Я одарил куртизанку холодной улыбкой, неприятно задетый ее самодовольным тоном. Странно, но проделка, еще недавно казавшаяся забавной, вдруг предстала в совсем ином свете. В горле встал неприятный ком, а на душе заскребли кошки. Что это — неужто запоздалые угрызения совести? Да быть такого не может!

— Что-то ты не весел, душа моя, — сощурилась Лаура, уловив мою заминку. — Никак не развеселила тебя наша маленькая шалость? Или, упаси боже, пожалел эту чопорную англичанку?

Последнюю фразу она буквально выплюнула, кривя алые губы в презрительной гримасе. Обведя меня недобрым взглядом, куртизанка продолжала ядовито шипеть:

— А может, ты вообще передумал выдворять мисс Недотрогу из нашего палаццо? Смотрю, ты с каждым днем все больше млеешь рядом с ней. Поди прикипел к ее невинным глазкам и трепетным вздохам?

Темные глаза Лауры вспыхнули опасным огнем, а голос сочился неприкрытой ревностью:

— Неужто наш неприступный Марко влюбился? Ха, вот будет потеха! Ты только подумай — грозный Альвизе, мечта всех женщин Венеции, сохнет по тощей чужестранке! Ох, животики надорвут от смеха, когда узнают. Великий соблазнитель пал к ногам недотроги, свят-свят!

Она картинно всплеснула руками, изображая шутовское изумление. Меня так и подмывало залепить пощечину по этой издевательски ухмыляющейся мордашке. Вскочив на ноги, я стиснул кулаки, едва сдерживая гнев.

Лаура осеклась на полуслове, когда я в один шаг преодолел разделяющее нас расстояние и жадно впился в ее губы требовательным поцелуем. Куртизанка слабо вскрикнула от неожиданности, но тут же с жаром ответила, прильнув ко мне всем телом.

Я целовал ее грубо, почти до боли, наказывая за дерзкие речи и вымещая разбуженную страсть. Прикусив пухлую нижнюю губу, с силой втянул ее в рот, упиваясь сладостным привкусом. Моя рука скользнула на затылок любовницы, запутываясь в темных локонах и фиксируя в безжалостном захвате.

Лаура глухо застонала, но не отстранилась, плавясь в моих объятиях. Ее податливое тело мгновенно отозвалось на грубую ласку, пробуждая во мне привычный голод. Свободной рукой я рванул корсаж, обнажая роскошную смуглую грудь. Куртизанка ахнула, выгибаясь навстречу жадным прикосновениям.

Мы целовались самозабвенно, лихорадочно, почти задыхаясь от нехватки воздуха. Наши языки сплетались в неистовой дуэли, вырывая хриплые стоны. Тонкий шлейф ее парфюма, игривый и волнующий, щекотал ноздри, погружая в густой мед желания.

Мои пальцы грубо мяли напрягшиеся соски, посылая по ее телу судорожную дрожь. Одним рывком я раздвинул ее колени, пристраиваясь меж бедер. Лаура жарко выдохнула и подалась вперед.

Кровь стучала в висках бешеным ритмом, в паху пекло огнем.

Сметая все на своем пути, я овладел ею прямо на столе — яростно, почти жестоко. Куртизанка вскрикивала, царапая мою спину, насаживаясь на каменный ствол. Ее ноги стиснули мои бедра, пятки впились в ягодицы, подгоняя и дразня.

Волны оглушительного, почти мучительного наслаждения накатывали, все учащаясь. Низ живота скрутило тугим узлом, каждое движение отдавало сладкой судорогой. Из груди рвался протяжный рык, отражаясь от стен гулким эхом.

Спустя вечность я наконец излился, содрогаясь в пронзительной агонии экстаза. Ослепший, оглохший, обессиленный. Распластался на Лауре, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Куртизанка гладила мои взмокшие волосы, бессильно постанывая.

Когда жар схлынул, сменяясь гнетущей тяжестью, я с трудом приподнялся на локтях. Взглянул на разомлевшую любовницу. Лаура смотрела на меня шальными глазами, приоткрыв искусанный рот. Лихорадочные пятна румянца заливали щеки, растрепанные локоны липли к влажному лбу.

Но вместо привычного довольства я ощущал лишь глухую опустошенность. Не было ни легкости, ни сытости — лишь болезненный осадок на душе. Тело предало, приняв обманку за подлинное чувство. И теперь расплачивалось тяжким похмельем духа.

