Конрад проснулся в холодном поту, стиснутый стенками своего гроба. Он рванулся и заколотил кулаками по деревянной крышке. Она раскололась, и граф вывалился из ящика, задыхаясь, хотя и сделал свой последний вдох больше века назад.

Йерек и Онурсал влетели в комнату, когда их господин, дрожа, поднимался. Судя по выражению их лиц, они ожидали худшего. Но Конрад не собирался делиться своими снами.

— Оставьте меня. — Тон его отсекал все возможности возразить.

Гамайя, пятясь, покинули спальню.

Граф не знал, кому можно верить.

«Верить», — горько рассмеялся он. Правда в том, что верить нельзя никому.

Он не мог больше сидеть в закрытом помещении. Ему хотелось ощутить на лице ветер, почувствовать хотя бы иллюзию свободы. Интересно, не переживал ли Влад то же самое. Мысли об отце привели к мыслям о сотнях ночей, которые древний вампир провел на крыше этой самой башни, и это определило следующий поступок Конрада. Он накинул плащ, застегнул на шее золотую цепь и, небрежным жестом отстранив гамайя, вышел из покоев.

— Стоять! — бросил он им, словно паре псов.

По лестнице граф бежал, перепрыгивая через две, а то и через три ступеньки, торопясь оказаться под фиолетово-багровыми небесами.

Он распахнул дверь.

Ветер подхватил плащ, облепил вампира тяжелой тканью, а потом вздыбил за спиной графа плотную черную волну, Конрад шагнул на самый край парапета и вспрыгнул на зубец, не оставив ничего между собой и падением в тысячефутовую пропасть.

Он посмотрел вниз.

На миг ему показалось, что он висит в самом центре черного сердца ночи. От ощущения свободы перехватывало дыхание.

Конрад потерял ориентацию в пространстве, голова бешено кружилась, но страха не было.

Сейчас он, если бы пожелал, с радостью шагнул бы навстречу падению, и даже тысячи футов не хватило бы, чтобы убить его.

Да, ему хотелось прыгнуть — и полететь по небу.

У его ног собрались вороны, озабоченно поклевывая кожаные сапоги. Пусть.

— Он не единственный, — хрипло каркнула самая крупная птица, изогнув шею, чтобы взглянуть на вампира глубоко посаженными желтыми глазками.

— Знаю, — ответил Конрад, все еще озирая мир внизу.

— Они все желают твоей смерти. — Скрипучие слова ворона царапали нервы, точно гвоздем по стеклу.

— Знаю.

— Враг за каждым углом.

— Знаю.

— Твои братья метят на твое место.

— Я все это знаю, птица.

— Знаешь, знаешь, но знаешь ли ты, что Питер планирует твое свержение? Что он спит и видит себя господином?

— Тогда я позабочусь о том, чтобы сны его обернулись кошмарами.

— О да-да-да, кошмарами. Прежде чем он умрет — кошмары. Убей их, Конрад. Убей их. Или они убьют тебя.

Конрад перевел взгляд на падальщика. Перспектива новых смертей в старом замке явно возбуждала ворона.

— Ты — создание своего хозяина, не так ли, птица?

— О да-а-а.

— Когда польется кровь, передай это своему господину, в каком бы аду он ни был.

— Да, да, да, да, — прокаркал ворон. — Обмани Питера, прежде чем он обманет тебя. Они все замышляют и интригуют, твои лживые родичи, они хотят, чтобы ты сгнил, хотят разрезать тебя на куски и скормить нам, птицам, да, хотят, хотят, хотят.

— Тогда, возможно, именно это и следует сделать с ними. Пусть их мечты обернутся явью. Это будет подарок им от меня. От меня, Конрада, Кровавого Графа.

— Несущего смерть, это бессмертно, — промолвил ворон.

Конрад услышал шаги на лестнице и быстро отступил в тени, отброшенные многочисленными коньками крыши, достаточно темные и глубокие, чтобы укрыть его.

На башню поднялся Джон Скеллан. Наклонившись, он принялся кормить птиц узкими полосками мяса. Вороны ели из его рук.

Конрад с растущим любопытством следил за представлением, постепенно убеждаясь, что птицы разговаривают с новым гамайя, хотя он стоял недостаточно близко, чтобы расслышать, о чем идет беседа.

— Значит, они говорят и с тобой? — спросил он, выступая из тени.

