Ему не удалось дожить до этого счастливого времени. Вот почему необходим грустный эпилог к жизнеописанию этого трагического венгерца. Не потому ли так коротка наша жизнь, что врачи не умеют пользозаться такими замечательными открытиями?

 Семьдесят лет прошло с тех пор, как Земмельвейс написал свое пророчество. И до сих пор ежегодно семь тысяч матерей убивает, - нет для этого другого слова,- чье-то неумение в борьбе со смертью от заражения крови пользоваться простым средством забытого венгерца - чистотой. Это происходит не оттого, что Земмельвейс забыт, хотя он забыт совершенно. Не нужно помнить о нём, чтобы спасать рожениц: его средства борьбы со смертью так просты.

 Даже в Америке, где скандально часты случаи родильной горячки, на протяжеиии ряда лет в Чикагском родильном доме из 26212 рожениц только одна умерла от родильной горячки. Вот когда исполнилось пророчество Земмельвейса. Как видите, это просто и совершенно осуществимо. Это замечательное достижение принадлежит Де Ли. Де Ли сделал заново, во всей их простоте давно сделанные открытия Земмельвейса. Ему была свойственна фанатическая чистоплотность безумного венгерца...

 Большую часть своей тридцатипятилетней медицинской жизни Де Ли проработал в самых различных крупных больницах, где всего насмотрелся. Во всех этих больницах Де Ли наблюдал родильную горячку и начал громко говорить об отчаянном состоянии больниц. Об этом уже шептались и многие другие врачи. До нас, простых смертных, этот шопот не доходил. В одной первоклассной больнице вспыхнула эпидемия родильной горячки,- заболело десять человек, из них шестеро очень тяжело, а трое умерло. В следующей больнице - двадцать случаев родильной горячки, шестеро больных умерло. И так далее, во всех больницах.

 Эти происшествия, хотя они и держались в тайне, побудили Де Ли заявить, что родильные отделения общих больниц - места, опасные для деторождения.

 Разумеется, это звучит иронически. Ведь все эти больницы обладают великолепными лабораториями, где охотники за микробами занимаются высокой наукой, изучая смертоносные свойства этого пронырливого микроба - гемолитического стрептококка, которого Земмельвейс никогда не видел, о котором даже никогда не слыхал. Но в этих самых больницах биллионы стрептококков притаились в засаде, а многие из таких больниц представляют собой просто вооруженный лагерь этих микробов.

 «Разумеется, трудно оградить больницу от инфекции. Нужны сверхчеловеческие усилия, чтобы задержать всех стрептококков, то и дело проскальзывающих из терапевтического и хирургичеекого отделений, из лаботорий, из покойницкой в палаты родильного отделения». Нет, это не слова Земмельвейса, - это сказал Де Ли в 1927 году.

 Но вы спросите: неужели наши современные средства дезинфекции недостаточно могущественны? Вместо Земмельвейсовского старого тазика с хлорной водой у нас есть прекрасные автоклавы, стерилизаторы всех сортов, резиновые перчатки, маски, дорогие, испытанные дезинфицирующие средства, на которых наживают состояния их изобретатели.

 Земмельвейс, не знавший о существовании гемолитического стрептококка, видел причину родильной горячки в «гнилостной животной материи». А у нас асть целые тома сложнейших бактериологических изысканий, от которых закружилась бы голова у этого простого человека.

 Все дело в том, что у нас нет Земмельвейса, который применял бы для стерилизации эти великолепные приспособления и дорогие дезинфицирующие средства. Вместо него у нас есть... Давайте назовем это «человеческим легкомыслием». Де Ли объясняет, что если бы автоклавы всегда стерилизовали свое содержимое, если бы прачечные всегда стирали и кипятили белье, если бы персонал всегда дезинфицировал руки перед каждым осмотром, то...

