Прости меня, я так часто и много отвлекаюсь… Мысли путаются, и я не могу сосредоточиться на чём-то одном. А между тем мне так хочется рассказать… Мне столько всего нужно тебе рассказать!
Я родилась в Коломне, небольшом городе Подмосковья, и жила на улице с причудливым названием Девичье поле. Это место прославил великий князь Дмитрий Донской, когда устроил здесь смотр войск перед Куликовской битвой. Однако меня интересовало совсем другое. Говорят, что во времена монголо-татарского ига на этом поле заживо сжигали невинных девушек. Монголо-татары мстили за убийство сына своего хана, но мне до сих пор непонятно, почему они выбрали такой жуткий способ. Впрочем, судьба часто наказывает беззащитных, не ведая, что такое справедливость. Ходили также слухи, будто бы местным жителям приходилось уплачивать дань юными девами. Заплаканные матери приводили родных дочерей к камню-разлучнику и прощались с ними навеки. Не знаю, есть ли доля правды во всех этих историях, но мне нравилось их слушать и грезить о возмездии. Но что могла сделать я, дитя 80-х, чтобы защитить этих несчастных девушек, от которых меня отделяла целая вечность? Порой мне представлялось, что задолго до моего рождения меня публично высмеяли и казнили. Вот почему моя неугомонная душа вернулась сюда в надежде обрести покой. А разноцветные глаза, которые я получила в дар от небес, служили безутешным напоминанием об ужасном прошлом.
Знаешь, у меня была сестра-близнец, которую звали Софией. Да-да, она была настоящей Софией, а я так… жалкая подделка. Нахально прикрываюсь её честным именем, как будто имею право посягать на священную мудрость! Родители назвали меня Викторией – победой… Наверное, поэтому я и выжила. Ты, конечно, недоумеваешь, что это значит. Я об этом вообще никому не рассказывала, кроме Александра. Но так ли важно имя, как думают иные святоши, скрывающие за мнимым благочестием тлеющую душу?
Мы с сестрой любили гулять в окрестностях нашего микрорайона Колычёва по размытым дорогам с прилипшими кленовыми листьями. Большеглазые автомобили, тревожно гудя, носились друг за другом и пытались обмануть скорость. Иногда мы прятались во дворе, наблюдали, как местные мальчишки играют в баскетбол, качались на скрипучей качели и угощали друг друга какой-нибудь остроумной выдумкой. А порой просто молчали. Временами сестра останавливалась возле нашего дома и звала меня к себе. Как заговорщики, мы либо шептались, либо просто обменивались красноречивыми жестами. Нам нравилось искать освещённые окна и гадать, чем занимаются жители в своих тесных квартирках.
В последнее время мне часто снится моя милая сестра. Видимо, ждёт не дождётся, когда мы с ней снова встретимся. Но больше всего на свете я боюсь, что это невозможно. Меня мучает один и тот же сон. Один и тот же сценарий. Один и тот же закономерный конец. И каждый раз я делаю всё возможное, чтобы переписать историю набело, но не успеваю даже начать. Развязка обрушивается на меня как смерч и выбрасывает из незавершённого сновидения в реальность. Прости, что пишу об этом в твой день рождения… Чудес не бывает, милая. Ты и сама это в скором времени поймёшь.
Душа моя – на земле мгновение…
Именно эти слова она сказала перед тем, как отправиться в долгое путешествие. Почему я не отправилась вслед за ней?
А иногда я и вовсе не верю, что сестра когда-нибудь существовала. Даже мои родители очень хотели стереть её из памяти… Или всё-таки стереть меня? Они отобрали моё настоящее имя, чтобы воскресить погибшую дочь. Меня называли Тори… Однажды и никогда.
Как можно жить с таким тяжёлым грузом на сердце? Только представь себе: всё самое плохое, что с тобой происходит, приходится принимать как данность. Ты даже не имеешь права роптать на происки судьбы, потому что заслужила это наказание. Впрочем, человеку не следует забывать, что он всегда заслуживает худшей участи. Приходится принимать боль как величайшую милость и шептать слова благодарности за очередное испытание, ниспосланное свыше. Никто не может быть уверен, что когда-нибудь искупит эту вину до конца. В таком случае есть ли смысл нажимать на приставленный к виску курок? Едва ли вместе с жизнью закончатся и человеческие муки, никто не знает, что будет после… а вдруг нас не простят и мы не получим желанное забвение и покой?
О нет, моя дорогая, не представляй! Ты никогда не сделаешь ничего дурного. А я недостойная мать, и потому оставляю после себя только письма. Мне было бы стыдно смотреть в твои глаза.
