Ток. Меня словно дёрнуло током. Тряхнуло, пронзило, перевернуло. Вот только это не был тот мерзкий ток, чьё действие на тело я проверяла в розетке. Это было человеческое электричество, а я была анодом. Или катодом. Или… неважно.
Мне почему-то не хотелось отпускать его губы, не хотелось разжимать наших объятий, но я всё же сделала это и отступила назад. Голова кружилась. Так вот, значит, каким должен быть поцелуй!
— Али… Мари, — прошептал Герман, — дай мне немного времени, чтобы разобраться. С Верой, с моими обязательствами, с фирмой. Пожалуйста.
Я пожала плечами.
— Наверное, это надо было сделать до…
Не то, чтобы мне хотелось его упрекать. Я ведь тоже до сих пор не разобралась с Артёмом и нашими с ним недоотношениями. Но теперь, когда я знаю, что никакой Алисы не было, это будет сделать проще.
— Наверное, — согласился мужчина. — Но для меня ты была девушкой моего брата. Младшего брата. Я не мог.
— Тебе не кажется, что это не совсем честно по отношению к Вере? — уточнила я, искоса посмотрев на него.
— Нет.
Он не стал вдаваться в подробности, а я не стала спрашивать. Его отношения — это его отношения. Мы гуляли по улицам, которые здесь называли линиями. Я, конечно, уже читала основные сведения о городе, поэтому ждала, что Герман начнёт рассказывать о каналах и Меншикове, но мужчина молчал. Мы зашли в довольно просторное кафе на Большом проспекте — очень уютном, несмотря на ширину, со старинной густой аллеей вдоль проезжей части.
— Мари, расскажите мне, пожалуйста, подробнее о том, что произошло в тот вечер. Я должен это знать.
— Ты тоже считаешь, что Осень лжёт? Или всё же допускаешь мысль, что…
— Я говорил с Виталиком. И у меня сложилось ощущение, что если кто-то лжёт, то это именно он. Я могу допустить, что у парня стресс, и поэтому он вертится, как уж на сковородке. Я не про эмоции. Но он путается в собственных ответах. Даже странно, что психолог этого не уловила.
Мы сидели друг напротив друга, и почему-то было странное чувство, что мы давно знакомы, и что передо мной — родной человек. Или это мир обволакивает, создавая новую псевдоисторию? Может ли он, например, изменить мою предысторию, если я раскусила его хитрость? Или если я рассказала о ней кому-то ещё и этот кто-то — поверил?
Герман внимательно слушал мой рассказ. Губы его подрагивали. Я уже знала, что это говорит о его сильных внутренних эмоциях. Мужчина был слишком сдержан, словно задался целью никак не проявлять чувств. Когда я дошла до появления в домике Камиллы, на его щеках заходили желваки, и я не выдержала, протянула руку и коснулась одного из них. Интересно, а у меня так же? Или это чисто мужская особенность? Как раз вчера я начала читать учебник по анатомии… Восхитительно! Столько нового открыла. Мужчина вздрогнул и посмотрел на меня.
— Извините. Я… мне просто было интересно.
И колюче. Приятная такая лёгкая колючесть. Я снова принялась тянуть коктейль через трубочку. Герман как-то резковато выдохнул:
— Что вы собираетесь делать дальше? Насколько я понял, всё то, что вы мне рассказали, очень трудно будет доказать. По крайней мере, я сделал такие выводы из разговора с Верой.
— И что говорит Вера?
— Виталий уходил из дома вместе с Камиллой. Примерно на полчаса. Меня в тот день уже не было. Я довёз мальчика в пятницу до его дома, затем уехал в Выборг и вернулся в понедельник ближе к часу дня. Но Вера при мне сообщила отцу об этом нюансе. Однако на допросе она показала, что ни Виталий, ни Камилла не отлучались с праздника.
— Яша сказал, что от дома отъехала машина, и она должна была попасть в поле видения камер местного магазина…
— Это машина Веры. У Виталия, разумеется, прав нет. Вера же никакого отношения к преступлению не имеет. Обвинить её в причастности к нему будет затруднительно. Да и не имеет она к нему отношения. То, что за рулём был Виталий — доказать вряд ли возможно.
Я закрыла ладонями лицо. Герман мягко коснулся моего запястья.
