– Мы нашли тебя первыми, – широко ухмыльнулась она. – Добрались до тебя прежде копов.

Ах, поборники справедливости, вот оно что… Мозг Оливера начал быстро подсчитывать шансы на спасение.

Женщина с малиновыми волосами склонилась над ним, и он почувствовал на лице ее горячее дыхание.

– Ты заслуживаешь большего, чем обычные полицейские меры, Оливер.

Его вновь захлестнула волна гнева. Наглая сучка! Он ей еще покажет!

– Копы отправят тебя в систему уровней, поместят в одну из чистеньких симпатичных клиник, – прошипела женщина. – Введут наркотик, заставят посмотреть видео, чтобы ты ощутил себя на месте изнасилованной тобой жертвы.

Мышка съежилась.

Как, черт побери, они его вычислили? Он слишком умен для того, чтобы попасться. Невидимка, респектабельный Кларк Кент[2] в светлое время суток. Пожарный, чертов герой-спасатель!

– Всего-то денек в клинике, и готово, а?

Женщина придвинулась еще ближе и протянула руку к застежке его брючного ремня. В полутьме блеснуло обручальное кольцо на ее пальце, а в следующий миг брюки рывком сдернули к щиколоткам.

Оливер враз ослабел, почувствовав себя уязвимым и беспомощным. Как она смеет его унижать? Он должен быть главным!

Я тебя убью, сука, дай только выбраться отсюда…

– Один день – и ты на свободе, – продолжила крашеная женщина. – Продолжишь жить, словно ничего не случилось. Будешь считаться реабилитированным, а прошлое останется позади.

Она усмехнулась, бросив взгляд на его пах, вытащила из заднего кармана складной нож и, щелкнув кнопкой, открыла лезвие.

Сердце Оливера затрепыхалось в грудной клетке, и с губ слетел невнятный звук.

Женщина снова наклонилась над ним.

– Думаешь, что этого достаточно, Оливер? Полагаешь, будто долбаная процедурка так называемой терапии отвращением и впрямь заставит насильника ощутить себя жертвой надругательства? – Она не говорила, а выплевывала слова. – Женщиной, которая испытывает унижение, беззащитность и страх каждый раз, когда остается в одиночестве? Женщиной, которая тщетно пытается вновь сблизиться с теми, кого любит, пьет успокоительное и после изнасилования годами посещает психотерапевта, стараясь оправиться от морального ущерба, нанесенного ей подобным тебе злобным уродом?

Она приставила блестящее острие к его бедру, крутанула нож, и на коже выступила бусинка крови.

– Мы не считаем терапию отвращением настоящим правосудием, – вступил мужчина. – Хотим, чтобы ты реально ощутил себя на месте жертвы изнасилования. – Он бросил взгляд на крашеную женщину, однако та отвела глаза. – Жаль, что обесчещенная женщина не может пройти один короткий сеанс психотерапии и возобновить прежнюю жизнь как ни в чем не бывало, правда?

Мышка отступила в тень и тихо заплакала. Положение было аховым, и все же Оливер испытал удовлетворение.

Они не посмеют что-нибудь со мной сделать! Попугают и отпустят, только и всего.

Мужчина обернулся к мышке и спросил:

– Вы готовы?

Рыдания стихли, но из тени жертва Оливера не вышла.

Нет, вы не осмелитесь… не сможете…

Его вдруг осенило. «Воздаяние»… Он читал об этой группе в газетах.

И тогда Оливер Макинтайр ощутил совершенно незнакомое для себя чувство.

Страх…

– Не переживай. После нашей процедуры тебе станет лучше, – успокаивающим тоном заговорила крашеная. – И продлится она совсем недолго.

Повернувшись к мужчине, она кивнула, и тот прижал его бедра к полу.

Беззащитный Оливер в ужасе наблюдал, как лезвие ножа опустилось к его паху.

– Мы совершаем это во имя справедливости, – улыбнулась женщина и указала подбородком на мышку, – ради нее и всех остальных твоих жертв. Хотим сделать так, чтобы ты точно больше не задумывался об изнасилованиях.

Нож завис в воздухе, время остановилось, сердце Оливера сбилось с ритма, а потом раздался громовой удар и двери склада распахнулись. Внутрь ворвались три вооруженных человека в черной форме.

