У меня пряди тоже примялись и торчали во все стороны почти что параллельно полу. И я все еще чувствовал на себе запах резины, из которой были сделаны элементы армейского защитного костюма.

— Программа танцев короткая. Час-полтора потерпеть, потом по домам.

— Я не уеду, пока не получу объяснений, — неожиданно серьезно проговорил Андрей, глядя на меня в зеркало. — Леша, я все понимаю. Мы подружились, уже даже сражались вместе. Я во многом доверяю тебе. Но то, что я сегодня видел, мне не забыть никогда. Я веселюсь, но мне было страшно. Только сейчас начинает приходить осознание… Догадываюсь, что Шереметева рассказала нам не все. И уверен, что у тебя есть ответы на мои вопросы.

— Ее превосходительство обещала прибыть к одиннадцати, — ответил я. — Буду признателен, если ты дождешься встречи.

— Непременно.

Танцы прошли гладко. Андрей все-таки ангажировал Юсупову и даже станцевал с ней целых два танца — максимум для молодых людей, между которыми нет отношений. Следовало отдать кузену должное: если бы можно было наплясать на ранг, то Андрей точно заслужил бы алмазный. Танцор из него был получше, чем я. И, что главное, он получал от этого удовольствие.

Я по очереди станцевал с двумя Цициановыми, затем пригласил матушку и сестрицу Андрея. И только с Мариной мы сошлись в общей неприязни к пляскам. Через десяток вальсов гости потихоньку засобирались восвояси. На часах было почти одиннадцать.

— В вашем доме подают поздний кофе, Лешенька? — спросила великая княгиня Елизавета Александровна.

— Для вас, дорогая тетушка, я лично сварю его в любое время суток. Если, конечно, рискнете отведать мои художества…

— Предоставлю это вашим поварам, — рассмеялась гречанка. — Андрюша сказал, что мы задержимся. Где мы с детьми можем передохнуть?

Я велел Яне проводить родственников в малую гостиную, где обычно собиралась моя семья. Мне самому пришлось снова занять пост на лестнице, чтобы отблагодарить гостей и найти приятные слова для каждого. Львовы, Цициановы, Эристовы, младшая ветвь Трубецких… От усталости я с трудом удерживал всех в голове.

— Уверен, мы совсем скоро встретимся, — младший Феликс Юсупов пожал мне руку. — Ждите от меня весточки в ближайшее время.

— В Спецкорпусе точно пересечемся, — с улыбкой ответил я. — Феликс Феликсович, Зинаида Феликсовна, без вас этот вечер превратился бы в зауряднейший прием.

— Считайте, что приглашение на наш грандиозный Зимний бал у вас в кармане, — проворковала Ида. — Не могу дождаться момента, когда увижу вас с братом в парадной форме… Что бы ни говорили о моде, но на мужчинах лучше всего смотрятся только мундиры.

— Всецело согласен, — сказал я и поцеловал ей руку на прощание.

Когда за последним гостем закрылась дверь, даже матушка на всякий случай ухватилась за канделябр и без церемоний высвободила ноги из туфелек на высоченных каблуках.

— Яна, пожалуйста, принеси мою домашнюю обувь. Это невыносимо… И распорядись заварить мне чаю.

— Сию минуту, ваша светлость!

Отец вызвался проводить матушку в малую гостиную, а мы с Виктором остались на лестнице дожидаться Шереметеву. Дамой она слыла пунктуальной, так что должна была появиться с минуты на минуту.

— До чего договорились у Черкасова? — спросил я, коротая время.

— Лекарь, информация, суд и отбывание срока, — коротко перечислил брат. — Лет пять она точно получит, но я бы ставил на семь.

— А семья?

— Под охраной «Четверки».

— Информация хоть полезная?

— Черкасов за что-то зацепился. Сказал, картинка начала складываться. Ему виднее.

Я кивнул.

— Хорошо. Надеюсь, это удачная инвестиция.

— Скоро увидим. Мне не говорили прямо, но я подозреваю, что они готовят какую-то операцию.

— Держи в курсе.

— Конечно.

Входные двери хлопнули, лакей посторонился, пропуская в холл Шереметеву. Глава Спецкорпуса сунула какую-то кожаную папку под мышку, коротко кивнула нам в знак приветствия и тут же принялась подниматься по ступеням.

— Николаев. Ваша светлость.

Забавно, что брата она называла по титулу, а меня — исключительно по фамилии.

