Внимательно осмотрев его, он обнаружил, что тот вроде бы никак не повредился. Только густая красивая борода изображенного на картине Крягу была испачкана пятнами крови. Очевидно, брызги попали на полотно, когда Шмидт упал затылком на край стола, и картина накрыла его лицо сверху.

Однако Крягу знал, что масляную краску кровь не испортит. Отыскав в мастерской тряпку, он намочил ее в ведре воды и аккуратно вычистил картину. После этого спрятал тряпку в мешок, обернул картину бумагой и перевязал веревкой.

Теперь предстояло самое важное: незамеченным вернуться домой. Крягу присел на табурет, раздумывая, как поступить. Скоро на улице начнет смеркаться. Если провести здесь еще час-другой, то можно попробовать добраться домой. Но с картиной под мышкой, он точно запомнится даже редким прохожим. Лучше дождаться полуночи. В такое время по улицам ходят только одни жандармы, но сейчас ему это не показалось проблемой. Задерживаясь иногда в управе, Крягу возвращался домой поздно и потому примерно знал посты дежуривших на улицах охранников порядка. Да, окольными путями, он наверняка сможет дойти до дома незамеченным.

При этом выходить прямо из мастерской на улицу было нельзя: дверь бы оставалась открытой. Гораздо безопаснее было перейти из этой пристройки в дом, и выйти на улицу через калитку.

Крягу стал ждать наступления ночи. Из дома не доносилось никаких звуков. Видимо, Иляна давным-давно ушла. На улице все тоже постепенно затихало.

Угасавший день поглощали сумерки и вместе со светом солнца они проглатывали душу и ум Крягу.

Несколько часов он просидел в сгущавшейся темноте мастерской. Крохотное занавешенное окошко, выходившее на забор соседнего дома, было единственным источником освещения. Зажечь свечу или керосиновую лампу Крягу не решался. Не хотел, чтобы свет заметил кто-либо с улицы. Мало ли, вдруг Ботезату или кому другому приспичит заявиться сюда.

Когда по его подсчетам было уже не менее, чем начало двенадцатого, Крягу решил выбираться.

Сначала он повернул ключ в двери, за которой следовал коридор, и прислушался. Из дома не доносилось ни звука. Крягу вышел с картиной в руках, и призадумался, запирать ли дверь за собой. Нет, видимо не стоило. Пусть все выглядит так, словно Шмидт работал в мастерской, поскользнулся и ударился головой.

Оставив ключ в замке с внутренней стороны, Крягу прикрыл дверь и медленно, по памяти, направился к выходу из дома во двор.

Едва он сделал два или три шага, как наступил на что-то мягкое и живое! Кошка закричала и бросилась наутек! Сам Крягу невольно дернулся всем телом от испуга, не удержал картину, и та стукнулась о стену! Послышался звон разбитого стекла.

Перепуганный не на шутку Крягу замер на месте, боясь шелохнуться. Впрочем, дальше ничего не произошло. В доме никого не было.

Ему вспомнилось, что где-то здесь на стене висело зеркало. Видимо, как раз оно и разбилось от удара картиной. Битое зеркало – плохая примета, подумалось Крягу, но на такую мелочь он даже не стал сейчас размениваться.

Выбравшись во двор, он подошел к забору и посмотрел по разным сторонам улицы. В тусклом свете редких фонарей никого не было заметно. Крягу перекрестился, отворил калитку и вышел на улицу. Закрыв за собой дверку, с картиной под мышкой, он торопливо зашагал в противоположном от Ильинского базара направлении.

Таким образом он намеревался сделать небольшой крюк, но зато добраться до дома никем незамеченным.

Передвижение было нелегким и хлопотливым. Картина то и дело норовила выскользнуть. Нести ее в руках перед собой тоже было неудобно. Ночь выдалась душной. Очень скоро Крягу взмок, ему пришлось делать короткие паузы, переводя дух. Ни на секунду не расслабляясь, он постоянно осматривался по сторонам, опасаясь неожиданной встречи с кем-либо.

Было уже давно за полночь, когда Крягу переступил порог своего жилища, закрыл за собой дверь на замок, и почувствовал небольшое облегчение.

