Семь вымпелов из состава авангарда были уже уничтожены или получили серьезные повреждения. Все попытки остальных уклониться из-под наших безжалостных ударов неизменно заканчивались одним и тем же — очередной яркой вспышкой на экранах радаров и новыми стонами да криками боли, доносящимися из динамиков. В общем и целом — полная, беспросветная задница…
По большому счету «янки» даже не могли толком навести на нас свои орудия, не говоря уж о том, чтобы причинить хоть какой-то ощутимый вред. Не было никакого прицельного огня, никаких попаданий в жизненно важные узлы и системы. Наши энергетические поля все это время не уменьшились и на десять процентов мощности. И это несмотря на ураганный шквал атак, обрушиваемых американским артиллеристами.
Этому способствовало еще и то, что враг словил серьезную панику и сейчас прежде всего спасался, а от этого не мог сконцентрировать огонь хоть на каком-нибудь из моих кораблей. Ему было явно не до наступательных действий — спастись бы сейчас, унести ноги, выжить любой ценой. Куда уж там пытаться выцеливать и поражать отдельные цели. Это в лучшем случае. А зачастую «янки» просто тупо палили наугад, вслепую, надеясь хоть как-то сдержать наш сокрушительный натиск. Но тщетно. Все их безумные потуги ни к чему не приводили.
А ведь действительно, концентрированным огнем палубной артиллеристы такого количества кораблей, что были сейчас у американцев они действительно могли бы уничтожить нас по одиночке, тут никакие поля бы не спасли. Все-таки шестьдесят кораблей — это сила. Причем весьма грозная. Будь их действия скоординированы, суммарной убойной мощи вполне хватило бы для истребления нашей дерзкой горстки. Но «янки», ослепленные страхом и потрясением, никак не могли собраться с силами и духом, чтобы оказать достойное сопротивление.
Единого командования в авангарде противника как такового не было. Каждый корабль представлял собой отдельную, предоставленную самой себе боевую единицу, эдакий «вольный стрелок», действующий на свой страх и риск. Вместо стройной и отлаженной машины смерти перед нами предстала жалкая, хаотически барахтающаяся толпа испуганных и потерявших всякую волю к победе кораблей. Даже их капитаны, казалось, полностью деморализованы и растеряны. Подобная картина лишь придавала нам уверенности в своих силах.
И мы продолжали планомерно и методично уничтожать и выводить из строя их корабли один за другим. Это был чистой воды расстрел. Ни единого шанса на спасение. Стоило очередному американскому вымпелу оказаться в зоне досягаемости наших орудий или носов — смерть настигала его в тот же миг…
Однако наше превосходство имело место лишь в первый час сражения. Дальше стало гораздо труднее. Видимо, изначальный шок и потрясение у «янки» стали понемногу проходить. Они начали приходить в себя, лихорадочно пытаясь осмыслить случившееся и найти выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Потери потерями, паника паникой — но, в конце концов, надо собирать волю в кулак и пытаться хоть как-то достойно биться с обнаглевшим врагом.
Первой опомнилась, конечно же, Элизабет Уоррен. Дело в том, что эта чертовка не просто поняла причину того, что всего девять русских кораблей побеждают и гоняют по космосу как вшивых собак двадцать ее вымпелов. Она начала действовать.
Осознав что у русских нет подкрепления и они надеются одержать верх лишь за счет своих технологий перенаправления энергии защитных полей, американская командующая на своем крейсере «Бремертон» во главе основных сил космофлота бросилась в сектор сражения. Лично возглавила контратаку, решив собственным примером воодушевить приунывших было бойцов. Что ж, похвальное мужество, ничего не скажешь. Прямо-таки новая Жанна д’Арк выискалась, мать ее так!
Я осознал спустя некоторое время, что сил одной моей маленькой дивизии, даже с учетом того, что мы атаковали внезапно и превосходим врага в боевых характеристиках, для уничтожения или хотя бы рассеивания такого значительного количества кораблей противника оказалось недостаточно.
