– Развяжешься.

– Только не сегодня.

– И без меня… – засмеялась она. – Все, давай, гуляй!

– Ты это серьезно? – не поверил ей Севастьян.

С одной стороны, хорошо, что его выгоняют: не готов он к серьезным отношениям. От Ирины нужно сначала отойти, потом уже думать о других женщинах. Но, с другой стороны, обидно. Он же не чемодан, чтобы его выставляли за порог.

– Серьезно! – Лиза остро посмотрела на него. – Ничего у нас не выйдет! И ты сам это знаешь!

– Не знаю.

– Я знаю!.. Все, давай!

Лиза порывисто поднялась и, набросив на себя халат, отправилась в ванную. Севастьян проводил ее взглядом, пожал плечами и также поднялся с постели. Все правильно, не выйдет у них ничего, даже пытаться не нужно. Разные они люди, только одна у них точка соприкосновения, и она уже пройдена, каждый получил свое, можно расходиться.

В бар Крюков заходить не стал, в магазин тоже, спать лег совершенно трезвый.

Понедельник, 19 сентября

Знакомый дом, знакомая квартира, труп знакомой женщины. Севастьян смотрел на мертвую Лизу и думал о склянке с нашатырным спиртом, он с удовольствием нюхнул бы прямо из пузырька, так, чтобы в мозг навылет. А еще лучше махнуть граммов двести.

Женщина лежала на полу, на животе, голова набок, правое ухо вверх, мочка разорвана, сережки нет. Глаза открыты, на лице застыла гримаса ужаса, рот приоткрыт, как у рыбы, выброшенной на берег. Голова не покрыта, волосы разметаны, знакомый плащ распахнут настежь, полы откинуты. Плащ мятый, как будто в нем не просто сидели, а прыгали, скомкав и подложив под попу обе полы. И прыгал, возможно, кто-то, а не Лиза. Тот, кто убил ее. Смял плащ, скомкав его в нижней части спины, затем опустил подол, под которым что-то топорщилось. Юбку преступник, похоже, не опустил…

Рядом с телом валялась раскрытая сумочка, косметичка наполовину вынута, краешек носового платка в клеточку выглядывал, расческа угадывается, а кошелька нет, телефона, похоже, тоже. Там же на полу лежал раскрытый пакет с продуктами: батон хлеба, бутылка молока, пачка сосисок. Под обувницей Крюков заметил кольцо, на котором был ключ от квартиры. Видно, Лиза открыла дверь, вынула ключ, переступила порог, в этот момент кто-то и набросился на нее сзади. Ударил, втолкнул в квартиру, возможно, закрыв за собой дверь, повалил на пол и… Но чем преступник ударил жертву, пока не ясно. Может, кулаком по голове. Севастьян ощупал затылок, а ведь прощупывается шишка. И набухнуть она успела, потому что Лиза еще жила какое-то время после удара.

Ножом точно не били: ни порезов на теле, ни следов крови. Скорее всего, Лизу задушили. Но сначала, возможно, изнасиловали. Тело пролежало не один час, в квартире тепло, на щеке, на подбородке оформились трупные пятна, причем синюшно-фиолетового цвета, верный признак смерти от острого кислородного голодания.

Крюков склонился над трупом, осторожно взял за плечо, повернул тело на бок. Голова осталась в прежнем положении, а шея открылась, на ней и синяки от руки, и явный след от удавки. Похоже, преступник сначала душил жертву предплечьем, а потом пустил в ход удавку. Возможно, из шелковой косынки, которую Лиза носила вместо шарфа. Косынки нет, и сережек тоже.

Крюков вернул тело в исходное положение, задрал полы плаща.

– Товарищ капитан, вы что делаете? – возмутился сержант, с которым он прибыл на место.

Следственно-оперативная группа еще только собирается на выезд, а Севастьян уже здесь. Но еще раньше подтянулась патрульно-постовая служба, старший наряда внизу, а его подчиненный здесь, в дверях за порогом, стоит, смотрит на труп. Сержант Веревкин поступил в юридический на заочное отделение, одновременно с этим подал рапорт о переводе в уголовный розыск. Человек профессионально растет, и его возмущение можно понять.

– Ну да, – кивнул, соглашаясь с ним Крюков.

Он опустил подол, достал из кармана новые резиновые перчатки, надел их, только тогда повторил действие.

– Товарищ капитан! – Веревкин перешел на откровенно угрожающий тон.

