Применят ли они эту благодетельную лихорадку, превращающую сальварсан в действительно магическое средство не только в борьбе с прогрессивным параличем, но и заблаговременно?

Буквально миллионы окружающих нас людей являются носителями спирохет, которые, притаившись, ждут подходящей минуты для последней смертельной битвы. Исход этой битвы в статистических таблицах смертности будет иметь очень невинный вид смерти от болезней печени, почек, сердца, кровеносных сосудов, нервов или мозга...

В штате Нью-Йорк только от последней стадии этой болезни - от прогрессивного паралича - погибает десять процентов людей, умирающих в возрасте от сорока до шестидесяти лет. Покажут ли борцы со смертью, что эта смерть может быть предотвращена?

Вспомнят ли они о том, что до сих пор все их усилия удлиняли только среднюю человеческую жизнь, уменьшая смертность среди младенцев?

Поймут ли они, что перед ними лежит возможность, впервые во всей истории борьбы со смертью, - сокрушить врага, истребляющего миллионы людей, большинству которых меньше сорока лет?

Однажды датчанин Финзен сидел, задумавшись над своими медицинскими книгами, и следил глазами за кошкой, дремавшей на крыше. Она все время переходила из надвигавшейся на нее тени снова на солнце. В Данни солнце бледное, и когда Финзен захотел изобрести искусственное солнце, датские врачи осмеяли его. Поэтому, своего первого пациента, страдавшего волчанкой, он лечил не в больнице, а на Копенгагенской электростанции, где инженеры отнеслись к нему серьезно.

Смерть почти уже настигла Нильса Финзена, когда он открыл, что световая энергия может быть злейшим врагом смерти.

Финзен был не только первым ученым, заинтересовавшимся целебными свойствами света, не только первым врачом, применившим свет в борьбе со смертью, но и основателем механизированной медицины. Все это происходило за тридцать пять лет до того, как Уитней начал побеждать бледное чудовище радиотермией.

Наблюдения Финзена за сонными движениями кошки, ползавшей по крыше в поисках солнца, трудно назвать логическим началом механизированной медицины. Но свое открытие (в сущности, это была одиннадцатилетняя битва со смертью) он сделал на основании таких же ненаучных и немедицинских наблюдений.

Забавные эксперименты, проделанные им с ухом его молодой жены, не принял бы всерьез ни один из наших ученых, получающих большие оклады в сверкающих стеклом, металлом и белым кафелем институтах, где наука действительно научна. Тем, кто ждет иомощи в борьбе со смертью только из этих пышных храмов науки, полезно помнить о том, что первую победу над страшной, неизлечимой волчанкой Финзен одержал на Копенгагенской электростанции. И в этом отчаянном стремлении к свету его поддержали не врачи, а инженеры.

До своего последнего дня Финзен оставался не похожим на обычных людей. Умирая, он усмехнулся и сказал: «Если бы только я мог присутствовать на моем вскрытии!»

Своими необычайными размерами открытие Финзена может сравниться только с размерами нашего нежелания и неумения воспользоваться им. Изобретенное Финзеном искусственное солнце является сейчас самым могущественным оружием в борьбе со всеми формами туберкулеза. Но почему же сотни тысяч продолжают умирать?

Я предоставляю вам самим разобраться в этом. Это не менее стоящая загадка, чем та, которую разрешил Финзен, сотворив замечательную научную поэму о битве солнца со смертью. Возможно, впрочем, что все его последователи, начиная с мягкого Акселя Рейна и кончая суровым Ове Страндбергом, слишком скромны и спокойны. Таковы особенности датского характера. Они словно извиняются за открытия, которые могут спасти тысячи тысяч людей от смерти; не говоря уже о страдании и скорби. Датчане слишком хорошо воспитаны для того, чтобы кричать.

II

Мальчика Нильса Финзена исключили из датской школы за «неспособность и полное отсутствие инициативы». В те дни даже самые выдающиеся врачи не имели ни малейшего представления о целебных свойствах солнца.

