"Смешные люди, — подумал я, глядя на зашумевшую толпу. — Где его сейчас найдешь в большом городе? Особенно после такого заявления. Ляжет на дно и будет выжидать".

Дослушав объявление до конца, мы отправились на работу.

— Мастер, а почему именно купцы, а не городские власти, решили объявить о награде? Им-то что от этого?

— Да потому что убивают именно купцов. Меня в прошлый раз тоже вызывали, и тогда я тоже самое сказал лейтенанту. Ты его сегодня видел, с седыми усами. Погоди, я кое-что еще вспомнил. Он мне тогда еще намекнул, что был еще похожий труп. И тоже из купцов. Так это получается… уже третий труп, убитый одним и тем же человеком.

"О, как! Неужели серийный убийца? Хотя… если подумать, то необычного здесь нет, так как злоба и жестокость тут через край хлещут".

Жестокость в этом времени составляла часть повседневной жизни обычного человека, что мне было хорошо известно, так как на допросах поневоле приходилось слушать "откровения" убийц и разбойников. Ее проявления можно было видеть в диких драках из-за места на рынках, пьяной поножовщины в таверне, банальном отравлении члена семьи или зверском убийстве во время ночного ограбления. Все это, как я понял позже, происходило от того, что люди относились к смерти намного проще, чем в будущем. Каждый человек Средневековья сталкивался со смертью повсеместно: постоянно кто-то умирал из его родных, братьев и сестер, родственников, собственных детей. Помимо этого, были внешние причины: неурожаи, несущие голод, эпидемии и войны, помогавшие людям еще сильнее осознать, что дама с косой находится постоянно рядом, к тому же, согласно учению церкви, люди рассматривали смерть как переход из одного жизненного состояния в другое. Именно поэтому жестокие казни преступников воспринимались и как торжество закона и как представление, сродни выступлению уличных артистов.

— Так это из-за того, что купцов убивают? — решил уточнить я.

— Дурья ты башка! — вдруг неожиданно разозлился на меня Пьер. — Что люди видят, когда такой труп находят? Голова не разбита, кровавых ран на теле нет. Увидев его, они сразу думают о нечистой силе, о том, что это дьявол забрал у человека душу. Только тут дело не только в наших горожанах, а в том, что идет ярмарка, много гостей, купцы иноземные съехались! Они же эти слухи потом за собой потащат, в свои земли! Дошло до тебя, придурок?!

— Мастер, а ты чего злишься? Нас-то это не касается.

— Касается, да еще как! Если раньше эти случаи замалчивали, то теперь после объявления и премии город зашумит и народ потребует от властей чтобы злодея как можно быстрее схватили. Городской совет, в свою очередь, даст хорошего пинка городской страже. А это что значит? — палач бросил на меня вопросительно-недовольный взгляд. — Не понимаешь? Вот потому ты и дурак. Все дело в том, что городская стража начнет проявлять свое усердие, хватая всех, кто под руку повернется, после чего потащат их к нам! Теперь ты понял?

— Теперь понял, мастер. Нас ждет много работы.

Спустя два дня, стоило мне только открыть глаза и сладко потянуться под бой колоколов, как неожиданно раздался стук в дверь. Я встал и пошел открывать дверь. На пороге стоял растерянный Жан, а за его спиной, на приличном расстоянии, маячил стражник.

— Что, опять? — зевая во весь рот, спросил я его.

— Ага, — дыхнул на меня, застарелым перегаром, парень. — Вон, опять прислали.

Я развернулся и пошел известить мастера, но тот уже был на ногах и уже все понял из нашего короткого диалога.

— Одевайся, Клод. Пойдешь со мной, — потом он повернулся к Жану. — Поешь, потом пойдешь в тюрьму и все приготовишь. Потом у тебя будет еще работа. Договоришься с нищими или бродягами. Подошло время чистки общественных уборных. Сразу предупреждаю: если узнаю, что ты присвоил хоть один обол, изобью до полусмерти. Ты меня знаешь!

— Я не подведу вас, мастер, — тихо и проникновенно ответил Жан, но ни Монтре, ни я его словам не поверили. Он был неисправим. Отъявленный лгун, пьяница и бабник, готовый в любой момент уйти в загул.

Пока шли, мы с Монтре не разговаривали. Палач был не в духе. На этот раз на месте преступления присутствовал только седоусый лейтенант из городской стражи, судейский с писцом и два городских чиновника, которые, как мне представлялось, находились здесь для пересказа городским властям отчета Пьера Монтре. Место другое, а все остальное выглядело, как в прошлый раз — труп, стражники и небольшая толпа зевак. Мы поздоровались, коротко поклонившись представителям городской власти, после чего лейтенант небрежно ткнул рукой в направлении трупа. Работайте! Подойдя, занялись обследованием тела. Собравшаяся толпа и представители городских властей внимательно наблюдали за нашими действиями.

— Сломана шея? — спросил меня Пьер, сидя на корточках перед трупом. Вопрос был задан для проформы, потому что и так все было ясно.

— Она, — ответил ему я, затем выпрямился.

Делать здесь было нечего. Это был настоящий маньяк, который убивал не столько для того, чтобы ограбить жертву, а удовлетворить свою страсть к убийству.

"Стоит сейчас, сука, где-нибудь рядом и хихикает про себя: мол вот я какой умный и хитрый. Ублюдок хренов!"

Монтре выпрямился и был готов уже идти с докладом, как я, скользнув глазами по столпившимся зевакам, вдруг неожиданно выцепил уже знакомое мне лицо в толпе зевак. Мужчин в собравшейся толпе, как и тогда, можно по пальцам пересчитать. Всматривался не стал, наоборот, отвел взгляд в сторону. Мозг привычно принялся за анализ сложившейся ситуации.

"Если там он мог оказаться невзначай, будучи жителем того района, то здесь и сейчас его появление случайностью не назовешь. Во-первых, это совершенно другая часть города, во-вторых, раннее утро, в-третьих, слухи о новом убийстве еще не разошлись, в-четвертых, способ убийства один и тот же. Зачем пришел? Получить кайф, глядя на труп? Или порадовать свое раздутое эго? Может послушать, что о нем говорят в толпе? Дескать, я неуловимый убийца, а вы грязь под моими ногами. Тебя урод, похоже, заводит человеческий страх, дает возможность возвысить себя, почувствовать страшным и опасным зверем, — снова прокрутил в памяти его образ. — Он. Без сомнения. Было бы лучше всего проследить за тобой, до твоей норы. Только кто мне это разрешит сделать? Значит, надо тебя брать сейчас. К тому же хуже не будет. Если что, скажу: ошибочка вышла!".

Вслед своим мыслям я ощутил охотничий азарт, почувствовал пьянящий прилив адреналина, желание начать схватку и… победить. У меня не было к нему ненависти, просто надо было выполнить задачу, поставленную передо мной. Снова, с ленцой, провел взглядом по толпе, при этом изобразив зевок человека, который не выспался. Попробовал оценить возможные варианты и риски при его захвате. Средний рост, неопрятная одежда, мешки под глазами, бегающий взгляд. Легко возбудим. Жесток. Окажет жесткое сопротивление, а при возможности, убьет, не задумываясь.

"Вот только как его брать? Просто так не подойти. Народ от нас шарахается, как черт от ладана. Может, напролом?".

К этому моменту Пьер отчитался перед властями, ответил на несколько вопросов, после чего подошел ко мне и вдруг неожиданно спросил: — Клод, ты чего?

"Ты, смотри, заметил. Совсем я, похоже, расслабился, — с некоторым удивлением подумал я, но отвечать не стал, а вместо этого, быстро и тихо, сказал: — Все потом, а сейчас нам надо пройти, как можно ближе к толпе.

К чести палача, он не стал требовать объяснений, только его лицо затвердело, превратившись в неподвижную маску, как с ним обычно бывало во время казни. Идя с ним в сторону толпы, перегородившей улицу, я постепенно стал увеличивать расстояние между собой и палачом. Любопытные горожане, вовсю обсуждавшие очередную жертву дьявола, стоило им увидеть, что к ним идет палач с подмастерьем, стали постепенно сдвигаться в сторону, освобождая нам дорогу, а вместе с ними отошел убийца. Нетрудно было заметить, что в отличии от остальных, он не пытался вступать в споры или обсуждать происшествие с другими горожанами, а только жадно слушал разговоры зевак, а по его губам скользила слабая улыбка, полная торжества. В тот момент, когда мы поравнялись с сгрудившейся толпой, я неожиданно сорвался с места и кинулся в толпу. Я видел, как зеваки замерли, тупо глядя, на бегущего на них человека, но стоило им только осознать, что на них несется подмастерье палача, их глаза наполнились ужасом. Ничего не соображая, в панике, они кинулись бежать сломя голову, сталкиваясь и толкая друг друга, а уже в следующую секунду, три человека, сбитые с ног, барахтались на земле, дико вопя от страха.