Ну натурально вредители.
Что ты там себе корябаешь, а ну как секрет государев? Не успевают безопасники из ближней охранки вычитывать их поганый почерк, черт там что разбери.
Однако же, в отличие от этих, с серьгой, без эскулапов с костоправами просто так не перебьешься. Дня не проходит, чтобы новый зуб не зашатался в желтой кости, недели — чтобы очередной позвонок не задребезжал жалостливым скрипом. Как говорится, это челяди у нас много, а амператор — един, и блюсти мое здоровье след ежедневно и еженощно, иначе беда в государстве будет.
Знаем мы этих лизоблюдов и прихлебателей, так-то они готовы тебе ноги мыть и воду пить, а стоит тебе прилюдно откашляться лишний раз или же ножку неловко подволочь, как тут же начнутся пересуды, а что это Сам совсем плохой стал, не пора ли метнуться кабанчиком да припасть к ногам самозваного наследничка. С-скоты неблагодарные, так сразу глазами и зыркают, никакого от их спасу. Потому с гиппократами надо тоньше, а на лечение смотреть ширше, чтобы не разбегались. Выписываю я их из болотных краев, если подумать, на безумный прайс, аж мошна государева кажный раз трещит и покряхтывает. Нет никакой мочи, то приборы им подавай, то сменные халаты тонкого шелка, то специальные шапочки из фольги, устаешь записывать. И главное, в родных местах же каждый второй коновал — народный академик, а все норовит пьявками лечить или лебеду жеваную прикладывать на компресс, да с молитвою. А мне, конечно, для поддержки штанов и окормления народонаселения такое самый раз выходит в политицском смысле, но я тоже не дурак такой родную кость подобным экспериментам подвергать. Я себя, судите сами, не на помойке нашел. Потому всю эту ерунду кушайте без меня, и вот я, кряхтя и отплевываясь, подмахиваю очередную расходную ведомость на нового спесиалиста.
И главное, обидно как, слов нет! Наши методы, старинные, проверенные веками междоусобиц, голодовок и чисток рядов, отчего-то сплошь бесполезны а даже и вредны, фуфломицин на вундервафле едет и быльем порастает, а на болотах, тьфу на них три раза, отчего-то с каждым годом увеличивается возраст дожития и множатся подверженные излечению болезни. Мне-то самому, конечно, удобно, что ни возьми, всякий мосол, член и орган можно подлечить, улучшить, ушить, пришить, отполировать, пересадить или запросто вырезать, на то и живее всех живых государь-амператор, не то что прадедушка покойный, от герпеса мозгового пострадавший, или наследничек егойный, хоть и горный орел был, а с сухой рукой и парой нательных галифе много здоровья не наживешь, отсюда и вся его теория заговора, оттуда и дело врачей.
Мне хватает ума в такие дебри не лезть. Научспецы покуда ценные — его не тронь под страхом смерти, пущай себе колупаются в своих лабораториях, мы с ними работу так и так проведем, вправим мозги почище деревенского попа на тризне. Да, это тоньше надо работать, не как тут некоторые иные, сразу норовят подследственному сапогом в дыхалку заехать. Так никаких спецов не напасешься. Потому подобные вещи я доверяю одному лишь верховному камлателю Сало с его писарским приказом. Эти кому хошь мозг помоют, но аккуратно, нежно, исподволь, без агрессии и членовредительства. На то и радиоточка в кажный дом — послушаешь так вечерок-другой вещание, наутро глядишь и проснулся новым человеком, где все как заведено: враги — злоумышляют, государство — процветает, ценности — ценятся, а духовность уж так раздухарилась, что скоро к нам научспецы задарма в очередь выстроятся на переезд, лишь бы разрешили. Потому лови момент, покуда тебе за такое-то удовольствие еще и денег приплатить готовы, по доброте душевной, согласно внутреннему нравственному императиву.