— Ваше превосходительство, — брат поклонился. — Добро пожаловать и прошу следовать за нами.

Мы провели ее мимо залов, где уже вовсю хозяйничали слуги, убирая последствия праздника. Шереметева равнодушно огляделась по сторонам, словно ее совсем не занимало место, в которое она попала.

Распахнув двери в малую гостиную, брат пропустил гостью вперед. Я замыкал процессию и плотно закрыл створки.

Навстречу Шереметевой поднялся мой отец.

— Добрый вечер, Лариса Георгиевна…

— Иоанн Карлович, — сухо поприветствовала она и обернулась к расположившимся на диване дамам и кузену Андрею. — Анна Николаевна и… ваши императорские высочества?

— Семья в сборе, — улыбнулся я. — Прошу, Лариса Георгиевна, сперва кофе.

— Он скоро польется у меня из ушей.

Но приглашение она вся же приняла под строгим взглядом великой княгини. Матушка Андрея и Марины в политику никогда не лезла, но влияние имела. Слуги молча принесли подносы с чашками, кофейниками и прочими сладостями.

— Благодарю вас, — кивнула матушка. — Мы обслужим себя сами.

Слуги поклонились и поспешили ретироваться — кому угодно захотелось бы держаться подальше отсюда.

— Не думала, что сегодняшний вечер закончится при таких обстоятельствах, — пробормотала великая княгиня.

Шереметева не улыбалась.

— Как и я, ваше императорское высочество. Меня пригласили сюда под предлогом того, что ваша семья обладает некими сведениями, которые могут быть полезны моему ведомству. По крайней мере, Алексей Иоаннович так это сформулировал.

— Мой сын не солгал, — отец поднялся и взял с декоративного стола ту самую книгу в кожаном переплете. — Мы полагаем, эти записки могут перевернуть ваше представление о том, с чем вы имеете дело.

И лишь сейчас Шереметева наконец-то заинтересовалась.

— Взгляну? — она выставила вперед руку и вопросительно уставилась на моего отца.

Я же все пытался понять, насколько они сейчас друг друга ненавидели по шкале от одного до десяти. Шереметевой хватало такта не демонстрировать неприязнь — ведь она была гостьей в нашем доме, здесь было много свидетелей, да и вообще я был обещан ей на службу.

Но напряжение никуда не делось. Отец не был эмоциональным человеком, хотя его порой пробивало на философию. Сейчас он был по обыкновению сдержан, но предельно собран. Словно в следующий момент ожидал удара.

Матушка, наоборот, скорее изучала необычную гостью. Она умела выглядеть расслабленно, когда это требовалось. Но градус напряжения в комнате все равно зашкаливал.

Думаю, где-то на семерочку.

— Прошу, Лариса Георгиевна, — отец вложил книгу ей в руку. — Теперь она ваша. Моя семья считает единственно верным передать этот… артефакт в ведение Спецкорпуса. Такая вещь не может принадлежать одному человеку или даже Дому.

Шереметева приподняла полуседую бровь и, казалось, улыбнулась с насмешкой. А затем принялась медленно перелистывать страницы, пока матушка разливала всем кофе.

Примерно на середине генерал-лейтенант захлопнула книжицу так резко, что Марина подпрыгнула от неожиданности.

— Ой! Прошу прощения…

— Откуда это у вас⁈ — Шереметева даже приподнялась с места, вцепившись в подарок так крепко, что побелели костяшки пальцев. — Иоанн Карлович, отвечайте!

— Этот вопрос уместнее адресовать моему младшему сыну.

— Николаев? — на меня уставились два горящих глаза будущей начальницы.

Я пожал плечами.

— Купил в прошлом году на барахолке в Выборге. Там на набережной по выходным продают всякий хлам. Я частенько туда захаживал. Девяносто девять процентов полное барахло и лом, но порой попадаются крайне интересные находки.

Шереметева не верила своим ушам.

— Это⁈ — она потрясла книгой в воздухе. — На барахолке?

— Вы не поверите, сколь необычные вещи там порой можно найти. Тетрадь была в плачевном состоянии. Я и взял-то ее только потому, что она показалась мне очень старой. Когда начал изучать, понял, что это либо сказка, либо выдумка, но на всякий случай кое-что попробовал. Формулы-то расписаны… И, разумеется, мы отреставрировали книгу, когда стала очевидна ее ценность.