Тридцать девять лет Милованову, но ни морщинки на лице, волосы прямые, густые, если не сказать пышные, благородная седина в них. И одет с изыском, не особо бросающимся в глаза. Полупальто застегнуто на все пуговицы, зауженные брюки наглажены, туфли блестят. И лицо, как обычно, гладко выбрито. А вот одеколоном от него не пахло, ни дорогим, ни дешевым.

– Изнасилование и убийство. Через удушение.

Следователь кивнул, как будто соглашаясь с версией, переступил порог, глянул на труп. Ни одна черточка не дрогнула на его лице, но это и неудивительно. За двадцать лет службы столько всего перевидал.

– Думаешь, изнасилование?

Севастьян и не понял, к кому обращался Милованов, или к нему, или к самому себе.

– Убийство, изнасилование, ограбление. Синяки на внешней стороне бедер. Кошелька, похоже, нет, телефона, сережки с мясом вырваны.

– Разберемся… Васильков задерживается, не знаю, когда будет, – как обычно, тихо проговорил Милованов, вынимая из кармана резиновые перчатки.

Крюков кивнул, глядя на следователя. С таким огромным опытом работы он запросто мог провести первичный осмотр тела и без судмедэксперта. И осмотреть, и сделать правильные выводы.

– А натоптали! – цокнул языком появившийся криминалист.

Вряд ли преступник заходил в квартиру, расправился с жертвой в прихожей, там же ограбил ее и ушел. На улице сыро, на полу отпечатки рифленых подошв. Севастьян хотя бы догадался надеть бахилы, а старший наряда даже ноги не догадался вытереть, прежде чем войти в квартиру.

– С ногтей срезы надо снять, – сказал Крюков, собираясь уходить.

Тесно в прихожей для трупа, следователя и криминалиста, да и курить очень хотелось. И соседку с верхнего этажа опросить нужно. Женщина вызвала полицию, а сама ушла к себе. Придется горе идти к Магомету.

Но сначала Севастьян позвонил в дверь ближайшей квартиры.

Лестничная площадка на четыре квартиры, с девятой по двенадцатую, никаких тамбурных дверей и перегородок. Дом пятиэтажный, лифта нет, только лестница, по ней преступник и мог подняться вслед за Лизой. А мог выйти к ней из соседней квартиры.

Дверь открылась почти сразу, выглянул мужчина средних лет с копной волос на голове. На уровне ушей волосы подстрижены под ноль, а выше «сеновал». Но волосы чистые, и пышные гусарские усы тоже после мытья. Голые виски, щегольские усы – странное какое-то сочетание. Глаза маленькие, навыкате, лицо широкое, но будто подрубленное снизу, щеки полные. Севастьян поймал себя на мысли, что на него смотрит краб с гусарскими усами, которые усиливали нелепость образа и вызывали определенные подозрения. Гусарские усы – это претензия на буйный нрав. Может, гусар этот проходу Лизе не давал и в конце концов убил ее. Говорила же она, что точит на кого-то когти. Вроде как в шутку говорила, но вдруг всерьез?

– Капитан полиции Крюков, – представился Севастьян.

– И что? – Мужчина смотрел на него, не мигая.

Смотрел и не узнавал Севастьяна, а ведь он мог видеть его в прошлую пятницу. Видеть, как он уходил от Лизы, глазок в двери есть.

– Соседку свою давно видели?

– Соседку?.. А что с Лизой?

– Почему с ней должно что-то быть? И почему с Лизой?

– А дверь почему открыта? – «Гусар» выразительно смотрел на соседнюю квартиру.

– Документы можно?

– Да, конечно…

Мужчина закрыл дверь, не запирая ее, принес паспорт, подал Крюкову.

– А случилось что?

Севастьян не торопился отвечать на вопрос, он изучал паспорт.

Долгов Петр Борисович, зарегистрирован в городе Старозаводске, улица Красина, дом пятьдесят восемь, квартира девять, зарегистрирован брак с Холодовой Ольгой Павловной. Действительно, сосед покойной. Женатый сосед.

– С чего вы взяли, что должно что-то случиться?

– Машина там с мигалками у подъезда стоит…

– А вы душ принимали, Петр Борисович? – окинув мужчину въедливым взглядом, спросил Крюков.