Но Крюкова остановить не смог и осмотреть юбку не помешал. Осмотреть задранную юбку и спущенные под ней колготки. Крови не видно, следов физиологической жидкости тоже, или за отсутствием таковой, или вытекло совсем немного и засохло, бесследно исчезнув. А вот свежие синяки под юбкой Крюков заметил. Прижизненные синяки, а не трупные пятна. Если преступник насиловал, то начал, когда молодая женщина была жива, а вот продолжить мог, когда умерла.

– Товарищ капитан!

Веревкин переступил порог, схватил Крюкова за плечо, рванул на себя. Но его рука оказалась в жестком захвате, а затем за спиной.

– Сержант, ты очумел?

– А зачем вы под плащ лезете? – Веревкин кривился от боли, но голова не включалась.

– Убедиться надо было. В том, что ты правильно выбрал профессию.

С одной стороны, все правильно, Севастьян всего лишь оперуполномоченный уголовного розыска, а трупом должен заниматься судмедэксперт – под чутким руководством следователя. Но, похоже, Веревкина больше волновал вопрос морали. Парень стал жертвой разыгравшихся гормонов. Молодой он, женским вниманием не избалован, вот и перемкнуло. В свои тридцать восемь лет Севастьян давно уже должен ходить в майорах, а то и в полковниках. Да, не сложилось, алкоголь поставил крест на карьере, но это же не значит, что капитан Крюков – извращенец. Разве он когда-то давал повод так о себе думать?

– Да правильно выбрал, – нахмурился парень.

– Давай-ка завтра утром к психиатру. Попробуй на здоровую голову. Пусть врач решает, правильно или неправильно.

– А если нет? – насупился сержант.

– Все, давай!

Крюков не стал грозить, пророчить парню судьбу вечного сержанта патрульно-постовой службы, просто развернул его к себе спиной и вытолкал за порог. Только идиотов ему здесь не хватало.

Веревкин ушел, Крюков глянул на часы. Двадцать три часа сорок две минуты, а Лиза возвращалась с работы в районе шести вечера. Тело пролежало на месте преступления не менее пяти часов. В прихожей тепло, трупные пятна и на лице уже обозначились, и особенно на шее. Синяки от удушения руками прижизненные, а след от удавки уже посмертный.

Крюков представил себя на месте душителя, вот он хватает жертву за шею сзади, блокировать возможно только одну руку, а вторую Лиза поднимает, перекидывает через голову и ногтями впивается в шею. А ногти у нее острые, уж кому, как не ему, знать об этом. Царапины на спине до сих пор саднят. Трое суток прошло, вряд ли под ногтями Лизы остался его эпителий. Впрочем, переживать нечего, у него дежурство, он все время у людей на глазах, алиби ему, если вдруг возникнет необходимость, предоставят. А необходимость возникнуть может.

Севастьян задумался. Преступник начал с того, что ударил Лизу кулаком в затылок, возможно, вырубил ее. Или как минимум лишил возможности сопротивляться. Тогда она не могла его поцарапать. А преступник, пользуясь беспомощностью жертвы, придушил ее рукой, уложил на живот, задрал подол, стянул колготки, вторгся в запретное пространство, еще и косынку с шеи сорвал. Возможно, Лиза к этому времени была уже мертва. Удавкой убийца мог душить уже мертвое тело…

На лестничной площадке за приоткрытой дверью послышался шум, топот, шарканье ног, приглушенные голоса. Следователь Милованов что-то кому-то тихо сказал. Илья Данилович – типичный флегматик, спокойный, уравновешенный, обстоятельный, нешумный. Севастьян не помнил, чтобы Милованов когда-нибудь повышал голос.

Крюков не стал ждать, когда его попросят из квартиры, вышел сам. Посмотрел на комитетского следователя, поздоровался. С криминалистом Королевым он уже виделся, а Милованов все дежурство провел в своем отделе, возможно, уже и дома побывал, из теплой постели на убийство выдернули.

– Что скажешь, Севастьян Семенович? – кивнув в ответ на приветствие, благодушно спросил Милованов.

Ситуация к шуткам не располагала, ничего забавного в появлении Крюкова следователь не видел, но взгляд его все равно светился иронией. Мягкой, безобидной, но иронией. Впрочем, Севастьяну не впервой общаться с Миловановым, он уже привык к его манере общения и к его мягкой, располагающей к общению внешности. Правильные черты лица, умный взгляд, прямой нос, сильный волевой подбородок. Ростом немного выше среднего, худощавый, стройный. Милованов не пытался казаться больше, чем он есть, не задирал голову, не выпрямлял спину, расправляя плечи, но с осанкой у него полный порядок, и шаг у него ровный, твердый. И степенность в каждом движении. А еще спортом он занимался, быстро бегал, больно бил.