— Ко мне ты добр.

— Ты — моя прихоть, — хмыкнул парень. — А ещё ты меня выручила из одной основательной проблемки. Ладно, ты совсем отрубаешься. Спи давай.

Вскочил, выключил телевизор и вышел.

Осень свернулась калачиком, закрыла глаза и провалилась в сон. И сотни рук из темноты схватили её, разрывая и лапая. Чьи-то острые когти зажали её нос, вцепились в волосы. Девочка забилась, захлёбываясь криком.

— Тш-ш, тише, — её встряхнули, и она увидела совсем рядом черешневые глаза. — Ты так полицию накличешь. А это нам совсем лишнее. Мне ещё не хватало обвинений в педофилии. Для счастья.

— Я засужу этих подонков, — всхлипнула Осень.

У неё тряслись губы и горели щёки. Эй хмыкнул:

— У меня был вариант получше. Я, пожалуй, схожу за успокоительным каким-нибудь. Аптеки, наверно, уже открылись.

Она вцепилась в его руки.

— Не уходи, — всхлипнула. — Мне страшно. Или я пойду с тобой и…

Девочка принялась сбрасывать пледы, но Эй лёг рядом поверх одеяла, сгрёб Осень, вместе с её коконом.

— Ну ок. Не уйду. Спи.

И Осень снова провалилась в сон.

Рук не было. Тьмы не было. Только снег. И столетние ели. И огромный волк, весело ухмыляющийся огромной клыкастой пастью. Но его девочка почему-то совсем не боялась. Она зарылась в серый мех, чуть-чуть пахнущий псиной, и смотрела, как с ватного неба, кружась, падает белый снег.

«Я их засужу», — подумала с ненавистью и шмыгнула носом.

Если вдруг читатель сомневается, что сцена насилия на даче могла иметь место в действительности и образы негодяев кажутся карикатурными, а их действия противоречащими здравому смыслу, то читатель может погуглить «насилие на вписках». Но не рекомендую. Это очень тяжёлая информация.

Обратно они ехали на автобусе, уютно устроившись на парных мягких сидениях. Слушали музыку: сначала Летова, Башлачёва и кого-то ещё из плейлиста Эйя, а потом любимую Алёну из треков Осени. Девочка положила спутнику голову на широкое плечо и дремала. Он обнимал её, небрежно, возможно, лишь для того, чтобы просто куда-то девать правую руку.

Метро оказалось забитым: люди возвращались с дач. Эй и Осень смогли встать в уголке, прислонившись к дверям с надписью «не прислоняться». Парень обнял девочку, и усталая девятиклассница почти лежала на его груди. Движение электрички убаюкивало, голос певицы в наушниках сливался с музыкальными инструментами. Осень вздрогнула, когда Эй вдруг ожил и потянул её на выход. Захлопала сонными глазами.

Пересадка.

На Садовой, как обычно, было много народу. Девочку снова замутило. «Почему он не вызвал такси?» — подумала она, когда в новой электричке снова не оказалось сидячих мест. Ткнулась в его плечо и снова задремала.

Петроградка встретила парочку моросью и холодом. Осень проснулась. Эй держал её за руку, и его ладонь была широкой и очень горячей. Они шли по тёмному мокрому проспекту, и девочка послушно брела за спутником, не задавая вопросов. Перед самым домом парень вдруг остановился, обернулся к ней, взял за плечи и заглянул в глаза. Тени причудливо искажали его лицо.

— Подавать заявление в полицию — не самая лучшая идея, честно тебе скажу, — серьёзно сказал он. — Впрочем, поступай на своё усмотрение.

— Мы ещё увидимся? — её голос дрогнул, и Осень закусила губу.

Эй хмыкнул и ухмыльнулся:

— Зависит от твоего желания. Какие ж вы, девочки, всё-таки девочки.

В парадной оказалось темно. Видимо, лампочка перегорела. Осень замерла, внутренне сжавшись.

— Никого нет, — уверенно заявил парень позади неё.

— Откуда ты знаешь? — ворчливо отозвалась она.

— Такие вещи я чую. Идём.

Он снова взял её за руку и повёл по лестнице. Дверь в квартиру Осень открыла своим ключом. И сразу нос к носу столкнулась с Людмилой Прокофьевной.

— И эта с мужиком! — возмутилась соседка. — Не квартира, а бордель! Петровна, иди посмотри на своих дочерей…

— Тётя Люда… — пискнула Осень, заливаясь краской.

Крепкие руки вдруг притянули её со спины.

