«Только сифилис и почки нас радуют, — размышляла она, — что касается убийств, с моей точки зрения, все в полном порядке — я еще долго не останусь без работы. Кажется даже, работы с каждым годом становится все больше и больше. — Элеонора посмотрела на заостренный носик пожилой секретарши. — Ну и пьют, конечно, от души, пьяниц стало вдвое больше, что бы там ни говорили о тяге к скромной жизни».

Секретарь перехватила ее взгляд и произнесла:

— Жуть!

— Пожалуй, — согласилась миссис Уайтлоу.

— Что творится, что творится! — секретарь явно скучала. — В мое время нам тоже всего хотелось, как и вам, но тогда в обществе царила формула: «Ну что вы, этого делать нельзя!» А теперь? Теперь ваша воля — законодатель поведения, самосдерживание никого не волнует. Зачем сдерживать себя? Жизнь коротка! Все решают личный выбор и собственные вкусы. Куда мы идем?

Она соскочила с кресла неожиданно ловко, подбежала к Элеоноре и, склонившись, как заговорщица, зашептала:

— Вы верите в предсказания? Я верю. Как не верить, если предсказатели еще в сорок девятом году предупреждали об убийстве Кеннеди, о скандале с Никсоном… И Садат, конечно, был обречен. За пятнадцать лет предсказывают, и в яблочко! Как не верить? Мне особенно нравится Тенни Хейл.

Он считает, что после двухтысячного года разразится ядерная война, все пойдет прахом, останутся лишь маленькие островки цивилизации, управлять ими будет Россия. Представляете? (Элеонора чуть отодвинулась от возбужденной собеседницы.) Хейл утверждает:, на полуострове Юкатан в Мексике будут найдены старинные манускрипты. Они прольют свет на происхождение всех религий и многих естественно-научных законов, в том числе явления антигравитации. Мы будем парить в воздухе, как птички! Представляете? Вы верите в бога? (Элеонора промолчала.) Хейл считает, что с двухтысячного года христианство снова будет цвести в России и Китае. Конечно, они иногда путаются, бедняги-предсказатели. Один, например, считает, что скоро запретят сигареты во всем мире. Сигареты меня не волнуют! Я не курю, не пью и не колюсь. Меня интересует, явится ли Антихрист и будет ли ужасное Армагедонское сражение? Остальное не так уж важно…

Дверь кабинета неслышно раскрылась, и на пороге показался худощавый мужчина, из тех, о которых говорят — без возраста.

— Миссис Уайтлоу? Вы еще живы? Мэдж — чудесная женщина, но, поверьте, ее необузданный темперамент часто ставит меня в тупик.

Он взял Элеонору за локоть, провел в кабинет, усадил в кресло и только после этого сказал:

— Извините, вам пришлось туго. Слушать ее — сущая пытка. Она прекрасный секретарь, опытный и аккуратный, не то что молоденькие красотки, но немножко не в себе: ни мужа, ни детей, один Антихрист на уме и русское коварство.

В кабинете царила прохлада. Мистер Моуди был внимателен. Он сидел не шелохнувшись, пока Элеонора говорила, и только постукивал пальцем по крышке стола.

— Вот, собственно, и все, — закончила миссис Уайтлоу. Моуди положил руки на подлокотники вертящегося кресла и, не скрывая разочарования, начал:

— Я-то думал, у меня появится очаровательная пациентка. Даже прикинул, как через два-три посещения приглашу вас на ужин. Ай-я-яй, так подвести старого Моуди. — Он прищурил глаза. — Значит, вас интересует Уиллер? Это было страшно давно. Мы вместе служили. Он — способный хирург, ничего не скажешь. Несколько замкнутый человек. Мы с ним не были дружны, так, раскланивались при встрече. Сам я нейрофизиолог, так что профессионально нас мало что связывало, а люди мы разные. Потом его отозвали куда-то. Обычно офицеры, которых отзывали, устраивали непышные проводы. Уиллер уехал не прощаясь. Такой человек. Что с ним стало — не знаю, да и знать пе хочу.

Нс вызывало сомнений: Моуди искренне хотел быть полезен, но знал пе больше, чем сказал.

— Спасибо. — Она уже взяла сумочку со стола и вдруг спросила:

— Доктор, почему болезни почек можно побороть, а с алкоголизмом и насилием ничего сделать не удается?