В этом была моя ошибка, признаю. Самонадеянность и чрезмерное упоение первыми успехами над контр-адмиралом Кенни и его 30-ой «линейной» сыграли со мной злую шутку. Я слишком хотел следующей еще более славной победы и верил в нее, настолько, что несколько оторвался от реальности, за что сейчас был наказан. Жестоко и беспощадно. Противник, придя в себя от первоначального шока, начал сражаться так, как ему и подобает умело, не щадя ни себя, ни врага.
Поначалу, то в одном месте сражения, то в другом, я с нарастающей тревогой видел как мои корабли проседают, несут потери, а их командиры делают ошибки. Ничего смертельного или критичного пока, но сам факт того, что враг пришел в себя и понемногу выправляет ситуацию, не мог не настораживать. Первый час, когда на нашей стороне играл фактор внезапности, стремительно подошел к концу. Теперь предстояло сражаться на равных, полагаясь лишь на свое умение, отвагу и превосходство в мощи полей.
Как я уж говорил, американских кораблей в секторе оказалось слишком много. Чертовски много, если уж начистоту. Одних линкоров у Уоррен было почти десять, а ведь еще имелись крейсеры, фрегаты и прочая мелочь. Настоящая армада, способная стереть в космическую пыль не то что дивизию, а целый космофлот Российской Империи! И сейчас эта армада, сбившись в мощные ударные кулаки, начала планомерно и методично рвать мой жалкий отряд на куски.
Как ни старались мои отважные капитаны, полностью разбить построение врага и рассеять его по пространству одним навалом нам не удалось. Потери у противника были существенные, но все-таки не критические. Корабли «янки» отчаянно цеплялись друг за друга, снова и снова смыкая ряды. На место каждого уничтоженного вымпела тут же вставали два новых, свежих, с полными сил и решимости экипажами.
К тому же «конус», в который я, чтобы уберечь свои корабли, снова перестроил дивизию, пусть и был лучше защищен, однако имел ограниченный сектор действия. Все-таки девять кораблей — это девять, а не сорок или пятьдесят. Даже при всем нашем техническом превосходстве, мы физически не могли контролировать все пространство вокруг себя на 360 градусов. Приходилось вертеться волчком, чтобы успеть отразить атаки со всех возможных направлений. А это, сами понимаете, здорово выматывало и нервировало.
Тяжело маневрируя, но все-таки разбивая очередное скопление кораблей противника, «клин» физически не мог сосредоточить огонь на других направлениях, давая возможность легким крейсерам и фрегатам Элизабет Уоррен снова собираться и пытаться нас контратаковать с «тыла» и «флангов». Создавалось впечатление, что мы бездарно растрачиваем свои силы, ввязываясь в бесконечную погоню за юркими вымпелами врага…
— Вот бы мне сейчас ту бригаду, которую выслал нам на подмогу Василий Иванович Козицын, и которая наверное сейчас где-то на полпути к месту сражения, — с тоской и грустью подумал я, видя, как все сложней и сложней приходится моему маленькому отряду в противостоянии с пятью десятками вражеских вымпелов. — Эх, десяток-другой тяжелых крейсеров точно бы не помешал. Да что там — пяток лишних кораблей позволил бы переломить ход этой затянувшейся схватки в нашу пользу! Но, увы, остается лишь уповать на удачу и собственные силы. Подкрепления не будет…
Тем не менее, бой продолжался. И, несмотря на появившиеся в моей дивизии потери, еще было далеко неясно кто победит. Пока что преимущество было на стороне русских, однако чаша весов постепенно начинала склоняться в пользу «янки». Слишком уж много их было, слишком отважно они сражались. Чувствовалось, что эта схватка еще далека от завершения.
Единственным нашим козырем оставались три тяжелых дредноута — мой «Одинокий», «Черная пантера» Наэмы и линкор Якима Наливайко «Императрица Мария». Оказавшись в первых рядах, мы сеяли вокруг себя настоящее разрушение и хаос, беспощадно уничтожая несчастные крейсеры противника, которые по определению не могли ничего сделать с нашими исполинами. Изрыгая потоки убийственной плазмы, наши дредноуты прокладывали себе дорогу сквозь ряды врага, оставляя за собой лишь мертвые, дрейфующие обломки.
