Сэр Генри упруго поднялся. Шея не болела, дышать было легко, и операция не предвещала особенных трудностей. Еще месяц назад он знакомился с секретным перечнем объектов для проведения террористических актов в Болонье, и вокзал был в списке, так что времени на подготовку практически не требовалось: в Италии работали с размахом, заранее тщательно продумывая все детали. Сэр Генри направился к двери и, открыв ее носком консервативного черного ботинка, бросил:

— За успех отвечаете головой!

Маллиген сглотнул слюну, поспешно убрал злополучную книгу и засел за работу: он считался основным координатором, от его оперативности зависело все. Сегодня ему вряд ли удалось бы спуститься вниз и промочить горло, слишком многое надо было провернуть. Он связался с Италией и передал слова сэра Генри людям, томящимся от нетерпения. В радиошифровке они звучали примерно так: «После тщательного анализа решено — взрыв вокзала целесообразен. Время и особые условия сообщаем по параллельному каналу».

В ванне из ржавого крана в месте крепления к стене капала вода. Кто угодно не выдержал бы, и меньше всех — Элеонора. Сегодня трудный день. Она встретится с Марио Лиджо на вокзале, то есть явно, вызывающе явно, пренебрежет предостережениями, которых более чем достаточно. Она провела перед зеркалом не менее получаса, хотелось хорошо выглядеть. Лиджо — герой не ее романа, прямо скажем, ио не лишен некоторого обаяния и, как ни странно, мужества. Иначе, зачем бы ему понадобилось ввязываться в эту историю? К тому же миссис Уайтлоу, вопреки предположению сэра Генри, не исключала печального исхода, и ей не хотелось выглядеть жалко в глазах медиков и полицейских, которые окружат ее толпой, случись что-либо.

Китайская пытка каплей до того вывела Элеонору из себя, что она покинула отель задолго до времени встречи с Лиджо и была на вокзальной платформе уже в двенадцать. Чудеса! Среди встречавших какой-то поезд показался Марио с изящным букетиком в руках. Еще издали узнала она его великолепную фигуру. Марио галантно поцеловал руку и преподнес цветы: вот уж чего миссис Уайтлоу не ожидала. «Профессионал! И, как любой профессионал, не расслабляется даже вне профессиональных ситуаций».

Лиджо был поразительно краток:

— Миссис Уайтлоу, я не предпринимал ничего против мистера Дэвида.

— Знаю, — Элеонора пощекотала букетом подбородок. «Судя по отточенным фразам, он продумал беседу».

— Харт и его подручный шантажировали меня, заставляя взять вину на себя или покинуть город, что равносильно признанию в убийстве. Я отказывался, меня избивали. Наконец, они сказали, что уничтожат меня, я понял — не шутят. Последнего их визита я не выдержал, хотя, вы знаете, я не слабак. Они меня отвезли на аэродром и сами усадили в салон, их люди следили за мной до того момента, как я пересел в самолет, вылетающий в Италию. — «Я все это знаю, мальчик», — Элеонора нетерпеливо ждала. И Марио будто услышал ее: — Это предисловие, простите, не нужное.

Джоунс испачкал руки в моей крови и вытер их о газету. Я не дурак, миссис Уайтлоу, и не мальчик для битья, только смерть помешала бы мне прикарманить цепную бумажку с отпечатками пальцев Джоунса. Вот опа. — Лиджо протянул маленький пластиковый сверток. — Больше мне сказать нечего. — Он повернулся, чтобы уйти.

— Почему вы решили сказать именно мне, что вы… — Элеопора кивнула на сверток, — не мальчик для битья.

— Почему? — Лиджо на мгновение умолк. — Я думал, вы знаете, что есть вопросы, ответить на которые женщине мужчина не может. Только я хотел сказать вам это лично, а не полагаться на почту. Извините, что невольно оказался причиной известных неудобств. Но мы, итальянцы, знаем, как трудно их избежать, даже если ты держишься от всего в стороне. Прощайте!

— Спасибо за цветы.

Они разошлись в разные стороны, чтобы не встретиться больше никогда.