Моуди попытался обхватить руками бескрайний полированный стол — ничего пе вышло, тогда он скрестил их па груди и вкрадчиво, как опытный врач потерявшему всякую надежду пациенту, ответил:

— Почки — болезнь тела. Алкоголизм — болезнь души. Как, впрочем, и насилие. Тут медицина бессильна.

Доктор поднялся вслед за Элеонорой и с сожалением посмотрел на нее.

— Жаль, ничего не смог для вас сделать. Не сочтите за пошлость, я много старше, да и по тону должно быть понятно — ничего предосудительного в моих словах нет: вы чертовски хороши, поверьте. Должен же я сказать хоть что-то приятное.

С этими словами он протянул визитку на кремовой бумаге с причудливым золотым вензелем в правом углу.

— Если когда-нибудь понадоблюсь как специалист, по этой визитке вас пропустят моментально. Как ни хочется продолжить наше знакомство, бог свидетель, я не желаю, чтобы вы стали моей больной.

— Никому не говорите о сути моего визита. — Элеонора смиренно склонила голову.

— Не сомневайтесь!

Моуди вышел вслед за миссис Уайтлоу в приемную, они тепло распрощалис и секретарь вызвалась проводить миссис Уайтлоу даже без напоминания доктора Моуди»

Оставшиеся полдня Элеонора потратила на телефонные разговоры с Бруксом и Шоупом: она специально уехала за несколько десятков миль от дома и говорила со случайной бензоколонки. Ни Брукс, ни Шоуп ничего сообщить об Уиллере не могли. Надеяться оставалось на переводчика или интенданта: в противном случае ее ожидало непростое путешествие через континент.

Миссис Уайтлоу вернулась домой, преодолев тоскливые мили от бензоколонки до своей спальни. Дорога оказалась утомительной, результаты нулевые. Как ни странно, именно сейчас помощь Моуди пришлась бь как нельзя кстати. Итак, из пяти удобных кандидатур три отпали. Круг поисков сужался — оставалось только двое в пределах досягаемости, но, если визиты и к ним ничего не принесут, надо будет отправиться к Харту и сказать: «Поразмыслив на досуге, я пришла к выводу — покушался на Дэвида Лоу аферист Марио Лиджо. Отчего бы он бежал из города так поспешно? Обидно, что я сразу не прислушалась к вашим словам. Гибель Барнса? Скорее всего, прискорбное совпадение, и к делу Лоу доктор Барнс никакого отношения не имел. Поиски убийц Барнса не входят в мои планы: во-первых, меня никто об этом не просил, во-вторых, своих хлопот по горло. Единственное, что смущает, — обстоятельства покушения: стрельба, крики, уверения Лоу, что он видел нечто невообразимое. Может, так перепугался, что принял красавчика Марио и за безобразного паука, и за убийцу с чулком на лице? Может быть». Она бы и думала так, если бы за прошедшие дни не узнала Лоу ближе.

Элеонора прошла в ванную комнату, разделась, несколько минут придирчиво осматривала себя в зеркало. Придвинула тапочки к самому краю большой неглубокой ванны и легко переступила через бортик. Вода била чуть в сторону, Элеонора направила на себя конусообразную никелированную душевую головку. Ее недавнее приобретение — душевая головка, сокращающая расход горячей воды без потери давления. Продавец, заворачивая покупку, любезно разъяснил: «Приобретая эту головку, вы помогаете человечеству отсрочить энергетическую катастрофу. Спасибо!» Элеонора опустила пакетик в сумку и заметила: «Спасибо вам! Теперь я буду относиться к себе с большим уважением — как-никак я помогаю человечеству избежать катастрофы». — «Не избежать, а отсрочить», — терпеливо поправил продавец. «Пусть отсрочить — и это немало». — «Конечно, мибсис», — согласился продавец, и они обменялись приветливыми улыбками.

Элеонора завернулась в халат и забралась в мягкое кресло из гарнитура, который они купили с Джерри еще в первые годы совместной жизни.

За окном было тихо. Вдруг загремели выстрелы, они приближались. Элеонора бросилась к окну. На ее улицу сворачивал грузовик с прицепом, разрывая гулкую тьму выстрелами крупнокалиберного пистолета: у него было что-то не в порядке с шинами или с выхлопом.