Второго мужа она оставила в день, когда поняла, что больше ничего не хочет ему давать, даже слов было жалко. Он пристрастился к пивку, которое сделало его вечно довольным, пребывающим в легкой эйфории. Вдохновлять некого, да и не на что, потому что ему ничего больше не хотелось.
Растила одна двух дочек, вобравших внешние и внутренние чары матери. Направляла и поощряла их творчество. Прекрасен был женский союз, гармония в доме, достаток. Девочки тренировались вдохновлять окружающих и у них хорошо получалось.
Солнечным сентябрьским утром Мелета, держа в руках рисунок пастелью, зашла в картинную галерею, где услужливо обрамляли работы в рамы. Кругом картины. Смотришь вправо и видишь алый закат былого заснеженного города, словно слышишь звон колокольни, блестят купола белокаменных церквей. Повернись влево и дивись на перекаты горной реки, суровые шумы, исполинские скалы. Смотри перед собой и беги по зеленому лугу в россыпи ромашек и незабудок. Окунись с головой в аромат из облака пионов цвета розового вина, сияющего на пламени свечи.
Мелета обратилась в девушке-консультанту:
– Доброе утро. Помогите мне. Моя дочь с котом Ахиллесом баловались и вдребезги разнесли стекло и раму картины. Она мне дорога. Сможете воссоздать?
Началась суета по подбору новой рамы. Десяток образцов прикладывались, но нужный не находился. Из соседнего зала вышел мужчина. «Художник», – догадалась Мелета. На стене в раме была его фотография с надписью «Художник Александр Крылатов – персональная выставка».
– Вам помочь?
– Конечно, – улыбнувшись произнесла Мелета, – Пришел на помощь мужчина. Сейчас скажет: «Да будет так!» и все у нас сложится.
Мастер приложил к картине раму, которая идеально подходила.
– Пусть девушка оформляет, а я Вам покажу персональную выставку на втором этаже. Там есть мой первый этюд.
Работы Александра были яркими – сочно травянисты, солнечны, облачны, бурны реками, волнисты озерами и снежно гористы. Даже тени на холстах служили свету.
– Вы только пейзажи пишете?
– Портреты тоже, – ответил художник.
– Я не буду говорить, что работы прекрасны. Вы это знаете. Скажу, что вижу не иссякающие дары всевышнего в виде вдохновенья. Бог улыбается, когда видит Ваши картины.
Мастер внимательно посмотрел в смеющиеся желто-карие глаза спутницы и произнес:
– Вы правы, мне посылают вдохновение. Вас видимо тоже. Вы ведь муза? Мне нужна натурщица. Согласитесь позировать.
– Я подумаю, – отводя взгляд, ответила женщина, – Сомневаюсь, что получится.
Мелета поблагодарила Александра и девушку-консультанта за оформленный заказ. Танцующей походкой удалялась, растворившись среди желтеющих тополей, заглядывающих в двери галереи.
На следующий день Мелета проснулась утром с ощущением «Ой, что-то пошло не так!» Беспокойство не покидало после чашки обожаемого кофе, не смылось в теплой ванне. «Что не так-то?» – спросила она себя. Образы картин из галереи кружились листопадом воспоминаний. Нахлынуло видение домика, спрятанного меж высоток. Деревянные темные бревна стен, видевших век, хрупкость окон, свет изнутри. Написано не красками, а светлой грустью, тоской, щемящей давней болью. «Хорошо у него вышло. Это о любви». Мелета решила встретиться с художником: «Портрет или беседа … Потом разберемся. Надо идти». Пришло успокоение.
Через несколько дней Мелета вернулась в галерею за заказом. Красное платье волнами до пят обрамляло стройную фигуру. Тонкие руки украшены блеском браслетов. Туфли мягкой кожи, усыпанные сотней зеркальных камешков, подчеркивали красоту маленьких ступней. Волосы в прическе подняты и повязаны красной шелковой лентой. Александр встретил, словно ждал. Взглядом вбирал всю целиком и отмечал каждую деталь.
– Вы подумали? Согласны быть натурщицей?
– Да. Пусть исполнится Ваше желание, – ответила она и деловито продолжила – Только у меня нет опыта позировать художникам и время ограничено. Скоро переезжаю в далекие края. Всего пять недель до отъезда.