— Мари, я не знаю, чем могу помочь. На празднике, насколько я знаю, было что-то около ста человек, и все они будут утверждать, что Виталий всё время был там. Вряд ли кто-то в суматохе заметил его отлучку. Тем более, насколько я понял, всё это произошло, когда часть гостей уже была изрядно пьяна, чествования именинника завершились, и все просто развлекались.
— А ты можешь сообщить полиции, что Вера лжёт?
Он помрачнел. Я положила руки на стол и прямо посмотрела на него. Он ответил таким же взглядом.
— Могу. Но вряд ли это будет эффективно. Я заявлю, что Вера обманывает, она заявит, что я лгу. Её отец так же опровергнет мои слова. Что ты планируешь делать с Артёмом?
— Я хочу снять квартиру. Было довольно сложно, но я разобралась в вашей денежной системе. У меня оказались деньги на первый месяц аренды. Если очень экономить, то на два. А дальше я выйду на работу и…
— Дальше посмотрим, — улыбнулся Герман, поднялся и помог мне накинуть плащ.
На улице нас встретил дождь. Мужчина раскрыл зонт над моей головой. Я снова взяла его под локоть.
— Хочешь я оплачу Осени курс у психолога? — предложил мой спутник. — Мне кажется, она довольно в тяжёлом состоянии. Вот это бегство из дома… Подростку вообще тяжело. Гормоны, и вот это всё… А тут ещё…
— Я подумаю, — осторожно ответила я.
— Ты знаешь, что такое «психолог»?
Я рассмеялась. Безумно приятно, что хоть кому-то можно признаться честно:
— Нет.
Когда мы расставались, мне вдруг пришла шальная мысль в голову. Ведь все же знают: результат любого опыта без его повторения не может претендовать на истинность? А вдруг мне всё показалось с тем поцелуем? Как я могу быть уверена, что верно оценила его эффект? И я снова потянулась к его губам.
А потом мне понадобилось ещё какое-то время пройтись, чтобы успокоить разбушевавшиеся эмоции, но всё равно, поднимаясь в лифте, я почему-то глупо и счастливо улыбалась. Может потому, что эксперимент удался? Хотя ради его чистоты нужно, конечно, проверить неоднократно, но… «Может, существуют люди-магниты? Человеческое электричество, индукция, магнитное поле и…»
Я открыла дверь и вошла в квартиру.
И замерла. Что-то было не так.
Остановилась, огляделась. Тишина. Прошла в комнату Осени. Девочка спала, раскрасневшись от температуры. Глаза опухли от слёз, ресницы слиплись стрелочками. На стуле рядом лежали рыжие апельсины. Я взяла пустую банку и пошла на кухню.
— Привет, — донеслось откуда-то позади.
Банка выпала из моих рук. Я едва ли не подпрыгнула.
— Напугал? — спросил Артём, обнимая меня и притягивая к себе.
Мне не понравился его голос. Вкрадчивый и какой-то… хриплый, что ли. Возбуждённый.
— Артём, отпусти. Мне надо сделать морс и…
— Потом, Лиса-Лисичка. Сделаешь на полчасика позже… Или не сделаешь. Какая разница?
Я обернулась, вывернувшись из его захвата, но Артём не отпустил. Совсем рядом, перед моими глазами — его помутневшие голубые с расширенными зрачками. Я попятилась, упёрлась попой в стол. Артём следовал за мной.
— Лисичка, — прохрипел парень и потёрся щекой о мой висок, — я так долго ждал…
— Артём, — попыталась я воззвать к его рассудку, — перестань. Мы это уже обсуждали с тобой и…
Он пьян? Но запаха алкоголя не ощущалось.
Внезапно его руки легли на мои ягодицы, подхватили и посадили меня на стол. Я упёрлась ладонями в мужские плечи.
— Перестань!
Но вместо логичного осознания моей просьбы (а скорее запрета), Артём вдруг поймал губами мои губы, а руки его принялись шариться по моей спине, задирая свитер.
— Я так соскучился, — бормотал мужчина, бёдрами раздвигая мои ноги и целую шею.
«Меня сейчас изнасилуют», — тупо осознала я, остолбенев от неожиданности. С одной стороны, это прекрасный эксперимент по анатомии, а с другой… Бездна! О чём я думаю⁈ Я завопила и боднула лбом его лоб. Удар в лоб — один из самых болезненных, но мне не хватило рычага. Артём зарычал, восприняв бодание, видимо, как заигрывание самки перед спариванием. Тогда я просто влепила парню оплеуху. Со всех чувств.