Скеллан закаркал и замахал руками, отгоняя воронов, после чего повернулся к своему господину.

— Они хорошие товарищи. — На губах его играла лукавая усмешка. — Не задают вопросов и не врут. Чего еще можно требовать от друга?

— Да, — согласился Конрад. — В них есть что-то почти благородное, верно?

— В отличие от твоих братьев.

Откровенность Скеллана удивила Конрада. Он не привык к подобной прямоте слуг. Интересная перемена. Значит, он не ошибся в Скеллане. Новый гамайя, как Йерек, говорит правду в глаза. Подхалимов Конраду и так хватит на несколько жизней.

— В них двоих я не увидел и подобия благородства.

— Собиратели отбросов, они оба, — кивнул Конрад.

Ворон снова пристроился у его ног. Совершенно не боясь вампиров, он клевал ошметки мяса, брошенные Скелланом.

— И все же они не обделены властью при твоем дворе, и ты почтил их, передав командование своими силами в предстоящей войне. Кто-нибудь может подумать, что они главенствуют над тобой. Они, фат и похотливый дурак, над тобой, величайшим из когда-либо обращенных вампиров.

— Что ж, да услышит меня кто-нибудь из слепых богов, клянусь, мы почтим их могилы еще до того, как война окончится.

— Сторонись друзей, а братьев сторонись еще пуще, да?

— Или отодвинь их в сторону, да так, чтобы они сверзлись с края мира.

Конрад ощущал свое сходство с этим вампиром. Он был близок ему, как ни один из отпрысков Влада. Возможно, потому что Скеллан знал свое место в иерархии: как потомок Познера, он не мог соперничать с истинным фон Карштайном; возможно, из-за его прямоты, а возможно, просто из-за того гнусного сна. Он не знал, но чувствовал, что между ними есть родство, а подобное ему доводилось испытывать крайне редко. Всю свою жизнь Конрад вынужден был сражаться за всё, что имел. Даже раньше, до того, как стать вампиром, у него не было настоящих друзей. И теперь все вокруг блюдут лишь свои интересы. Скеллан иной. Он как Конрад. Они оба — отщепенцы. Им неуютно в мире мертвых, оба они себе на уме, и обоих преследуют призраки.

— Конечно, никогда не помешает пнуть их как следует, — сказал Скеллан.

— Да, мы просто обязаны искоренять слабость. В смерти, как и в жизни, выживают только сильнейшие.

— Совершенно согласен.

— В таком случае, мой новый друг, у меня есть для тебя задание.

— Я весь в твоем распоряжении. — Скеллан хищно оскалился.

— Езжай с Фрицем. Стань его тенью. Позаботься, чтобы он не вернулся в Дракенхоф. — В ушах Конрада звучало эхо хриплых криков воронья.

— Можешь доверять мне, — произнес Скеллан без малейшего намека на иронию в голосе.

Тяжкий груз свалился с плеч Конрада, умиротворение легло на сердце. Да, да, он может доверять Скеллану.

Приграничные области, Сильвания

Панихида по весне, 2057

Тварь бросила его умирать. Каллад поклялся, что злодей еще пожалеет об этой своей ошибке, но тут разум его поглотила боль, и он снова провалился в черноту.

Дварф не знал, долго ли он пролежал без чувств.

Когда сознание вернулось, мир показался ему разбитым на осколки галлюцинации: карканье стервятников, шорох листвы, терпкий запах крови и боль, боль в ранах, но большая часть света расплывалась бессмысленно серым пятном. Он не мог сосредоточиться.

Каллад лежал на спине, не в силах пошевелиться.

«Я не собираюсь умирать».

Он почувствовал, как мышцы левой руки задрожали. Внутренний жар сжигал тело.

Несмотря на решительное намерение жить, дварф знал, что умирает и не может сделать ничего, чтобы изменить это.

Стиснув зубы, борясь с внезапными вспышками боли, он попытался повернуться, и непроглядная тьма вновь накрыла его.

Когда дварф опять выплыл из мрака беспамятства, он был один. Вампир исчез в лесу. Каллад прикусил губу и снова попытался заставить тело двигаться. На лбу его выступила испарина, соленые капли побежали в глаза. Дварфу удалось чуть-чуть приподнять голову — и он увидел, что вампир обобрал мертвых, прихватив все, что могло ему пригодиться.