- Кстати, где мы, и что вообще происходит? - задал Ворон второй интересующий вопрос. Почему первый был про имя? Черт его знает, спелись видимо с Рокфором.

- Вы в Лечебнице, в стабе Питер, - Склифосовский решил, что настала его очередь пояснений и расспросов, - стабами в Улье называют города, где нет зараженных, их создали иммунные, то есть мы. Питер, потому что поблизости постоянно загружается один из его районов, откуда вы здесь и оказались. Я - Склифосовский, главный лекарь стаба Питер. А это - Сухарь, и его команда, по сбору иммунных, имеющих наибольший шанс на выживание в этом мире. Они хотели подобрать вас, но случилась неувязка, и вас пришлось транспортировать сюда уже в бессознательном состоянии.

Склифосовский замолчал , давая переварить информацию, и с интересом ожидая реакцию.

- Зачем же вы нас вытащили? - Ворон не подвел с выводами, - так мало иммунных? Или мы настолько ценны для вас?

- Зришь в корень. Да, вы необычная пара. Насколько ценная пока не понятно, но то что уникальная, это точно. Одно то, что девочка в столь короткое время превратилась в это существо, и вы пролежали без потребления живчика две недели, а теперь выглядите как новенькие, уже наводит на многие мысли. Кстати сушняк не мучает?

- Нет.

- Вжик, не надо давать ему живец, думаю он не нуждается в нем.

- Я так понял, что вас не удивляет, то что Зла.., то есть девочка превратилась в такого вот монстра. Вас смущает скорость превращения?

- Ты умеешь задавать правильные вопросы. - хмыкнул Склифосовский, - Да. Не так редки случаи, когда иммунные, принимая жемчужину превращаются в Квази. Жемчужина, это такой местный мощный стимулятор, тоже добываемый из зараженных, - пояснил Склифосовский на новый вопросительный взгляд Ворона, - который дает очень хороший шанс приобрести некоторые способности. Но иногда ей или горохом можно отравиться. И снаружи превратиться в монстра, начиная приобретать внешние черты зараженного, при этом сохраняя свой мозг целым и невредимым. Но происходит это обращение постепенно, месяцами, а то и годами. А тут раз-два и готово. Потому Сухарь и спросил насчет ее разумности.

Склифосовский снова замолчал, ожидая услышать подтверждение. Ворон молчал, обдумывая услышанное, и похоже не собирался отвечать на косвенно заданный вопрос. Тогда Склифосовский решил продолжить:

- Мы не знали сколько вы пробудете в состоянии, назовем это комой, но старались доступными нам методами вытащить вас оттуда.

- Песнями? - усмехнулся Ворон.

- А что, не сработало? - живо поинтересовалась Гайка.

- Хм, в какой-то мере можно сказать что сработало, - Ворон вспомнил как вошел в некий резонанс с Рокфором и с удивлением согласился про себя, что метод действенный, правда при определенных обстоятельствах.

- Ну вот. Ты не представляешь, как мы тут долго мучились, пока пели, чуть голоса не сорвали.

- Вы не представляете, как мы долго мучились, пока выбирались, - Ворон плавно соскользнув с кушетки и начал делать разминочные движения, потрясая конечностями, покручивая суставами, и на краткое время уйдя в себя, как будто проводя внутреннюю ревизию.

Склифосовский и Сухарь понимающе переглянулись, в том числе, оценив его движения и сосредоточенность.

- И откуда вы выбирались? - осторожно спросил Склифосовский, - обратно вас не утянет?

- Нет, не утянет, - с некоторым сожалением ответил Ворон, - но мне надо найти способ..., - он осекся, и внимательно посмотрел на Склифосовского и Сухаря, - зачем мы вам?

Сухарь снова переглянулся с Склифосовским. Тот задумчиво покрутил скальпель в левой руке, а затем правой показал пять, раскрыв ладонь. Сухарь согласно кивнул, и не торопясь двинулся к двери. У них было оговорено несколько вариантов развития диалога и дальнейших действий - от легкого обмана, запудривания мозгов, до "выложить все карты". По поведению Ворона, оба пришли к выводу, что нужно действовать по последнему варианту.

- Идем в кабинет к Склифу, там места побольше и есть где присесть, заодно познакомим тебя с нашей командой.

