Я посмотрел на Жана, пожирающего глазами разложенную еду, а затем перевел взгляд на Пьера, но сразу получил жесткий ответ на свой невысказанный вопрос: — Свинья и остаткам будет рада.

Мне только и осталось слегка пожать плечами, после чего запустил ложку в горшок. Жан, услышав слова мастера, в очередной раз шумно сглотнув слюну, ушел за возок. Я ел, наслаждаясь, в одинаковой степени, как горячей едой, так и ее обилием. Пьер, открыл одну из фляг и налил нам в стаканы пива. Ели мы с завидным аппетитом, поэтому довольно скоро горшок показал дно.

"Похоже, парень останется голодным, — констатировал я очевидный факт, но переживать по этому поводу не стал: получи, что заслужил. Паштет, который неожиданно оказался очень вкусным, я сумел осилить только на треть и только теперь почувствовал долгожданную приятную сытость. Пьер, съев кусок хлеба с паштетом, отломал кусок колбасы и продолжил неторопливо жевать, запивая пивом. Только дожевав колбасу, он позвал своего помощника: — Эй ты, пустая баранья голова! Иди сюда!

Когда провинившийся прибежал, он выделил ему долю — недоеденный им круг колбасы, остатки паштета, хлеб и кожаную флягу с остатками пива.

— Забирай и исчезни! Чтоб мои глаза тебя не видели, свинячье отродье! — хотя это было сказано сердито, но былой злости в его голосе уже не было.

Парень, испуганно тараща глаза и неловко помогая себе искалеченной рукой, забрал продукты и снова исчез за возком. Я посмотрел ему вслед и подумал, что Жану при таком начальнике несладко живется. С другой стороны, если я все правильно понял в этой истории, бугай оказался самым настоящим придурком, раз так их подставил. Сам Монтре ни тупым убийцей, ни кровожадным маньяком мне не показался. Я наблюдал за ним и мне он показался человеком, который честно выполнял свою работу, за которую ему платили деньги.

Пьер поднялся и отойдя на несколько метров, приспустив штаны, отлил, затем приведя себя в порядок, вернулся и сел. Открыл вторую флягу, затем налил нам вина и порезал сыра. По его задумчивому лицу можно было понять, что он сейчас собирается с мыслями, и насколько я мог определить, для не простого для него разговора. Впрочем, я догадывался, о чем может пойти речь.

Пьер, несмотря на свою внешнюю невозмутимость, сегодня сильно перенервничал, так как его профессионализм, как палача, которым он очень гордился, причем не без основания, оказался под ударом и только этот, пока непонятный ему парень, сумел его выручить. К тому же тот понравился ему как человек, и теперь, когда наступила разрядка, Пьеру хотелось выговориться.

— Знаешь, парень, тебя словно наш господь прислал мне в помощь. Давай выпьем за то, чтобы у нас все было хорошо, — выдал он стандартный тост, затем мы чокнулись оловянными кружками с налитым вином и выпили. Он тут же снова разлил вино в кружки, но пить не стал, а вместо этого, неожиданно для меня, стал рассказывать о своей жизни. Сначала у Пьера Монтре было все, как у людей. Жена и дочь. Вот только его жена умерла слишком рано, их дочери только-только исполнилось десять лет. Пьер сильно переживал из-за ее смерти и все свое внимание и любовь перенес на ребенка. Он, не стесняясь, рассказывал мне, каким милым и красивым ребенком была его деточка, и что, приходя с работы, он никак не мог налюбоваться своим прекрасным цветочком. Он делал все что можно, лишь бы у нее все было хорошо, а когда ей стукнуло пятнадцать лет, Пьер познакомил ее с неплохим парнем, сыном городского живодера. Я не стал спрашивать, почему именно с ним, а не обычным городским парнем, потому что и так было понятно, что живодеры, как и палачи, относились к самому низшему слою городского общества, а значит, искать невест и женихов они имели право только среди своих. Дело уже шло к свадьбе, как он вдруг узнал, что его любимая Абель сбежала с каким-то паршивым музыкантом. Это произошло во время праздника Тела Господня. Так Пьер Монтре одним махом лишился ученика, так как предварительно было получено согласие сына живодера стать подмастерьем палача, и своей любимой дочери. Спустя какое-то время новым ударом для него стала смерть помощника, с которым он работал уже несколько лет. Желающих освоить профессию палача долго не находилось, пока одно семейство, чтобы не сесть за долги в тюрьму, не отдало ему в ученики своего сына. Так у него полгода тому назад появился Жан.

