– Сегодня все дети их возраста были в саду в последний раз. Теперь пусть готовятся к школе, и скажите внуку чтобы хоть там держал себя в руках, вот посмотрите? – с этими словами она вытащила из-за спины за руку упирающегося Леню.

Перед глазами бабушки возникло заплаканное лицо с огромным синяком под левым глазом. Так закончилось для Валика «Депутата» его дошкольное детство…

– Я выросту и отплачу за отца, – говорил мальчикам, старший брат Лени Очколяса, Очколяс Вася. Он учился уже в седьмом классе и сейчас, сидя за столом, где часто готовили уроки первоклассники Леня и Валик, рассказывал им страшную историю гибели отца, в которой, как он допускал, был замешан Федось Кузьмович.

– Они постучали тогда ночью, – продолжал свой рассказ Вася, – матерь, я, маленький еще, и сестра спали на печке. Отец лежал на лежанке и проснулся первым. Я проснулся, когда мать сказали громко; «Не иди глухой ночью!», но батька твердо ответил мамке; «Если кличут значит дело серьезное, а бояться мне нечего, у меня пистолет!»

– Семизарядный, наган? – переспросил Валик.

Но суровое лицо рассказчика нахмурилось еще больше, Валик понял, что не вовремя перебил рассказчика, не кстати, и виновато потупился. Между тем Вася продолжал.

– А уже перед рассветом тревожный звон разбудил все село. То звонил Федось Кузьмович. Горели склады с посевным зерном. Тетка Одарка говорила мне, что когда она перед рассветом выходила на улицу, то огородами бежал Федось Кузьмович так быстро, она хотела его спросить, что кто-то за ним гонится, но не успела. Но потом некоторое время спустя, когда она уже успела заснуть, то где-то через час, услыхала звон с церковной колокольни, то горели колхозные склады с зерном и там сгорел и мой отец.

Леня всплакнул, отвернулся от света керосиновой лампы, и вытер рукавом слезы. Низкие двери хижины внезапно открылись, и в комнату на глиняный пол ступила невысокого роста худая женщина.

– О, а чего вы так поздно? Вон Валику пора уже спать идти домой.

– Сейчас, мама, – ответил Вася, – Леня проведи Валика.

Леня молча встал с табуретки взял с кровати длинное пальто и надел его. Валик собрал в портфель учебники, натянул на себя пальто, надел шапку, и они выбежали на улицу, окунувшись в морозную, месячную январскую ночь.

– Ты не рассказывай никому, что тебе говорил Вася, – настороженно просил Леня, – а то еще и его, как отца убьют!

– Не бойся, и не беспокойся ни о чем, кто, кто, а я никогда и никому ничего об этом говорить не буду! – заверил друга Валик, – Леня я уже сам пойду, поздняя ночь, давай до завтра в школе!

Очколяс развернулся и скрепя по снегу валенками быстро зашагал по огороду к сумрачному видению из-за деревьев сада отсюда с конца огорода соломенной крыши хижины.

– А, где это ты так долго тынялся, га?! – спросила бабушка, как только внук переступил порог дома. И рассказав бабушке где он был, услышал в ответ:

– Ну быстренько раздевайся, да уже ж спать пора, и он ужин на столе уже б остыл, если бы я не поставила в печку, – орудуя печными вилами она извлекла горшок с и насыпала в тарелку ароматного с дымком борща с кусочками хорошо стушенного мяса, запив кружкою молока с куском пахнувшего свежего хлеба, подготовился ко сну. Поблагодарив бабушку за вкусную еду, пошел в мамину комнату, где стояла его кровать. Валик разделся и улегся в постель. Мать внезапно завертелась в постели, наверное появление сына разбудила ее.

– Ты чего так поздно?

– Мы с Леней учили уроки. Мам, а почему не поймали убийц, которые сожгли отца Очколясов?

– ГПУ некого не нашло, да и никто не видел, тогда была ночь. Да спи уже, спи, ато приснится чего ни будь страшное.