 Короче, все сводится вот к чему: если бы все они, как Земмельвейс, достаточно серьезно относились к гибели матерей, то не искали бы никаких оправданий. «У гроба больных, погибших не по нашей вине, мы не нуждаемся в извинениях», - сказал Де Ли.

Всё это и привело Де Ли к организации Чикагского родильного дома. В нем возродился Земмельвейс. Мрачный опыт человеческого легкомыслия и широко распространенной в Америке халатности побудили Де Ли избрать единственный возможный путь: изолировать матерей от этой смерти.

 Но мы должны быть практичными. Только часть рожающих женщин может снизить свои шансы на смерть от родильной горячки, ложась на роды в сверхчистые больницы, огражденные от инфекции, вроде Чикагского родильного дома и других.

 Мы должны быть практичными, мы не можем ждать того дня, - Де Ли и другие делают все возможное, чтобы приблизить его, - когда родильные отделения всех больниц будут абсолютно отделены от общих зданий, а такая изоляция удержит за порогом смерть от зараженя крови.

 Большинство американских матерей рожают дома. Некоторые еще счастливее - у них есть постоянные врачи, которые соблюдают правила асептики и не спешат от пациентов с ожогами, абсцессами, гниющими ранами, воспаленными глотками прямо к постели роженицы. Врачи, в большинстве, не начинают осмотра рожениц, не переменив по меньшей мере халата, и пользуются абсолютно стерильными инструментами и материалом. Многие исследуют женщин только в стерильных резиновых перчатках.

 Но мы должны быть практичными. Остается еще достаточно врачей, не знающих о Земмельвейсе, слишком занятых или беспечных, чтобы быть опрятными,- родильная горячка все еще убивает одну из восемнадцати женщин, умирающих в возрасте от пятнадцати до сорока пяти лет. Как мотут быть уверены отцы и матери, что врач бережно отнесется к родам?

 В Америке издавна знают выход из положения: закон об ответственности. Бостонский врач Де Норманди предлагает каждый случай родильной горячки протоколировать в судебном порядке, чтобы было точно установлено, кто именно виноват. Давно известно, как помогают такие законы. Шестнадцать штатов уже издали закон об ответственности за гибель роженицы от родильной горячки. А насколько снизилась в этих штатах угроза этой жгучей смерти?

 Но отцы, а особенно матери, могут добиться практических результатов. Они могут сплетничать. В своих женских клубах, в обществах благочестия, в кружках кройки и шитья, между прочим и совершенно неофициально, они могут узнавать, в какие именно больницы легли на роды их товарки, не вернувшиеся домой. Болтая в антрактах между официальными занятиями - шитьём, картами и спасением души, они могут допытываться, какой именно врач принимал ребенка у такой-то рожавшей дома женщины и оставил ее ребенка сиротой, а мужа - вдовцом.

 Они могут даже систематизировать эти сведения, проверять их. Хорошим врачам, чистым больницам нечего бояться. А ведь все больницы стремятся иметь пациентов, все врачи - люди, и когда бойкот* будет угрожать их заработку, все врачи имеют возможность отвести такую угрозу.

 У них есть областные медицинские общества, где, несмотря на все профессиональные предрассудки, отравляющие эти организации, я видел признаки растущего духа общественности. Доктор С. Г. Торнтон в Лебаноне (штат Кентукки) - вовсе не пионер борьбы со смертью, как Земмельвейс, и не блестящий его последоватоль, как Де Ли. Но Торнтон выработал свой план. В медицинском журнале Кентукки он изложил этот план. Он выслушал доклад о том, как 308 матерей в штате Кентукки умерли от родов. Он сам старый врач, и у него за двадцать семь лет практики не было ни одного случая родильной горячки. Он говорит своим коллегам, что в ученом докладе о том, как и почему погибли эти 308 рожениц, не хватает одной детали... - Там не указаны имена лечивших их врачей. «Если бы они были названы, мы бы знали, где начинать борьбу», - пишет Торнтон.