Волосы на голове чистые, даже запах шампуня улавливается. В довесок к легкому пивному перегару. Щеки гладко выбриты. И рубашка, и футболка под ней чистые, но не глаженые. Треники тоже после стирки, но такие убогие, в латках, материя выцветшая. Воротник рубахи почему-то поднят. Возможно, этим нехитрым приемом Долгов пытался визуально увеличить охват своей шеи.

– Ну да, принимал. После работы пришел, сразу в душ. Не понимаю, что здесь такого?

– А где вы работаете?

– На металлургическом заводе. Рабочий класс, так сказать.

– А в каком цеху?

– Горячий цех. Элита рабочего класса! – просиял Долгов.

– А с работы вы когда вернулись?

– Смена у нас в семнадцать ноль-ноль закончилась, пока то-се…

– Горячий цех – это душ после работы, я правильно понимаю?

– Это обязательно…

– Вы принимали душ после работы?

– Принимал… – занервничал Долгов. – Так, по-быстрому…

– А дома еще раз под душ пошли?

– Говорю же, на работе по-быстрому, все не смыл, а дома хорошенько помылся…

– Жена ваша дома? – спросил Крюков, кивком указав на приоткрытую дверь.

Не видел он, чтобы кто-то выглядывал из квартиры.

– Жена?! А зачем вам моя жена? – Долгов странно глянул на Крюкова, как будто тот имел на нее виды.

– Может, ваша жена что-то может сказать?

– На смене жена, диспетчер она в горэлектросети, смена у нее, с утра до утра…

– Вы так и не ответили, когда вернулись с работы?

– В районе шести.

– Вы уже были дома, когда ваша соседка вернулась?

– Ну, может, и был.

– Не слышали ничего подозрительного, не видели?

– Не видел. И не слышал… Музыка у меня играла. Я обычно прихожу, колонку включаю, шансон в основном…

– А душ когда принимали?

– Дался вам этот душ!.. – фыркнул Долгов. – Ну недавно, спать собирался. На ночь душ принял, что, нельзя?

– Выпили пива под музыку и спать?

– А я что, не имею права пивка дернуть?

– Имеете, а что, пиво есть, жены нет, а рядом холостая соседка очень даже ничего, – усмехнулся Крюков.

– Ну да, очень даже…

– Вы же не в этой рубахе к ней собирались?

Долгов и понять ничего не успел, а Севастьян уже протянул руку, зацепил пальцами ворот рубахи, оттянул. В глаза бросилась царапина на шее.

Долгов попятился, закрывая за собой дверь, но Севастьян подставил ногу.

– Откуда у вас царапина на шее? – спросил он.

– На работе, за проволоку зацепился, – побледнев, соврал он.

– А, может, это Лиза вас поцарапала?

– Лиза?! Ну что вы!.. Проволока это, обычная проволока!

– Зачем вы принимали душ, гражданин Долгов?

– Я же говорил… Ну, хорошо! Только вы жене ничего не говорите!.. Да, я собирался к Лизе!.. – выдохнул мужчина.

И поднял руку, как будто собирался перекреститься.

– В таких трениках? Ими только полы мыть!

– А вот не надо рабочий класс оскорблять! Мы живем бедно, чем богаты, тем и рады, и не надо нас бедностью попрекать! – расправил плечи мужчина.

– Вас не попрекают, гражданин Долгов. Вас подозревают в убийстве гражданки… – Севастьян запнулся.

Он переспал с Лизой, но узнал только ее имя, но не фамилию. И женщина, звонившая в полицию, фамилию жертвы не называла, а в сумочку к покойной Севастьян не заглядывал.

– Вас подозревают в убийстве, гражданин Долгов.

– А-а, крайнего нашли!

– Пять часов прошло с тех пор, как погибла ваша соседка, а вы ни слухом, ни духом. Другая ваша соседка труп обнаружила, шумно у вас тут за дверью было, а вы ничего не слышали?

– Не знаю, не слышал! – Долгов демонстративно отвел взгляд в сторону.

– Где ваша одежда, в которой вы возвращались с работы?

– Здесь! – Мужчина распахнул дверь, указывая на шкаф для одежды. – Хотите – смотрите!

Севастьян кивнул. Лизу задушили бескровно, но половой акт не мог не оставить следов на одежде, на брюках в частности. А еще царапина на шее. С покойной состригут ногти, соскребут эпителий, Долгову не отвертеться, если экспертиза покажет на него. Сам же сказал, что в момент убийства находился дома. Причем один, без жены.