— Мне хотелось сделать из него порядочного человека, но эту грязную свинью интересует лишь вино, азартные игры и шлюхи. К тому же у него лживый и паршивый язык. И что самое плохое, так это то, что мы связаны друг с другом железной цепью — договором, которой сковал нас городской совет. Будь прокляты эти жирные хорьки! Этого тупого мула мне навязал город, хотя я просил предоставить мне самому выбор моего помощника. Вот скажи мне, Клод, разве это не свинство?

Выпив еще пару стаканов вина, охмелевший Пьер сказал, что я ему понравился, как человек без предрассудков, а затем он спросил меня о том, что я собираюсь дальше делать.

Пожав плечами, ответил: — Пока не знаю.

— Эти жирные свиньи (мне уже было известно, что Пьер очень не любит городской совет), уже давно обещают мне второго подмастерья. И что? Где он? Как хорошо можно делать свою работу, когда у тебя в помощниках такой тупоголовый и бесстыжий урод, как Жан! Вот что я скажу тебе, парень: мне очень нужен ловкий и толковый помощник! Вот ты мне скажи….

"Так и знал, что все сведется к этому".

Пока палач разглагольствовал, я стал быстро прикидывать плюсы и минусы предложения, которое вот-вот последует. При отказе я получу несколько монет, но при этом о поездке в Тур можно забыть, а оставаться в городе, где меня знают, как помощника палача, крайне неразумно. К тому же, меня даже в город не пустят, ведь не зря палач торчит за городскими стенами. Из плюсов у меня будет временная работа (мерзкая и отвратительная) и заработок, а главное, появится время для спокойной адаптации в этом мире.

— Но ты же мне до этого сам сказал, что только городской совет может назначить тебе помощника и определить ему денежное вознаграждение. Ты же не можешь, просто так, привести меня и сказать: это мой ученик.

— Ха! Да мне плевать на них! Я все решу сам! Никому я не собираюсь ничего докладывать! — разошелся опьяневший палач. — К тому же ты будешь получать деньги, как подмастерье. Треть — ему, две трети — тебе. Поверь мне, я щедр, а это очень хорошая оплата! Тебе любой это скажет!

— Да верю я тебе, верю.

— К тому же ты получишь кров и еду. Да ты пойми, парень, в твоем положении у тебя просто нет выбора! — продолжал он напирать на меня.

В принципе я уже решил согласиться и теперь старался выбить из него как можно больше преференций, сделав при этом скучную физиономию. Монтре видел по моему лицу, что мне не сильно нравиться его предложение и решил подсластить пилюлю.

— Ты получишь половину денег, что причитаются этому придурку за сегодняшнюю работу. Кроме того, я обязуюсь платить тебе за переработку, когда таковая случиться.

— Ну, не знаю, — продолжил капризничать я. — Мне надо подумать.

— Думай, парень. Но судя по твоему бедственному положению, ты себе ничего лучше не найдешь.

— А сейчас что дальше делать будем? — поинтересовался я.

— Сегодня ехать уже поздно. Будем отдыхать, а завтра поутру двинемся в путь. Дорога неблизкая.

Чувство голода, которое меня постоянно мучило все эти дни, заставило поднять вопрос о еде.

— А завтракать мы будем или уже поедим в дороге?

— Это все зависит от твоего решения, парень, — ехидно усмехнулся Монтре. — Если ты согласен пойти ко мне подмастерьем, то тогда я обязан тебя кормить, а если нет, то ты сам по себе.

"Морда палаческая! — подумал я, но вслух сказал: — Я же сказал, что подумаю.

— Думай, Клод, думай.

Неожиданно мне в голову пришла мысль, и я не замедлил ее озвучить: — А почему казненного привязывают к колесу лицом вверх, а не вниз?

— Смысл в том, что преступник должен смотреть в небо и ждать смерти, как Божьей милости.