Тогда, несколько тысячелетий назад, я проснулась в больничной палате с облезлыми стенами. От тщательно вымытого пола пахло хлоркой, и я едва подавила рвотный рефлекс. В ноздри ворвался резкий запах нашатыря, и чьи-то огромные руки в синих перчатках коснулись моего вспотевшего лба. Я застонала от внезапной боли где-то под рёбрами и открыла глаза. Сразу сощурилась от резкой вспышки света…
Во сне было намного лучше, чем здесь, в этой тесной невзрачной комнате. И, хотя зажимаешь нос, ты всё равно ощущаешь тошнотворную вонь безнадёжности. Я повернула отяжелевшую голову и поймала на себе встревоженный взгляд отца. За пару недель он постарел на несколько безутешных лет. Даже в густых чёрных волосах, которые я так любила взлохмачивать, поблёскивали первые седые пряди. Не помню, что я их когда-нибудь раньше видела. А может быть, это была вовсе не я, может быть, я никогда не смела прикасаться к его волосам, а наблюдала, всегда только наблюдала… Боже мой! Мысли путаются прямо как тогда, в тот странный день, когда я стала двойником. Помню, как отвернулась мама, закрыв руками лицо. Наше счастье отцвело, как ветка сирени на подоконнике у распахнутого окна… Осыпалось, сморщилось, увяло… «То участь всех: всё жившее умрёт и сквозь природу в вечность перейдёт»2.
Никто из них не сказал мне правду. А я не призналась, что всё вспомнила. Мы упрямо хранили молчание, но всё понимали без слов. С этой минуты и до сегодняшнего дня я продолжала ощущать присутствие сестры-близнеца. Она наблюдала за каждым моим жестом, вслушивалась в каждое слово, жадно ловила интонации и тяжело вздыхала над изголовьем, пока я спала. Наверное, ей тоже хотелось жить. Хотелось занять моё место. Забрать то, что по праву принадлежало ей. Да, она, безусловно, меня любила, но всё равно не могла смириться и добровольно отдать своё имя.
Однажды ночью я мучилась от жажды. В комнате было жарко и душно, и не спасал даже ветер, игравший занавеской у окна. Я встала с кровати и побрела на кухню босая и в одной ночной рубашке. Потирая заспанные глаза, я вдруг замерла у двери. Мама сидела за столом, сгорбившись, как старая колдунья, отравленная одиночеством, из той сказки, которую когда-то сама рассказывала мне перед сном. Она разглядывала фотографию в деревянной рамке, водила пальцами по стеклу и еле слышно всхлипывала. Из своего уголка я не могла видеть человека на фото. Конечно, лучше было не обнаруживать своего присутствия. В последнее время мама и так постоянно на меня злилась, словно её раздражало само моё существование. И мне так хотелось превратиться в бледную тень, чтобы она перестала ругаться, стать призраком-соглядатаем, вычеркнуть своё имя из списка действующих лиц комедии дель арте3. Моё сердце так громко стучало, что мама не могла не услышать. Она тревожно зашевелилась, несколько раз оглянулась, а потом спрятала фотографию в бумажный пакет и подошла к кухонному шкафчику, который закрывала на ключ.
Я сильнее прижалась к стене и боялась только, что мама закроет дверь и увидит моё покрытое красными пятнами лицо. Но ничего не случилось, она была слишком погружена в собственные мысли, чтобы заметить меня. Мама положила ключи в баночку для специй и выплыла из кухни, на ходу вытирая мокрые щёки. В ту самую минуту и началась мучительно долгая история моей войны с самой собой. Когда я дрожащими пальцами вытащила фотографию из пакета, то уже обо всём догадалась, но упрямо продолжала откладывать тяжёлое признание. На меня поглядывала заключённая в деревянную рамку весёлая девочка с широкой улыбкой. Она была в просторном голубом платье, ажурных белых колготках и нежно-розовых сандалиях. Красивая незнакомка с вьющимися каштановыми волосами сидела в инвалидной коляске, но это нисколько не омрачало её счастья. Лицо девочки светилось, как лик на иконе в церкви. Она вот-вот сойдёт с фотографии и бросится навстречу очарованному наблюдателю. Я хлопнула себя по лбу, не удержавшись от нервного смеха. И как только я могла не узнать в этой жизнерадостной девчонке саму себя? Это же моё любимое голубое платье, и это я до пяти лет не могла ходить. Всё детство тяжело болела и несколько раз оказывалась на грани жизни и смерти. Но всё-таки выжила, потому что продолжала улыбаться, превозмогая боль. Вот только… Что это? Почему у меня были одинаковые глаза? Я ведь родилась с гетерохромией4… Может быть, это такое освещение? Тонкая работа талантливого фотографа? Как же мне хотелось отыскать таинственные знаки своего родства с девочкой на фото! Но в эту минуту за моей спиной раздались гулкие шаги, и я страшно перепугалась. Фотография выпала из ослабевших рук, и стекло разбилось. Мелкие осколки разлетелись по полу, я попятилась и наступила на один из них. На пороге в белой ночной рубашке стояла моя нахмуренная мать. Она смерила меня презрительным взглядом, точно я была гадким насекомым, а не её родной дочерью, и указала на дверь.