Валику не хотелось спать. Он решил про себя раскрыть преступление; «Тетка-ж Одарка видели…а может то и вправду Федось Кузьмович …?» Думалось мальчику. Мысли мало-помалу стали путанными, мягкая млость разливалась по телу, и он уже проваливался куда-то в таинственные просторы сна… Учеба в первом классе шла своей чередой. Валик успел уже получить у второй четверти три пятерки по чтению, правописанию и арифметике. Леня не отставал от Валика, и даже кое в чем преуспел его. Он, например, быстрее всех в классе решал задачки по умножению, делению, и сложению чисел. Если считать то, что друзья часто учили уроки вместе, то и учеба у них шла почти одинаково. Время летних каникул подошло незаметно с цветением садов и распустившимися почками на деревьях. Каштаны за окнами школы успели уже надеть зеленые листья и зацвели белыми соцветиями цветов. Воздух наполнился гудением пчел и тонкими ароматами распустившегося буйства природы во всей красе разноцветья, привлекая к сбору медоносного нектара обитателей пасек. Эти предвестники каникул только дополняли слова, сказанные учительницей Ольгой Васильевной:

– Завтра дети в школу не приходите. Теперь вы будете отдыхать три месяца и только первого сентября придете уже не в первый класс, а во второй. Запомните первого сентября!

Первые каникулы. Взрослее ощутил себя Валик. С завистью на него смотрели глаза детей старшей группы детского садика, куда он ходил еще в прошлом году, и вот так, как сейчас ему завидовал первоклассникам. А теперь он уже сам первоклассник, да еще и на каникулах. В честь окончания первого класса мама купила Валику велосипед и теперь он мальчик-первоклассник разъезжал на своем «Орленке» по аллеям парка, над прудами, катался по утоптанным тропинкам, что лентами вились в шелковистой траве. И ему было легко и радостно, и хотелось ездить, и ездить, и сдавалось, что он не связан с землей, что велосипед – это маленький самолет несет его в воздушном пространстве, над прудом, над зеленью трав, над деревьями парка. Лента тропинки привела его к колхозному винному погребу. На площадке возле огромного навеса стояли деревянные бочки. Возле них в брезентовом фартуке работал бондарь. Это был высокий и статный широкоплечий с длинными закрученными к верху ухоженными черными, как смола, усами мужчина, дядя Федор. Завидев мальчишку на велосипеде, бондарь приветливо воскликнул:

– А-а! Это ты Валик? Ану покажи, как наши ездят?!

Валик, вдохновляясь и, ощущая поддержку созерцанием мастера бочек, стал петлять на «Орленке» между бочками, представляя себя на арене стадиона соревнования по езде верхом на велосипеде с препятствиями между бочек. И, не ожидая того, врезался передним колесом в бочку и от неожиданного удара мешковидно плюхнулся на одну из скрепленных бондарем. Что-то затрещало у мальчишки над головой, где-то взялись и посыпались на него обручи и клепки. До слез стало обидно мальчишке за такой презренный конец. Дядя Федор, солидно сдерживая смех, подошел и пробасил:

– Ну, молодец, а я думал, что тут и пройти невозможно, а ты даже проехал! – он поднял велосипед, осмотрел его, поставив к бочке, – А ты ездок, иди-ка туда, смотри он там кран, – он показал на бочку с водой и краном над ней, – и хорошенько умойся.

Валик умылся. Вытер лицо чистой тряпицей и несмело спросил дядьку Федора:

– А скажите, мед уже есть? – и с любопытством стал ждать, что ответит бондарь.

– Ну, как тебе сказать, – озадаченно почесал затылок мастер, сдвинув старую шляпу на лоб, – наверное есть, ты вот что беги скорее до Федора Кузьмовича, он там сегодня ульи проверяет, он найдет, скажи, что я просил угостить тебя медом?

– Добро, дядя Федор, побегу, если не будет давать, скажу, что вы сказали, чтобы дал?!

– Ну, беги, беги! – одобрительно согласился мастер.

Валик сел на велосипед и повернул в сторону колхозной пасеки. Деревянные сосновые длинные жерди, прибитые к столбикам, тянулись по периметру, ограждая стройные ряды ульев, которых Валик насчитал целых двадцать. Ограда ульев захватывала небольшое количество яблонь, что считались уже собственностью пасеки, но на самом деле все это хозяйство принадлежит колхозу миллионеру «Большевик». Мальчишка перетянул велосипед между жердями ограды и зашагал высокой росистой травой между ульями до хозяйского домика. Под навесом домика, ведущего к двери входа внутрь, было прохладно и пахло воском. Валик волновался, он не встречался с пасечником еще с прошлого лета. Больше того, Федось Кузьмович в глазах мальчишки теперь стал подозрительной особой. И Валик решил к следствию приступить немедленно, как только войдет в хозяйскую комнату пасечника. Решительно приблизившись к дверям, постучал.