– Да, Вов, – прижимаю плечом к уху смартфон, отыскивая в сумочке паспорт, – я на месте.

– Неспокойно мне что-то, Арин. Откажись от этого заказа и возвращайся домой, – продолжает ту же самую пластинку брат.

– Прости, Вов, но уже поздно. К тому же ты сам знаешь, как нам нужны эти деньги.

– Плевать на них. Я придумаю что-нибудь… – тут же осекается он, понимая, что эта фраза лишь пустой звук.

С тех пор как Володя получил травму позвоночника на производстве, он ограничен в передвижении. Оказаться практически недееспособным для взрослого парня – тяжелое испытание, и быть полностью на попечении старшей сестры для него просто унизительно.

– Арина, это опасно. Не зря ведь ты завязала с практикой. Вспомни…

– Все будет хорошо, Вов, – перебиваю его. – Я составлю заключение и уже завтра вернусь с деньгами домой. Быстрая работа за хорошие деньги, которые нам так нужны сейчас.

На том конце трубки виснет тишина. Брату явно плохо оттого, что я снова вернулась к практике юридического психолога. После того случая, из-за которого мне пришлось уйти, я клялась, что больше ни за что не буду заниматься этим.

Но вот мне предложили провести экспертизу заключенного, подающего на УДО, сославшись на интересный случай и надавив на профессиональную гордость, назвав меня одним из лучших специалистов в этой области. Предложение оказалось настолько хорошо оплачиваемым, что я не смогла отказаться. Тем более деньги нужны для реабилитации брата.

– Позвони сразу, как только выйдешь оттуда.

– Хорошо, – скидываю я вызов.

– Личные вещи, – противно тянет охранник, и я отдаю ему сумочку.

Мне возвращают лишь диктофон. Но на зоне, где отбывают срок особо опасные преступники, таковы порядки. Кто знает, что в головах у визитеров. Я готова к тому, что меня здесь ждет. К тому же это всего лишь на один раз. И уже завтра я вернусь домой.

– Распишитесь здесь, – указывает дежурный на проходной в журнале место, где я должна поставить подпись. – И здесь, – я делаю, как сказано. – Ваш пропуск на три дня.

– Как на три дня? – испуганно смотрю на него. – Речь шла о быстрой экспертизе.

– Таково распоряжение начальства, – пожимает он плечами. – Мало ли, вдруг придется задержаться.

От последней ремарки мне становится не по себе.

– Следуйте за мной, – говорит надзиратель. – Правила вы знаете или мне нужно вам напомнить? – бросает он через плечо.

– Я знаю правила.

– Камеры будут работать, и охрана в любом случае заметит, если что-то пойдет не так. Но, в случае опасности, стучите в дверь. И как будете готовы выходить, тоже стучите в дверь. Ночевать вы будете в поселке. До города слишком долго добираться.

– Я поняла, спасибо. А можно посмотреть дело до того, как я увижу заключенного?

– К сожалению, это невозможно, – отвечает он холодно. – Папки нельзя выносить за пределы кабинета, – говорит как-то резко.

Я уже отвыкла от того, какие холодные люди работают с преступниками. Мне понадобилось три года, чтобы привыкнуть к нормальной жизни. Преподавание в вузе, где сидят еще не видавшие настоящих уголовников студенты, и работа непосредственно с обвиняемыми и осужденными – это колоссальная разница. И если бы не несчастный случай с братом, то я ни за что не вернулась бы к практике.

– Хотела бы поговорить с начальником тюрьмы насчет моего пациента, – стараюсь звучать строго.

– Сегодня он отсутствует, но дал все распоряжения на ваш счет.

Ситуация, честно говоря, меня начинает настораживать. И в душе ощущается тревога. Что-то тут явно не так, вот только, что именно, я никак не могу понять.

– Вы не переживайте, Арина Викторовна. Перед вашим отъездом он обязательно выделит вам время.

– Хотелось бы, конечно, поговорить о заключенном до… Но… ладно.

Стук каблуков отдается эхом от стен. Я замираю возле очередной решетки, слушая, как лязгает ключ в замке, и прохожу за надзирателем в следующий блок. Мы останавливаемся возле окошка пропускного пункта. Охранник делает какую-то отметку в журнале, после чего поворачивается к дверям.