— Когда некому юбку задрать, то поневоле позавидуешь, да, тёть Люд?

Девочка обернулась, чувствуя, как заполыхало лицо. Эй ухмылялся, прямо и зло глядя на соседку.

— Я сейчас полицию вызову, юный хам! — взвизгнула та.

— Думаешь, один я не справлюсь?

— Это ещё что такое? — из кухни вышла мать. Нахмурилась. — Осень, живо в комнату. Молодой человек, вы…

— Яша, — отозвался Эй, удерживая Осень.

— Яша, будьте добры, уберите руки от моей дочери. И я вас не задерживаю.

— Нелли Петровна, вы только вот посмотрите на эту молодёжь…

— Я не добр, — пояснил Эй, в упор глядя на разгневанную женщину, — и добрым не буду. Но, если бы это была моя дочь, уверен, я бы позаботился о ней лучше. Вы очень плохая мать, Нелли Петровна.

— Вот родите дочь, и тогда поговорим, — процедила та.

Осень обернулась к Эйю:

— Яша? — переспросила с запоздалым недоумением.

— Ты можешь звать меня, как звала, — ухмыльнулся тот. — Говорил же: у меня много имён.

— Молодой человек, немедленно покиньте нашу квартиру…

Дверь в комнату Осени открылась, и на пороге показалась Алиса. Сестра была в серых джинсах и растянутом свитере. Она быстро оглядела всех, посмотрела на Осень, на Эйя.

— Добрый вечер. Мам, подожди. Молодой человек проводил Осень до дома, в этом нет ничего плохого. Вы, наверное, хотите чаю, Яша? Или, может, чего-то существеннее?

— Водочки бы, — засмеялся Яша-Эй. — Чаю с водочкой…

Осень наступила ему на ногу.

— С водичкой, то есть. Оговорился случайно. Люблю, понимаете ли, чай с водичкой. Но не буду. Передаю вам с рук на руки вашу дочь, многоуважаемая Нелли Петровна. И донесите до сведения многонеуважаемой соседки, что, тявкая на всех подряд, можно случайно угодить в пасть к волку.

И нежеланный гость, круто развернувшись, покинул квартиру.

— С тобой всё в порядке? — Алиса подошла к сестре, хмурясь и вглядываясь в её лицо.

— Нет.

— Пойдём, расскажешь, — она увлекла Осень в комнату.

Людмила Прокофьевна продолжала что-то визгливо высказывать соседке. Алиса плотно затворила дверь.

— Что случилось?

— Всё хорошо, — Осень потряхивало. Она села на кровать и обхватила себя руками. — Меня едва не изнасиловали, но в остальном…

— Что⁈

— Яша меня спас. Но… там…

Алиса села рядом, обняла сестру, притянула к себе.

— Может быть, тебе принести воды?

— Не перебивай меня! — закричала Осень, вскочив. — Ненавижу! Вас всех. Зачем было рожать, если даже квартиры отдельной у нас нет⁈ Зачем плодить нищету? Чтобы всякие сволочи потом могли издеваться, как хотят⁈

Она не заметила, что в комнату вошла мать.

— Зачем вообще рожать⁈ Яша предлагал, но я отказалась. А, наверное, надо было, потому что сволочи! Потому что…

— Осень, подожди. Ты же ехала к Камилле…

— Вот к ней-то я и приехала, — девочка засмеялась, слёзы брызнули на щёки. — Правда ехала не к ней, а Витэлю. Но он тоже мудак.

— И Витэль попытался…

— Не он! Он трус! Трус и гад! Подонок! Он просто… Он даже изнасиловать не мог сам, потому что трус! Но ему помогли…

— Что⁈ — это уже вмешалась мать. — Тебя обесчестили?

— Нет! — рявкнула Осень.

— А ты небось и не сопротивлялась?

— Пятерым мужикам⁈ Я бы посмотрела, как ты… Мама, идём в полицию. Эти твари должны сесть. И лучше на электрический стул! Их было пятеро…

— А Камилла? Всё это произошло у неё дома? — тихо уточнила Алиса.

И за этот вопрос Осень возненавидела сестру ещё сильнее.

— Я ехала к Витэлю! Вот только там…

— То есть ты мне солгала? — холодно уточнила мать, скрестив руки на груди и прислонившись к двери. — Шлюха малолетняя. Сказала мне, что к подружке, а сама к мальчику рванула? Зря они тебя по кругу не пустили, тварь малолетняя.

— Мама! — Алиса вскочила.

— Сука не захочет — кобель не вскочит, — процедила мать.