– Полиция! Ни с места, или мы будем стрелять!

Мужчину с крашеной женщиной схватили. Нож со стуком упал на пол между бедрами Оливера, завертелся и, остановившись, указал острием точно на его пах, словно в жуткой игре в бутылочку.

Бешеный стук сердца замедлился, а полиция тем временем заковала членов группы «Воздаяние» в наручники и вывела наружу. Видимо, в ожидающий у дверей полицейский фургон? Разъяренный и униженный Оливер поелозил по полу: ягодицы вконец онемели от холода. Какого, спрашивается, черта его не прикрыли одеялом и не вызвали медиков?

Наконец один из копов вернулся, склонился над Оливером и снял черный шлем. Его лоб блестел от выступившего пота.

– Как вы, сэр?

Говорить Оливер еще не мог, однако все его тело омыла волна облегчения.

Твою мать, это было унизительно.

– Не волнуйтесь, они обязательно получат по заслугам.

Ты точно не хочешь укрыть меня одеялом?

Одеться и свалить из этого чертова места – вот и все, что ему сейчас требовалось.

– Мы уже некоторое время выслеживали этих людей. Вам очень повезло, сэр.

Что, если полиция запоздала бы на несколько минут?

Все-таки я везучий сукин сын…

М-м-м… Если полиции известно о группе мстителей, стало быть, они знают и о преступлениях Оливера? В нем заработал впитавшийся с молоком матери инстинкт самосохранения. Он обязательно выкрутится, убедит копов, что они приняли его за другого человека. Черт, Оливер из пожарной команды, эти ребята – из полиции. Они наверняка договорятся.

Маленькую мышку он найдет и примет меры, чтобы она никому ничего не сказала, чтобы вообще больше не раскрывала свой поганый рот.

– Тут недавно от одного парня удача отвернулась, в отличие от вас.

Оливеру было плевать на невезучего парня. Просто убраться отсюда – больше его ничего не интересовало. Пусть везут в больницу. Вдруг там попадется симпатичная медсестра? Нет ведь худа без добра. Возьмут с него заявление, и он поедет домой, расслабится, а потом начнет планировать следующий проект. Возможно, даже получит компенсацию. Такой фигней нас не испугаешь. Нашли жертву!

Эй, о чем ты, к дьяволу, думаешь, парень? Укрой же меня одеялом, наконец!

Коп протянул руку в перчатке и забрал лежащий между бедер Оливера нож. Его лицо на миг оказалось совсем близко.

– Улика, сэр. Это ведь важно, правда?

В глазах полицейского мелькнуло нечто знакомое. Когда Оливер смотрелся в зеркало, отмечал у себя то же самое выражение. Хм. Точно ли он везучий сукин сын?

Она стоит на льдине. Лед чистый, прозрачный, внутри его пронизывают белые спиралевидные нити, а дальше – черная бездна. Каждый мускул ее тела напряжен – ведь малейшее движение, и точка опоры уйдет из-под ног.

Вокруг все дышит холодом и спокойствием. В голубом небе ярко сияет солнце, а воздух все равно хрустящий, морозный. Вдали по берегу озера идет Дэн, и она кричит во все горло:

– Помоги мне! Помоги!

Он только улыбается и машет рукой.

В темных глубинах озера она замечает какое-то движение. Похоже, там бушует вихрь воспоминаний. Ключ-карта надзирательницы Кейн, красновато-коричневый чайник Лотти, руки матери… Буквально в нескольких сантиметрах под поверхностью воды вдруг появляется Реми с искаженным от ужаса иссиня-белым лицом. Он угодил в ловушку, его не отпускает подводное течение. Реми бьется снизу о толстый лед, глядя на нее умоляющими серыми глазами. Кислорода, кислорода…

Она падает на колени, скользит, снова и снова колотит по льду кулаками, но проломить корку не может.

Остается бессильно наблюдать, как Реми исчезает в темноте. Последнее, что она видит, – его тянущиеся к ней пальцы.

Грейс разбудило синеватое свечение телефона в темной спальне. Вызов прервался уже после третьего звонка. Она провела пальцем по экрану. Хм, один пропущенный с уличного коммуникатора – компьютерного киоска, установленного для удобства прохожих.