Как раз в то время, когда Земмельвейс умирал, помешанный и забытый, взошла сверкающая плеяда неистовых охотников за микробами, возглавляемая Пастером. Среди них был и бородатый Роберт Кох, научивший всех их аккуратности и точности. Вдохновляемые этими соперниками (Пастер и Кох искренно ненавидели друг друга), толпы младших борцов сражались то с одной, то с другой опасной болезнью. Они не останавливались ни перед чем в попытках спасать детей. И вот...

Как обстоит дело сейчас, через 75 лет после величайшего открытия? В 1850 году люди, дожившие до 35 лет, могли расчитывать еще на 25,3 года дальнейшей жизни. В 1925 году, в год моего тридцатипятилетия, это число увеличилось до 25,4.

Ценою дерзаний, трудов, тонких экспериментов, рассуждений борцы со смертью подарили долголетие младенцам.

III

Но, вероятно, и для мужчин и женщин моего возраста они сделали нечто большее, чем эта несчастная одна десятая года продления жизни, полученная статистиками на огромном материале. наверное, они удлинили жизнь и некоторым старикам. Я знаю, что борцов со смертью нисколько не беспокоят эти пессимистические цифры. Они невежественны в статистике, они отворачиваются от кривой продолжительности жизни, а сердцем они знают: все, что Земмельвейс, Пастер, Кох и вся их команда сделали для повышения шансов на продолжительную жизнь младенцев, они сами сделают для людей в расцвете лет. Они знают, что, по существу, пет ничего невозможного в открытии способа остановить медленное затвердевание наших артерий. Когда-нибудь, какой-нибудь искусный врач научится приостанавливать постепенное утомление наших сердечных мышц. Так, понемногу, они будут оттеснять смерть...

Но достигавшие их до сих пор неудачи предостерегают меня от излишнего увлечения распространенными средствами продления жизни.

Я сдержан в отношении удлиняющих жизнь экспериментов потому, что ученые так же смертны, как и обыкновенные люди, и стремление к продлению собственных дней легко может затуманить их острое зрение, извратить здравый смысл, спутать научную интуицию. Посмотрите на Мечникова.

Этот человек был подлинным пионером фантастических экспериментов, посвященных продлению жизни. В своей теории фагоцитоза он был точен, насколько вообще возможна точность в нашей жалкой, неточной бактериологии. Но в возрасте около пятидесяти лет он был встревожен мыслью, что жизнь убегает от него, и стал первой жертвой своих нелепых попыток продления жизни.

Мы умираем слишком рано, потому что мы отравлены вредными кишечными бациллами - вот была его навязчивая идея... И он доказывал ее справедливость на себе с упорной, если не безумной неутомимостью в течение 20 лет.

Он не пил пе курил. Даже когда он чувствовал себя прекрасно, он ощупывал, выслушивал, исследовал себя с помощью самых точных методов медицинского ремесла.

Он вечно гнул спину над микроскопом, старательно встряхивал пробирки, исследуя свою кровь и свои испражнения. Он удивлял булочников, требуя, чтобы булки посылались ему завернутыми в стерильную бумагу, не пропускающую сокращающих жизнь микробов. Стремясь окончательно погубить этих микроскопических злодеев, он чуть ли не ведрами вливал в себя простоквашу, содержавшую особых болгарских бактерий, которых он искренно считал способными продлить его жизнь. В погоне за гигиеной, оп влачил жалкое существование и умер семидесяти одного года.

Теперь в медицине широко распространен лозунг: «Показывайся врачу не реже, чем раз в полгода». В сущности, мне предлагают следовать примеру китайцев, которые платят своим врачам не за лечение болезней, а за поддержание здоровья. Но, заглянув в нелепую путаницу суеверий, составляющих китайскую медицину, я только поражаюсь, как удается восточным врачам зарабатывать себе на пропитание. А когда я думаю о тонком строении протоплазмы, образующей мое тело, и о безмерном невежестве наблюдающей за мной медицины, я удивляюсь, как могут врачи обещать мне отремонтировать меня, словно они монтеры, берущиеся за ремонт наношенного мотора.

Они обещают продлить мне жизнь, если я позволю им предпринимать такой ремонт в то время, когда. я чувствую себя совершенно здоровым.

Я удивлен. Посылаю за проспектами и не могу надивиться огромному (величиной в словарь медицинских деятелей) перечню исследователей, принявших участие в коммерческом предприятии продления жизни.

Я изучаю труды статистиков и узнаю, что отдалю смерть, если начну беспокоиться о своем здоровье, будучи совершенно здоровым. Я должен склониться перед авторитетом ученых статистиков Найта и Деблина. Их цифры показывают, что смертность среди здоровых людей, подвергающих себя периодическим осмотрам и исследованиям, меньше, чем среди легкомысленной толпы, которая не тревожится, пока чувствует себя хорошо. Я не могу судить о точности этих данных, но число дюдей, вовлеченных в этот эксперимент продления жизни, так ничтожно, что мой здравый смысл склонен считать все полученные результаты игрой случая.

- О, нет, - отвечаю я на все любезные советы.

И все же...

Это все неверно, Другие, в равной мере достойные доверия, врачи считают, что эти эксперименты над здоровьем - вздор, который может превратить здоровых людей в ноющих ипохондриков, лишающих себя вкусной еды, крепких напитков и других удовольствий из страха перед десятью лишними делениями кровяного давления или следами белка в моче. Старый целитель сердец Мэкензи всегда утверждал, что первый узнает о болезни сам больной. Оп говорил, что паше тело, почувствовав беспричинную усталость, боль, само посылает нас к врачам, Тело сигнализирует об опасности задолго до того, как дорогие приборы, вроде рентгеновского аппарата или электрокардиографа, отметят что-нибудь вообще. никто не будет отрицать, что Мэкензи был мастер распознавать первые признаки грозящей здоровому телу опасности, старт крадущейся смерти. И все же...