– Достаточно пару раз в неделю для работы. Закончить смогу сам, если не успеем, – убеждал Александр.
– Девять раз приду к Вам на встречу. По календарю так получается. Смогу по вторникам и четвергам на один час.
По договоренности два раза в неделю Мелета приходила к художнику. Смущаясь, садилась на бархатное кресло цвета мяты. Разговаривали, она расслаблялась. Располагалась удобно. Откидывалась на спинку, вытягивала ноги. Склоняла голову, волосы рассыпались каскадом, она поднимала руки, стягивала их в узел у шеи.
Александр делал набросок карандашом. Потом возился с красками. Смешивал, осматривал подбор. Был разным – то сосредоточен, то расслаблен. Иногда просил подняться, повернуться, протянуть руку, замереть, замолчать, улыбнуться, переодеться в тунику. С каждой минутой, проведенной вместе, они сближались. Рядом холст и цвет, движение и статика, творчество и вдохновляющая сопричастность.
Через пару сеансов Мелета привыкла позировать. Перешли на «ты». Впархивала, смеясь в солнечную мастерскую и вопрошала:
– Здесь принимают музу без опыта работы?
Александр, оторвавшись от мольберта, улыбался.
– Здесь. Приветствую, Мелета. Начнем?
Через месяц мастер поймал себя на мысли, что ждет ее появления на пороге своей обители. Улыбался, думая о натурщице: «Она источник и словно манипулятор моего вдохновения. Какая опасная власть…»
Беседуя с Мелетой Александр понял, что она умна и опытна, склонна философствовать. Хорошо считывала настроение, подстраивалась, то ласкова и спокойна, то колка и игрива. Даже когда молчала, казалось, что нашептывает, навевает образы. При встречах вели беседы. Рассуждали о светилах, красных и белых карликах; пользе молитв; о рэпе как новой поэзии. Сошлись в мыслях о нетленности театра, цикличности истории двигающейся по восходящей. Восхищались музыкой, песнями и танцами всех направлений.
Время истекало. Через час девятой встречи Мелета произнесла:
– Как бы ни казалось странно, могу признаться, что себя я обретаю, только когда погружаюсь в уединение. Меня настигают размышления, так приобретаю опыт, – дальше слова как прыжок с обрыва – Пожалуй, мы закончили. Мне пора.
Резко встала, спустилась с пьедестала.
– Останься, прошу. Хоть еще раз – глухо произнес он.
– Не могу. Мы же договаривались. Самолет завтра, – она с укором посмотрела на него.
Подошла, взглянула на портрет. Улыбаясь, пошла за ширму на ходу расстёгивая золотую пряжку туники.
– Не вешай нос, мастер. Теперь я всегда с тобой. Больше натура не нужна. Закончить сможешь сам. Обещанное исполнено. Девять встреч. Больше времени нет.
Коралловая туника взлетела в воздух и плавно опустилась на край ширмы. Руки Мелеты над ее головой порхали в закатном свете, когда она одевалась. Мелькнуло красным пятном платье, невидимо ему облачило женщину. «Опять в алом. Сколько же у нее багряного». Он смотрел как она шла к выходу из мастерской поправляя волосы. Повязала красную ленту ободком. Приблизилась, прильнула к плечу, чмокнула в щеку, погладила рукой волосы. Сказала краткое: «Пока, удаляюсь» и скрылась в дверном проеме.
В оставшуюся открытой дверь ворвался знобящий мастера ветер. Завыл в пустоту мастерской, скрипнул не смазанными петлями. Мерцал наполненный пылинками воздух, вспыхивал и гас от просветов в гонимых по небу дождевых тучах. Стало по-октябрьски холодно и неуютно.
Александр сидел у мольберта опустошенный. Усталость и уныние навалились стотонной глыбой. Руки опустились, словно скованные кандалами. Неподъемные, каменные кисти рук обрушились на колени. Ладони, пальцы словно чужие, распухшие. «Пусто стало», – подумалось ему. Он ушел из мастерской.
Через две недели в галерею на имя Александра пришел бумажный конверт. Плотная белая бумага, в углу изображение бабочки белянки. На латыни подпись «Pieris melete». Мастер мало работал в те дни, ленился, быстро уставал, бродил по галерее словно поглощенный дремотой. Брал в руки кисть, пачкался краской, бесцельно разминая ее на палитре. Тер руки и покидал студию.
