его каменной верхней губой, дело то швах. – Буй, я же просил…

– Слышь, Герыч, я честно ехал за лепилой. А тут она. Ну я и подумал. Она в курсах, денег ты ей отсыпал как за мост железный в прошлый раз. Ну и баба, ссыкло же.

– Подумал? Ты умеешь, мать твою? – взревел пациент мой, слишком даже как то бодро для умирающего. Глазами завращал. Так, что я то будь бы послабее духовно, испортила бы свои панталоны с поросятами, а так только присела, и что-то нащупала наконец в своем ридикюле. Нет, не дамся без боя. – Эй, чего встала? Толстому плохо. С него начни.

– Толстому? – все, похоже у мужика начался сепсис и прямо сразу ушла в мозг зараза. Надо тянуть время, может у него просветление будет. – А это которому? Их там вроде было трое. Один, там про дубы писал. Нас замордовали в институте. Ага. Образ дуба в литературе классика. Я прямо… Эй, да ладно. Я же понимаю, тот то умер давно. Ну. В принципе они все уже… Мне вот из всех из них больше всего Буратино зашел. Но там тоже вопросов много. А так…

– Буй, убей ее. Только сначала выдерни язык, – приказал Леднев. Человек гора двинул в мою сторону, я наконец-то выхватил то, что нащупала в сумке, уставилась на свою руку и обалдела.

– Только троньте меня. Я вас… Я вам…

– Это что у тебя такое? – в этот раз голос мерзавца, которому я, на минуточку спасла жизнь, зазвучал заинтересованно.

– Клещи для кастрации быков, – боже, боже. Я наверное умерла, а это ад для идиоток. Точно. Еще в багажнике наверное откинула туфлишки. И в этой реальности и Толстые живы. И…

– Буй, теперь ты понял, почему нельзя тащить в дом толстых баб, у которых в голове каша? Чего встал, отними у нее это орудие пыток, проверь сумку и отведи ко Льву. Быстро.

Ну все. Теперь меня точно не найдут. Даже косточек. Даже… Лев Толстой… О нет, только не он. Лучше бы живому льыу, настоящему скормили.

– Это, шеф, я боюсь, – прохрипел амбал, опасливо косясь на инструмент в моей ручонке. Я сделала зверскую физиономию и выпад в сторону Буя. Он шарахнулся назад. Я захохотала как ведьма и заплясала на месте.

Помирать так с музыкой. Льву они меня скормить хотят. Хамы. Хамы. Сволочи. Не дамся живой. Да я…

Ну, немного не успела я додумать свою мысль. Запнулась о ковер, валяющийся на полу и со всего размаха ляснулась на спину. Клещи выпали из руки и с грохотом отлетели к ногам Леднева, завороженно наблюдающего за действом. А, нет, он похоже выключился. Интересно, на каком моменте моего зажигательного выступления?