– Выдохните, – смотрит на меня сверху вниз мужчина. – Все будет в порядке. Не впервой же, – окидывает меня липким взором, от которого хочется поежиться.

– Да, не впервой, – отвожу взгляд и стараюсь сделать вид, что не замечаю того, как он смотрит на меня.

Мы замираем перед дверью, дожидаясь, пока ее отворят для нас. Но вот автоматический замок приходит в действие, и мы шагаем в блок с особо опасными преступниками.

Яркий свет бьет в глаза, и кожу осыпает мурашками. Холод и безнадега витают в воздухе. От гнетущей атмосферы хочется волком выть и покинуть здание как можно скорее.

Успокаиваю себя мыслями о том, что это рядовая ситуация и такого, как в последний раз, со мной не случится.

Зато после этого заказа появится шанс на выздоровление Володьки.

Мы идем по длинному, практически бесконечному коридору, но я не вижу кабинетов, только камеры для заключенных.

– Куда мы идем? Где я буду работать?

– Так вот же ваш кабинет, – улыбается надзиратель.

Мы находимся в тупике. Слева от двери глухая стена, справа – ряд камер. Беспокойство все отчаяннее заставляет меня прислушаться к интуиции и вернуться обратно. Но мысли о брате не дают смалодушничать.

– Проходите, пациента сейчас приведут, – открывает охранник дверь.

Я прохожу внутрь, замечая письменный стол, стул, стеллаж с книгами и отмечая камеры, висящие в углах комнаты. Дверь за мной захлопывается с грохотом, и я даже вздрагиваю от этого звука.

Все органы чувств напряжены. Я подхожу к идеально чистому столу, стараясь подавить волнение, и слышу позади себя какой-то шорох.

Резко оборачиваюсь и вижу, что стеллаж с книгами стоит совершенно в другом месте. А там, где он находился еще пару мгновений назад, образовался дверной проем, который заполняет собой высокий мускулистый мужчина, покрытый цветными татуировками.

Пульс разгоняется, и сердце колотится так сильно, что, кажется, выпрыгнет через горло. Волоски на теле встают дыбом, потому что мне знакомы эти рисунки. Я изучала их три года назад. Поднимаю глаза выше, к словно высеченному из камня лицу, и сталкиваюсь с ледяными голубым глазами, и в груди застывает крик ужаса.

– Ну вот мы и встретились, – хрипло говорит он. – Пора платить по счетам.

– Помнишь меня? – пронзает меня острым как бритва взглядом.

– Ты! – сердце замирает от страха. – Как ты здесь оказался? Тебя здесь не может быть!

Боже! Какой он высокий… Я и забыла, насколько он устрашающий. Таких, как он, я больше не встречала. Русые волосы выбриты по бокам, а ото лба идет удлиненный гребень, что он зачесывает назад.

Исполинский рост, широкие плечи, покрытые цветными рисунками, переходящими на мощную шею, и сильные жилистые руки, увитые жгутами вен. Широкая грудь обтянута белой майкой.

Но больше всего мне, как и прежде, страшно смотреть на его лицо. Твердая линия подбородка, скульптурные губы, высокие скулы, прямой нос и голубые, чуть с прищуром глаза… В них лютый холод и ни единой эмоции, присущей человеку. Холодный расчет и ненависть.

– Как видишь, я здесь, – на его губах ухмылка, а в глазах предвкушение расплаты. – А ты думала, что случайно потребовали именно тебя, да еще за такие бабки? – скалится преступник.

– Но я должна сделать экспертизу заключенного, подающего на УДО. А тебе дали пожизненный срок. Тебя отправили в тюрьму на Дальний Восток. Без права на апелляцию.

– Все из-за тебя, дрянь. Но теперь я оторвусь как следует. Ты пожалеешь, что пошла против меня, – шагает ко мне.

– Не смей! У тебя будут неприятности, – отшатываюсь назад и натыкаюсь на стол, теряя равновесие. Но быстро встаю на ноги и оббегаю препятствие так, чтобы оно оказалось между мной и монстром.