Отец Нильса - исландец - послал его учиться в Данию, в эту исключительно культурную страну. Там из него хотели сделать маленького попугая, но еще в исландской школе потомки викингов учили Финзена не верить ничему, кроме того, что он сам видел... Это правило поведения он хорошо усвоил.

В середине восьмидесятых годов он поступил на медицинский факультет Копенгагенского университета, где все профессора и студенты были увлечены охотой за микробами - новой наукой, недавно открытой Пастером и Кохом. Финзен не мешал им, но сам пошел другим, своим собственным путем. Как-то он сидел у окна и задумчиво следил за кошкой, лежавшей на крыше прямо перед его окном. Уже тогда он был серьезно, таинственно болен, - был очень малокровен, и иногда у него бывали сильные ознобы.

Вот на плоской, частью затененной, частью залитой солнцем крыше лежит кошка. Она совершенно здорова, она греется. Когда к ней подходит холодная тень, она немного подвигается, чтобы опять оказаться на солнце. И так все время. Что ж, кошки как будто редко болеют и, кажется, сами знают, что им полезно...

Он не смог выкинуть из головы мысль об этой инстинктивной мудрости кошек - и стал читать о солнце, забросив свои студенческие занятия. Ночь за ночью гнул он спину над датскими, английскими, немецкими медицинскими книгами. У большинства книг толщина обратно пропорциональна их действительно научному содержанию. Из объемистых книг, находившихся в распоряжении Финзена, он узнал только, что солнечный свет вызывает воспаление, обжигает, повреждает организм.

Правда, уже тогда существовали редкие указания на полезность солнечного света, но он не нашел их. Они не были достаточно значительными, чтобы попасть в толстые книги...

Во время продолжительных прогулок у Финзена начинались боли в груди. Однажды, пережидая, пока пройдет боль, он стоял на мосту через канал, облокотись на перила. Ни о чем не думая, рассеянно смотрел он на одинокого водяного жука, уносимого течением. Странно... как только жук доплывал до границы тени от моста, именно в этот момент он стремительно отскакивал обратно на освещенную солнцем поверхность воды против течения. И так много раз.

Так этот жук сообщил Финзену то, чего он не нашел в толстых книгах, написанных учеными. Он начал мечтать об экспериментах, но еще не ставил их. Финзен прекрасно стрелял из ружья, и у него были замечательно ловкие руки, которые сослужили ему службу, когда он осуществил свою мечту. Знаменитый хирург Чивитц хотел сделать из него хирурга, Финзену очень нравился этот план, - отнюдь не из соображений материальных, Финзен деньгами не интересовался. И, готовясь к хирургии, он стал превосходным анатомом. Это был уже 1892 год.

Однажды Финзен сидел в саду со своей невестой Ингеборг Балслеф, но не ухаживал за ней, или ухаживал очень своеобразно. Накануне он привел ее в замешательство. Три часа подряд он просидел неподвижно, подставив солнцу верхнюю часть своей руки. Сегодня с отнюдь не любовным волнением он показывал Ингеборг свою обожженную, покрытую пузырями руку.

- Только здесь нет ожога. Здесь я тушью нарисовал широкую полосу.

- Все это, - объяснял он, - сделали химические лучи солнца. Эти химические лучи вызывают ожоги. И, вероятно, черный цвет кожи у негров служит им защитой от этих лучей. - В этом заключалось его научное ухаживание. Целые дни этим северным летом сидели они на солнце, мечтая, и может быть Ингеборг поняла, что жена ученого должна быть больше матерью, чем возлюбленной. Обожженная рука Финзена стала коричневой- только полоска, покрытая тушыо, осталась белой.

Но вот он снова сидел на солнце, обжигая ту же самую руку в течение трех часов. На следующий день только эта полоска покраснела и покрылась пузырями- вся остальная рука стала темнее, но не болела. Но ведь это было известно каждому моряку, и нельзя такие очевидные вещи называть экспериментом. И все-таки именно отсюда сделал он свой первый вывод, противоречащий тому, что он вычитал в толстых книгах: солнце не всегда вредно: оно повреждает только не загоревшую кожу.