*****

На Земле Злата стала другой. Уклон куда-то больше в сторону животного. Хорошей собаки. Казалось бы, наоборот, Акелла на Зверинце должна была утянуть ее в омут первородной памяти и инстинктов предков, но почему-то там Злата была более разумна, чем здесь. А может наоборот, Акелла помогла там ей восстановиться, а здесь она вновь скатилась вниз? Или Злата на прощание слишком сильно поделилась собой? Но ведь я видел луну, а не медузу в Доме. В конце концов могли и Имуны напортачить со строением центральной нервной системы в теле на Земле.

Сначала я удивился, чего это она распласталась на мне, после броска на Рокфора. Злата, будучи даже ослабленная разумом, четко разделяла понятие границы отношений между нами, как мужчины и женщины, тем более не женщины, а еще девочки. Максимум - прижаться, дотронуться, обняться по-дружески, чтобы передать эмоции или информацию. Недолго пообщавшись в таком положении, я понял, что никакой пошлятиной тут и не пахло, в чем я, впрочем, и не сомневался, а я стал для нее каким-то абстрактным лучом света в темноте. Меня нельзя терять, я ее соломинка и друг, которого при нужде нужно защищать. Прямой речи между нами более не было. Были эмоции и понятные направления желаний. Она как будто превратилась в очень- очень умную собаку с наружностью Акеллы и отголоском Златы. И в отличие от того, как она когда-то растворилась в Акелле, здесь она была собой, поэтому звать и искать ее необходимости не было. Она - это она.

К своему огорчению я так же утерял контакт с псевдоразумными Имунами. Нет, в теле я их ощущал, мог ими командовать, они так же мониторили тело, давали мне информацию о состоянии, и могли бесконечно черпать ресурсы из Дома, но без моего прямого участия. Я как будто получил тот самый пульт управления, костыль, без связи на прямую. Поиграть здесь с ними в "крокодила" и почувствовать их азарт, или осознать, что Шеф, почему-то, любит разгадывать ребусы, больше я не мог.

Все это я понял за время нашего общения с новыми знакомыми в палате. В общем, чувствую хлопот никак не убавилось, а скорее наоборот. Ну да ладно, будем думать, что делать дальше. Нужно выяснить, что нужно от меня этим товарищам и смогут ли они быть для меня чем-то полезным. Раскрывать им все свои карты я естественно не собирался. Даже о разумности или не разумности Златы решил пока умолчать, хоть меня уже пару раз и спросили об этом разными способами.

Мы вошли в большую комнату, размером где-то десять на десять метров, угловую в здании, по два окна на каждой из наружных стен. По середине и чуть ближе к одной из стены с окнами, стояла Т-образная конструкция из двух столов, со стульями по периметру. Так же стулья стояли и вдоль стен. Склифосовский сел во главу стола, видимо, как хозяин кабинета, а за более длинный, примыкающий стол, предложили расположиться мне со Златой, то есть Чернышом, я решил не нарушать традиций и называться так, как нас окрестили местные деятели. Пришлось правда убрать один стул, и теперь морда Черныша, возвышалась над столом, с умным видом переводя взгляд между присутствующими, в зависимости от того, кто толкал речь. Я сидел ближе к Склифосовскому, далее, по середине, Черныш, а последний стул на нашей стороне стола, занял Сухарь. Напротив меня оказалась Красная Шапочка, которую я еле узнал в палате, и теперь называл про себя Ларой, далее какой-то мутный тип со странным, пронизывающим взглядом, и крайним, в их компании, оказался приснопамятный Вжик, угостивший меня бодяженной спиртягой. Вся остальная компания разместились вдоль второй стены с окнами, как раз напротив меня. То ли стремились показать, что ничего подлого не замышляют у меня за спиной, то ли нас с Чернышом хотели видеть лучше, то ли Сухарь их выстроил для парадного осмотра. Вжик, видимо решивший реабилитироваться за случай с живчиком, подсуетился и поставил передо мной графин с водой и стаканом, чем я не преминул воспользоваться, вдоволь напившись. Дождавшись, когда все рассядутся, а я закончу пить, Сухарь заговорил, оправдывая мое предположение насчет парадного осмотра: