Глаза Безбородко расширились от ужаса.

— Ты что, с ума сошел? — закричал Аполлон и попытался ударить меня в грудь, но я блокировал его удар, с легкостью развернув его лицом к себе. Теперь он стоял напротив меня, тяжело дыша и глядя мне прямо в глаза.

— Почему ты это сделал? — спросил я, пытаясь держать голос спокойным, хотя внутри все кипело. — Что, совсем крыша потекла на почве поражения?

Он скривил губы в презрительной усмешке и дернулся в моих руках, но я не дал ему шанса вырваться. Его глаза горели яростью, но в них не было того триумфа, который я ожидал увидеть.

— Ты меня достал, Николаев, — выплюнул он и вновь попытался применить магию. На этот раз свет превратился во вспышку, которая на мгновение ослепила меня. Я почувствовал, как его руки рванулись вверх, чтобы атаковать еще раз, но я отступил и одним движением погасил его заклинание.

— Магию вне классов применять запрещено, — спокойно сказал я. — Поэтому сейчас я буду тебя бить, если снова попытаешься напасть. Поговорим.

Схватив его за плечо, я потащил его к лестнице, ведущей в кладовку. Он сопротивлялся, но все попытки вырваться были тщетны. Я открыл дверь пустого помещения и втолкнул парня внутрь. Он врезался в здоровенный шкаф и упал на колени, тяжело дыша, но быстро поднялся, исподлобья глядя на меня.

— Рассказывай по-хорошему, — потребовал я. — На кой-черт ты это сделал?

— Пошел ты к черту! — рявкнул он. В его глазах была ярость, почти бешенство. — Я ничего не писал! Ты серьезно думаешь, что я — я! — стал бы делать такое за твоей спиной?

Я остановился, вглядываясь в его лицо. Было что-то в его тоне, в его голосе, что заставило меня усомниться в его виновности. Безбородко был самоуверенным и честолюбивым. Он мог идти на конфликт, но пока что всегда делал это открыто.

— Мне ты не нравишься, Николаев, — продолжил Аполло, поднявшись на ноги. — И я скажу тебе это прямо в лицо. Я не стану скрываться за надписями на стенах. Я даже готов вызвать тебя на дуэль, если потребуется, пусть и лягу на ней. Но обвинять меня в такой мелкой подлости?

Безбородко зло сплюнул на пол. А крепкий орешек, пусть и в теле хиляка. Видимо, и правда с принципами.

Он говорил вызовом и злобой, да, но не было в его глазах той хитрости, которую я ожидал увидеть. Аполло не выглядел тем, кто рад своей проделке, кто торжествует над унижением противника.

— Значит, утверждаешь, что это не ты. — Я скрестил руки на груди. — Чем докажешь?

— Тем, что меня не могло быть в холле. Этим утром я постоянно был на виду и просто не успел бы добежать до главного корпуса. Спроси Баранова, на посту охраны, да кого угодно с нашего этажа.

— Предположим.

— Поверь, Николаев, если я решу бросить тебе вызов, то сделаю это открыто. Моя семья — потомственные боевики. Мы не прячемся от врагов, а смотрим им в лицо.

Что ж, такая прямолинейность мне даже понравилась. Безбородко, конечно, мог солгать. В нашем сословии лгать учатся раньше, чем ходить. И все же сейчас я ему верил.

А в следующий миг дверь распахнулась, и вспыхнул свет лампочки. Я резко обернулся и увидел Леву с Юсуповым.

— Вы что здесь забыли? — Прорычал я.

— Боялись, что ты можешь его пришибить ненароком, — улыбнулся Феликс. — Но, судя по тому, что мы подслушали за дверью, у вас тут даже конструктивный диалог.

Подслушивали, значит. Нет, я, конечно, ценю преданность и заботу, но это было лишнее.

— Мы все слышали, — сказал Лева, подойдя ближе. — И знаешь, Алексей, я думаю, что Аполлон говорит правду. Я знаю его семью, и он тебе не солгал. Безбородко не плетут интриг.

— Потому и оказались в столь бедственном положении, — вздохнул Феликс. — Но тут соглашусь с Левой.

Аполлон отряхнулся и поправил съехавший пояс, а затем уставился на нас.

— Ты все еще мне не нравишься, Николаев, и я считаю тебя выскочкой и мутным типом. Просто знай это. И я тебе не верю. Но! Вся эта ситуация затронула и мою честь. Поэтому я предлагаю временно объединиться и найти того, кто меня подставил.

— Курсант, подайте, пожалуйста, еще одну чашку для его благородия.

— Разумеется, выше высокоблагородие. Одну минуту.

Я как раз закончил разливать чай офицерам, когда заметил, что в дверях столовой появился Лева. Взъерошенный, взволнованный, да еще и в помещении, куда обучающимся был запрещен вход. Львов пробирался через зал, явно стараясь не привлекать к себе внимания, но его напряженное лицо красноречиво свидетельствовало, что что-то было не так. Я забрал пустой поднос и подошел к нему.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я шепотом, оглядываясь, чтобы убедиться, что нас никто не слышит.

— Алексей, тебя вызывает Сумароков, — прерывающимся голосом сообщил он, — Срочно!

Начальник медсанчасти? Что-то с Андреем?

— Романов?

Но я понимал, что Льву, вероятно, запретили говорить что-либо конкретное. Он нервно потупил взгляд, избегая моих глаз. Офицеры за столами все еще о чем-то переговаривались между собой, не обращая на нас внимания. Но только Шереметева заметила появление Левы и тут же поманила нас обоих за свой стол.

— Ваше превосходительство, прошу прощения, — голос Левы сорвался от волнения. — Начальник медсанчасти срочно требует Николаева к себе…

Глава Спецкорпуса перестала жевать и молча кивнула.

— Ступайте, Николаев, — сухо сказала она. — Я зайду позже.

Кивнув в знак благодарности, я поспешил за Левой. Мы почти что бежали через коридоры замка к медсанчасти. Я чувствовал, как внутри меня растет тревога. Что именно могло случиться?

Мы ворвались в медицинский блок, и Лев сразу направил меня к палате, где разместили Андрея. Там меня тут же встретили встревоженные взгляды врачей, стоявших у дверей.

— Николаев, вы быстро. Львов, благодарю за оперативность. Прошу внутрь.

Сумароков кивнул мне, жестом приглашая войти. Я медленно сделал шаг вперед и остановился, увидев происходящее.

На кровати, содрогаясь в конвульсиях, лежал Андрей. Его мышцы были словно перекручены, суставы выгнуты в неестественных позах. Несколько медиков пытались удержать его, чтобы он не причинил себе вреда. Я услышал его стоны, переходящие в хриплые крики. Андрей метался, сжимая зубы, его глаза закатывались, а кожа была влажной и бледной, с едва заметным синеватым оттенком.

— Что с ним? — спросил я, хотя прекрасно ответ. Ломка. Самая важная фаза. Его эфир боролся с Искажением.

Сумароков отступил в сторону, позволяя мне подойти ближе.

— Это началось недавно, — негромко сказал он. — Организм Романова вступил в фазу кризиса. Мы полагаем, что энергия аномалии и его эфир вступили в решающую схватку. Его тело не справляется с таким объемом энергии…

— Я нужен как донор, — кивнул я и принялся снимать китель. — Сейчас сделаем.

— Вы — наилучший вариант, Николаев. Вы родня, пусть и не самая близкая, и конфликта эфиров удастся избежать. Организм великого князя не потратит силы на сопротивление и сразу же примет жизненную силу… Мы надеемся, что дополнительный эфир сможет стабилизировать его состояние, по крайней мере, чтобы уменьшить его страдания.

— Не нужно меня уговаривать, — деловито сказал я и, бросив китель на свободный стул, направился прямиком к Андрею.

Кузен в этот момент выкрикнул что-то бессвязное, и внутри меня все сжалось. Держись, бедолага. Я знаю, каково это. Прорвемся.

— Дайте мне место.

Один из маголекарей поспешно отступил, пропуская меня к изголовью кровати. Я глубоко вдохнул и наклонился к его изможденному кузену. Сосредоточившись, я взял его за руку. Эфир заструился по моим пальцам, перетекая в руку Андрея.

— Осторожнее, Николаев, молю вас.

Сначала его тело сопротивлялось, отторгая мой эфир. Искажение внутри него словно отталкивало мою магию. Андрей застонал, его мышцы вновь напряглись, как натянутые струны.

— Потерпи немного, братец, — шепнул я, хотя не был уверен, что Андрей вообще меня слышал. — Будет больно, но так надо.