По крайней мере, его никто не заметил, никто не знал о его сеансе у Шмидта в 6 вечера, клиентскую книгу художника он прихватил с собой и сейчас же уничтожит ее.

Выйдя в небольшой огород, располагавшийся позади дома, он отворил сарай и взял оттуда немного дров. Вернувшись в дом, затопил печку, и когда пламя принялось, бросил в него тетрадь Шмидта и тряпку, которой оттирал кровь с картины.

Огоньки пламени поблёскивали в очках Крягу, в этот момент он был уверен, что поступает совершенно правильно. Когда поленья догорели, Крягу выложил золу лопаткою в ведро, вынес в огород и перекопал ее с землей в свежей грядке.

Зайдя в кабинет, он застал всё на своих местах. Всё было так же как и когда он уходил накануне вечером. Вот его стол, на котором лежала неоконченная рукопись. А вот стена, на которой он давно облюбовал место для заветного портрета.

Крягу усмехнулся, подумать только, сколько произошло за время его отсутствия. Сейчас его похождения показались ему песчинками в пустыне мироздания.

Он лег в кровать, но сон, естественно, не приходил. Слишком много потрясений выдалось на его долю за один вечер. Сначала Крягу думал об украденных деньгах: каким-то образом ему предстояло протянуть до следующей получки, которая намечалась только в конце месяца.

Однако деньги, еда и табак казались ему сейчас слишком незначительными и смешными. Всё его существо согревала мысль о портрете, который был наконец у него дома, в соседней комнате. Этот портрет поможет завершить его великий труд, и станет символом почетной новой жизни.

И тут одна мысль, связанная с портретом, так внезапно осадила его, что Крягу аж приподнял голову с подушки и сел на кровати! Ведь портрет может превратиться чуть ли не в главную улику, которая укажет на его вину!

Очевидно, что завтра утром достопочтенная госпожа Маноле или купец Агаке, а может и настырный Ботезат, но кто-то из них точно, поднимет шум, что мастер Шмидт куда-то запропастился! Скорее всего крикнут за Иляной и тогда труп точно обнаружат.

Показания Ботезата при этом будут самыми важными: уже в 7 вечера Шмидт не отвечал, и дверь мастерской была заперта на засов изнутри.

Вероятнее всего полиция свяжет происшествие у Шмидта с его профессиональной деятельностью. Другими словами, будут опрашивать всю его клиентуру. Но книга заказов благополучно канула в Лету (сидя на кровати, Крягу с удовлетворением потер бороду и злобно улыбнулся), так что придется рассчитывать на одни только свидетельские показания. Процесс установления личностей всех последних клиентов художника будет небыстрым.

Возможно, кто-то из клиентов или Иляна видели в какой-то из дней Крягу, входящего или выходящего от Шмидта. Ему припомнилось, что в один из сеансов, он действительно столкнулся с неким седовласым господином в дверях.

Так или иначе, оставалась вероятность, что рано или поздно полиция наверняка нагрянет к нему за показаниями. Ничего страшного: в таком случае Крягу разведет руками, скажет, что ходил справляться о стоимости услуг художника, но не более того.

Однако именно портрет теперь становился камнем преткновения, и от понимания этого, Крягу поморщился, выругался и быстро перекрестился. Очевидно, что вешать картину на стену было очень опасно. Придется припрятать ее на некоторое время.

Остаток ночи он провел, разбирая доски в полу под кроватью. Там был его тайник, в котором он бывало прятал свои денежные накопления. Конечно же, для того чтобы скрыть картину длиною в метр, потребовалось вынуть больше досок. За пару часов он управился: положил обернутую в бумагу улику под пол, вставил доски на место и задвинул кровать.

Когда Крягу наконец лег спать, уже светало. Ему даже получилось провалиться в сон, быстрый и беспокойный.

Во сне он стоял в мастерской Шмидта. Перед мольбертом склонился сам художник, работая кистью. Крягу заглянул ему через плечо и увидел, что тот заканчивает его портрет.

Взгляд поднимался от фрака к бороде, от бороды к лицу, которое внезапно приняло поистине ужасный вид. Вместо лица Крягу портрет изображал какое-то чудовище с черными космами волос, рогами и горящими углями вместо глаз…