Меня в жар бросает. И ведь понимаю, что он говорит о клавиатуре, о моих знаниях и умениях в рабочей сфере, но… Ещё и так близко подходит, что я даже задерживаю дыхание.

– Я ухожу, – произношу твердо, а сама стою на месте.

Черт, хотела же убедиться, что я здесь не из-за детей, что Роман о них ничего не знает.

– Так и не узнав, зачем ты здесь? – улыбается он мне своей самой очаровательной улыбкой, и ямочки на щеках особенно выделяются.

Как долго меня мучили эти самые ямочки ночами. Я просыпалась в противоречивых чувствах, не понимая, то ли от злости на себя, потому что не могу выкинуть из головы его образ, то ли на Романа, потому что проник в меня он слишком глубоко.

– Ты не спешишь отвечать на вопрос, – напоминаю я. – Но работать на тебя я не стану, не после… В общем, не буду.

Не собиралась же его ни в чем обвинять. Какой в этом смысл сейчас? Смысла нет, как и рациональности. А у Романа совершенно нет чувства вины. Наверное, будь на моем месте другая женщина, разнесла бы этот офис к чертовой бабушке и выцарапала глаза этому бессовестному человеку. Но это в то же время значит, что ничто не забыто, что он не забыт, все ещё вызывает эмоции. А я хочу быть равнодушной. Только пока ни черта не получается.

– Я действительно хотел предложить тебе работу, – наконец Роман даёт понятный ответ.

Только вот я ему ни капельки не верю. Если бы хотел предложить место, то позвонил бы сам, а не нагнетал таинственности. Да и он прекрасно понимал, что я откажусь, причем в очень грубой форме.

Роман делает ещё шаг ко мне, а за моей спиной только окно. Между нашими телами совсем не та дистанция, которая должна быть между потенциальным работодателем и работником.

– Ты нарушаешь мои личные границы, – вкладываю в это предложение весь официоз, на который способна.

Кажется, звучит не очень, потому что Роман усмехается и притягивает меня к себе за талию.

– Какие высокопарные слова, – замечает он едва ли не мне в губы. – Я думал, ты скажешь: «Отойди, козел, который испортил мне жизнь».

– Отойди, козел, который испортил мне жизнь, – повторяю, упирая руки ему в грудь. – И который ведёт себя так, будто у него амнезия.

Боже, дай мне сил. Пока о детях ни слова. Значит, не знает? Или прощупывает почву? Это он умеет. Заманивать в свои сети, играть с жертвой, оплетать своей паутиной. Он полная противоположность сложившемуся стереотипу о программистах. Роману бы в политики с его коммуникативными и мапуляторскими навыками.

Почему мы не видим это в людях сразу? Почему надо пройти через огонь, воду и медные трубы, прежде чем увидеть очевидное?

– Если бы мне отшибло память, я был бы не против влюбиться в тебя снова, – Роман даже не шевелится под моим напором.

Его дыхание на моем лице, его запах щекочет нос, его прикосновения напористые и требовательные. И я не должна на это реагировать, потому что Роман мне безразличен! Хотя по-хорошему стоило его ненавидеть…

– Ты не влюбляешься, ты пользуешься, – тихо говорю. – И отпусти меня наконец! – теперь повышаю голос.

Да он одним своим присутствием вытягивает из меня все то, что я давно похоронила на самом дне и даже присыпала солью своих слез, чтобы не дало ростки.

– Я тебя позвал, потому что соскучился, – Роман произносит эти слова мне почти в губы, и меня это окончательно отрезвляет.

Вот так? Четыре года лил по мне слезы в подушку, а потом вспомнил, что меня же можно найти, и для этого основал бизнес? Он меня, что ли, полной дурой считает?

Насколько хватает замаха при таком расстоянии между нами, заношу руку и бью Романа ладонью по щеке.

– Не скажу, что было приятно повидаться, – резко выделяю каждое слово, наконец отталкивая его. – Не смей больше приближаться ко мне.

И тем более к детям… Но это я, конечно, не произношу вслух. Зря я думала, что смогу хоть намек получить, знает он или нет. Играть в такое я не умею. И, видимо, это ещё один врождённый навык, отточенный до совершенства. Дьявол уволится там, где Роман преподает.