Брезгливо поморщившись, я отстранился и привел одежду в порядок. Шагнул к столу, плеснул в стакан щедрую порцию виски и залпом опрокинул в себя. Обжигающая горечь немного взбодрила, помогла собраться с мыслями.

— Убирайся, — бросил я хрипло, не глядя на куртизанку. — И передай девочкам — пусть будут готовы. Сегодня у нас большая охота.

Лаура торопливо оправила платье и выскользнула за дверь. Цокот ее каблучков затих вдали, оставив меня наедине с горькими думами. Я тяжело опустился в кресло, обхватив гудящую голову руками.

Что со мной творится, Господи? Сам не свой из-за какой-то смазливой англичаночки. Тело горит и плавится от одной мысли о ней. Кидаюсь на других, чтоб унять эту лихорадку. Но легче не становится, лишь гаже.

Лаура права — такими темпами недолго и голову потерять. Кем я стану, если позволю одной юбке себя окрутить? Посмешищем в глазах всей Венеции! Этого нельзя допустить. Я должен вырвать эту занозу из сердца, пока она не пустила корни.

И есть только один верный способ. Напугать ее до полусмерти, сломить волю, вышвырнуть прочь. Пусть бежит без оглядки в свой чопорный Лондон и никогда не возвращается. И плевать на дурацкий спор с Олимпией! Глупое мальчишество, не стоящее и ломаного гроша.

Приняв это решение, я почувствовал, как камень падает с души. Правильно, так и надо. Нечего тут сопли разводить. Избавлюсь от искусительницы, и все станет по-прежнему. Верну себе власть и контроль. И ни одна юбка больше не сделает меня слабым. Ни за что на свете.

* * *

Элизабет

После утреннего инцидента с багажом и очередной стычки с Марко мне отчаянно захотелось сбежать из душного палаццо хоть ненадолго. Стены будто сдавливали со всех сторон, напоминая о неприятных открытиях и гнетущих обязательствах. Я задыхалась в этой обители порока, мечтая глотнуть свежего воздуха и обрести ясность мыслей.

Быстро переодевшись в скромное дорожное платье и накинув легкую шаль, я решительно направилась к выходу. Ханна, тут же засеменила следом, на ходу поправляя выбившиеся из-под чепца пряди.

— Мисс Элизабет, погодите! Куда же вы так спешите? — всполошилась она, едва поспевая за моим стремительным шагом.

— Прочь отсюда, Ханна! Мне нужно побыть на воздухе, развеяться. Иначе я задохнусь в этой клоаке разврата!

— Воля ваша, мисс, — покорно вздохнула Ханна. — Только позвольте мне сопровождать вас. Не дело леди разгуливать в одиночестве по чужому городу. Да и кто знает, какие опасности могут подстерегать!

Я на миг призадумалась и нехотя кивнула. Ханна была права — появляться на людях без компаньонки для молодой незамужней девушки было немыслимо. Выходит, и здесь приличия диктовали свои правила. Что ж, по крайней мере, с верной служанкой будет не так одиноко.

Спускаясь по парадной лестнице, я лихорадочно размышляла о событиях этого безумного утра. Противостояние с Марко и куртизанками, посягнувшими на мой гардероб, до сих пор будоражило кровь. Щеки пылали от негодования и смущения, стоило вспомнить полуобнаженного негодяя, бесстыдно рассматривающего мой пеньюар. Ох, спасу от него нет, ни сном ни духом! И ведь хитрец, знает же, как смутить неискушенную девицу.

У подножия лестницы меня вдруг окликнул знакомый голос:

— Синьорина, погодите! Позвольте на пару слов.

Мы с Ханной застыли, узнав Лучано Гаспарини, вчерашнего нотариуса и закадычного дружка Марко. Он неспешно приближался, сверкая белозубой улыбкой и хищно щуря темные глаза.

— Куда это вы так торопитесь спозаранку? — промурлыкал он, окидывая нас оценивающим взглядом. — Неужто решили прогуляться? Смотрите, как бы чего не вышло. Венеция — город коварный, мало ли кто встретится.

Я вскинула подбородок, сверля наглеца уничижительным взглядом:

— Благодарю за заботу, синьор Гаспарини. Но, думаю, мы с мисс Симмонс в состоянии о себе позаботиться. И не извольте более удерживать нас, нам нужно идти.

Лучано хмыкнул, сощурившись:

— Ну-ну, не буду препятствовать. Только потом не говорите, что вас не предупреждали. Ах да, чуть не забыл. Марко просил передать, что ждет вас вечером для важного разговора. Так что не задерживайтесь допоздна в своих прогулках, если не хотите получить на орехи.