В номере гостиницы Элеонора развернула сверток: на куске газетной бумаги черными бурыми пятнами отпечатались все пять пальцев руки Джоунса, рядом, зафиксированные специальным составом, были оттиснуты отпечатки Лид жо. Марио позаботился и об этом. Да, он профессионал. Конечно, автограф Джоунса не автограф Харта. Но начальник любит подчиненного как сына. Поэтому есть надежда…

«Все прошло на удивление спокойно. Лишнее подтверждение тому, что страхи человека гораздо, болезненнее, чем реальная угроза. Наверное, излишними были все предосторожности с черноглазым курьером на велосипеде, а какой толковый мальчуган: даже не забыл, как я просила одернуть майку на обратном пути, чтобы дать попять— записка передана, Марио уведомлеп о реальном времени встречи. И вообще, вряд ли люди, покушавшиеся на Лоу, так могущественны, чтобы здесь, за тысячи километров, иметь полностью развязанные руки. И все же, и все же…»

Элеонора подошла к зеркалу, начала расстегивать кофту. Ус-та-ла…

— Откуда это «и все же»? — строго, как у дочки, спросила опа свое отражение. И тут же лицо ее скорчилось в капризной гримаске, и, покачивая головой, опа в манере Нэнси ответила: — Откуда-откуда. Оттуда!

Дальше действия миссис Уайтлоу для тех, кто сравнивал ее с компьютером, потребовали бы усиленных оправданий с точки зрения логики. Она привела себя в порядок, ыс забыв поставить при этом в маленькую вазочку цветы Марио, взяла сумочку и спустилась вниз. Правда, в походке обычно энергичного детектива проглядывала какая-то иере-шительыость. Отдавая портье ключ, Элеонора посматривала то на дверь из отеля, то на дверь в кафе, будто не зная, какую предпочесть. Через стекло второй она видела, как столики обрастают спешащими перекусить в перерыв служащими ближайших офисов и магазинов. И, наконец, направилась к ней. В зале пустовали лишь дальние от распахнутых окон места. Элеонора села неподалеку от ширмы, скры-ва’ющой вход на кухню, заказала довольно скромный обед и/тут же расплатилась.

В конце трапезы внимательный наблюдатель (если бы таковой находился в холле гостиницы) мог бы отметить, что женщина чем-то обеспокоена. Она незаметно переводила взгляд с двери в отель на уличную дверь, которые поминутно открывались и закрывались, к чему их в равной степени принуждали и желающие подкрепиться, и насытившиеся. Наверное, Элеонору в этот момент мог бы понять лишь сумасшедший полковник Макбрайд. О-о! Он-то всегда знал причину самых ужасных женских страданий.

Когда обе двери оказались буквально закупоренными двумя группами покидавших кафе посетителей, Элеонора, очевидно, не выдержала внутренней пытки и тихо прошмыгнула за ширму, возле которой сидела. Увидев у кухни обслуживающего ее официанта, она, краснея и запинаясь, показала спустившуюся на чулке петлю — ох, уж эти ненадежные чулки, на них уходит треть энергии деятельных женщин! — и тот мгновенно нашел выход для попавшей в затруднение иностранки: любезно проводил ее к лифту, на котором развозят пищу по заказам из номеров. Конечно, миссис Уайтлоу отблагодарила официанта, при этом прижав палец к губам. И конечно же официант в знак того, что он понял заокеанскую гостью и не выдаст ее женского секрета даже под пистолетом, экспансивно прижал к своей накрахмаленной груди всю пятерню. Оба остались в восторге друг от друга.

Дверь ее номера, несмотря на сданный портье ключ, была открыта. Элеонора, войдя, огляделась и заложила внутреннюю задвижку. И тут дала себе волю: небрежно стянула с плеч тонкий фиолетовый шелк кофты, скинула, не глядя, туфли, куда попало разбросала белье и упала на кровать лицом вниз, в прохладу простыни. Если бы не капала вода в кране! Что тогда? Тогда она чувствовала бы себя счастли—

вой. Нервное напряжение последних дней сказывалось неумолимо. Чудовищный кран все затихал и затихал, потом исчез и шум улицы, врывающийся сквозь распахнутое окно и…

Она проснулась от грохота, какого не слышала никогда. «Началось?» Так она иногда думала дома, когда незнакомый, раздирающий душу звук рассекал привычный шумовой фон. Ее старая школьная подруга призналась, что так же часто думает: началось? У всех внутри засел этот ядерный страх конца века, обычно он сворачивается клубком где-то в самой глубине сознания, не мешая огорчаться, любить, жить, но стоит ворваться в уши незнакомому грохоту, как на какой-то миг проносится в мозгу растерянное, безнадежное, катастрофическое: началось!