– Юля, стой! – он хватает меня за запястье, когда я делаю несколько шагов к двери. – Если бы я мог рассказать, что тогда произошло и почему мне пришлось уехать…

А вот сейчас он говорит вполне серьезно, даже интонация меняется. Если бы… Не придумал красивую легенду? Может, подсказать человеку, хотя и у него с воображением все в порядке.

– Но ты двойной агент, который работает на ФСБ, и это секретная информация, – подсказываю я, неожиданно развеселившись.

Так, судя по всему, у меня сейчас начнется истерика, а вот это сейчас совершенно ни к чему.

Да не хочу я ничего слушать! Ни ложь, ни правду. Четыре года тишины – и он решил со мной поговорить, но ничего при этом сказать не может.

Селектор на столе разрывается, но Роман на него не реагирует, хотя там явно что-то срочное, иначе бы секретарша не стала названивать так настойчиво.

– Юля, ты смотришь много сериалов, – в глазах Романа опять появляются смешинки, ненадолго его хватило, чтобы побыть серьезным.

– Отпусти, – киваю на руку.

Слишком много у нас тактильного контакта – это плохо. Роман разжимает пальцы, причем очень вовремя, потому что секретарша, уставшая звонить, на этот раз ломится в кабинет. Едва постучав, открывает дверь и с паникой в глазах сообщает:

– Роман Викторович, ради бога, извините. Но там ваша жена звонит, что-то очень срочно, говорит, мобильный у вас отключен.

Что ж… Ответьте, Роман Викторович, жене, а меня больше не беспокойте…

– Дыши, Юлька, дыши, – говорит Лера, когда я влетаю во двор и падаю на плетёное кресло на террасе.

Я даже не помню, как доехала. Пока Роман отвлекся на секретаршу, я успела выскочить из кабинета и неслась на парковку, будто за мной гналась стая бешеных собак.

Роман, наш странный разговор, а в конце секретарша с новостью о жене – я просто выиграла этот день. А может, он уже тогда был женат, четыре года назад? Мы никогда об этом не говорили, но обручального кольца не было. Как нет и сейчас…

Замечать мелочи, внимательность к деталям – это издержки профессии. Один неправильный символ в коде – и придется переписывать.

– Лера, – наконец перевожу взгляд на подругу, – он же не оставит меня в покое. Если он вернулся…

– Так, мы с Тимуром арендовали дом в Сочи, – подруга сейчас выглядит дееспособнее меня, – Богдана и Лизу мы берём с собой. А сейчас едем к тебе и устраняем все, что может намекать на детей.

Правильно говорят, что можно простить, пусть я этого и не сделала, а заставила себя быть равнодушной, но твои близкие никогда не простят и не забудут. Вот и Лера, едва увидев меня, поняла, что дело в Романе. Что-то другое, да даже апокалипсис с нашествием зомби не смогли бы меня так выбить из равновесия.

– А смысл? – пожимаю плечами. – Он может достать любой документ, который оцифрован.

– А ты можешь сделать так, чтобы эти документы исчезли из базы данных.

– Во-первых, это противозаконно, во-вторых, он найдет след, если займётся этим, поверь мне.

Уж Лера должна меня понять. Она сама была в ситуации, когда пришлось ради собственного спокойствия и дочери скрываться от мужа. Правда, по итогу оказалось, что Тимур ни в чем перед ней не виноват, и хорошо, что все хорошо закончилось. Но у меня все иначе, и тут ни объяснения, ни что-то другое не поможет. Поэтому подруга, даже если учесть ее собственный опыт, даже мысли не допускает, чтобы рассказать Роману о детях. Впрочем, как и я…

– Он женат, – сообщаю Лере. – И на кой черт тогда ко мне прицепился? Я сразу решила, что он знает о детях, но, кажется, ошиблась. Больше четырех лет от него ни слова, а тут он объявился и приглашает меня на работу. Затем заявляет, что соскучился, и тут нас прерывает секретарша с новостью о жене. Просто отличный день! – язвительно заключаю. – И он ещё не закончился.

– Так, Юль, надо успокоиться и подумать, – подруга подаёт мне стакан воды, хотя мне бы сейчас лучше стакан настоя валерианы. – А давай и ты поедешь с нами, – предлагает Лера. – Работать ты можешь из любой точки мира, а дети хоть на море побывают. И там точно никакого Романа не будет.