И это работает! Сегодня как раз после обеда в качестве моциона вешал на шею медальки троим таким. Лицо держат строгое, мол, знаем себе цену, но и лацканы подставляют не без удовольствия, и к поцелую руки подходят с пониманием, поклон — ни пяди ниже положенного по статуту, но и не выше, прошу вас заметить. И оглядываются все на зал так со значением — глядите, мол, замеряйте близость к телу. А мне что, мне и не жалко. Медалек этих чеканит монетный двор по мешку в неделю, а само мероприятие только в радость — лишний повод показаться челяди, зыркнув эдак глазом, чтобы знали, что государь бдит, государь знает. Вот ты, собака, что сделал для государя в свои годы? Случайно попавший под строгий огляд чиновник тут же на глазах съеживается, скукоживается, весь сразу плывет и чахнет, только и думая теперь не о злоумышлении, а как бы не опростаться нынче при всем дворе.
Через бумажную переписку такого ни в жисть не добьешься. Хоть ты им кол на голове теши. Только лично. Только глаза в глаза. А как иначе это провернуть, кроме как согнав в кучу, выстроив по рангам и различиям, и ну по ним очередями глазом зыркать, чтобы разом до каждого дошло, у каждого меж лопатками взопрело. У кого от радости, а у кого — от нутряного стылого ужаса.
А по одиночке устанешь им аудиенциев давать, это уж удел совсем избранных, вроде того же Сало, вот до чего я не терплю его рожу, в глаза бы его не видел, но нет, этого надо держать близко к телу, и чтобы отчет за каждый чих был!
Я потому и радиоточку себе в опочивальне завел, кажный вечер слушаю по часу и более, с карандашиком записываю. А ну как ляпнет, вражина, перед всем честным народом что нелепое. Приходится следить, кроме меня некому, хоть дело это и хлопотное, а важное, не опричной же охранке такое доверять, там парни хоть и бравые, но все как есть — от сохи, служить им мозгов хватает, а вот в политике ни черта не смыслят. Я одного такого, верного да проверенного, постельничьего из личной стражи, на генерал-губернаторскую должность как-то от скуки поставил, да только дело сразу не задалось — половину чиновной братии тот быстро пересажал, вторая сама разбежалась, и вот стоит мой соколик посреди присутственного места и жалостливо так прислугу выкликает, чтобы завтрак ему подали. А ответствовать-то и некому. Пришлось из столицы присылать десант, таких же, как он, борцов за скорейшее восстановление крепостного права. А так-то их не напасешься! Ну и воровал, конечно, как не в себя, тут уж что попишешь. Вот скажите, почему так, если верный, то сразу прохиндей? И ладно бы воровал по-умному, с прибылей, так нет же, в губернаторском особняке к концу мартабря оказалось вывезено все то, что не было приколочено!
Пришлось отзывать касатика, а что тут поделать. Теперь у меня в администрасии корпеет, папочки мне пишет, по вечерам же мы с ним болотные ликеры, бывает, по старой памяти принимаем, вспоминая былую совместную службу на болотах в посольском приказе, эх, были времена, золотые денечки! Я, если хотите, по тем временам буквально скучаю. Хорошо было, покойно, не нужно было поминутно беспокоиться о том, как у меня же из-под попы кажный первый трон-то норовит разом выхватить.
И ладно бы это паранойя у меня была, как говорится, с кем не бывает, какие наши годы, а так ведь вы токмо поглядите на эти рожи! У каждого если не кровь с клыков, то слюна с языка капает. Кто-то мне бы и попенял, сам, мол, таковых вокруг себя и понабрал, а я так скажу — что поделать, если другие в Желтом замке ни в жисть не приживаются. Тепличные больно. Пробовал я тут как-то растениев декоративных разводить, суккулентов с сопрофитами, грунт специальный заказывал, лошадиные яблоки для удобрения, подкислял, защелачивал, привой-подвой, мульчирование, все дела. Полив — исключительно по распорядку, строго отстоенной теплой водой. Чуть ли не с градусником над ними ночами дежурил, а все одно — только отвернешься, глянь, уже и завял, а наутро совсем ек. Ну вот как с такими сладить? То им не то, это не это. Точно так же и люди бывают, как те архитекторы крашеные. А мне не в жопку его целовать, мне дело надо двигать. Народец чтобы не роптал, заводы чтобы чадили, рожь чтобы колосилась, а корова доилась. И желательно чтобы без моего особого на то внимания, у меня свой отдельный интерес есть, и в покосах да надоях он вовсе не измеряется. Так что с этими малахольными, бывает, повозишься-повозишься, да и плюнешь, отправишь всех разом на компост с глаз долой.
