Девушка вошла в церковь, за ней потянулись седоголовые леди и джентльмены, увешанные гроздьями фотоаппаратов и кинокамер. Элеонора вошла одной из последних.
— Мистер Кроун, мистер Кроун! Не отставайте, — крикнула девушка, — вы все прозеваете!
С улицы влетел сияющий мистер Кроун, он прикладывал сложенные лодочкой руки к груди и молитвенно кланялся, принося извинения. Однако Элеоноре показалось, что ей он подмигнул: дескать, не принимайте все всерьез, я дурачусь. «Наваждение какое-то, — подумала она. — Мне осмеливаются подмигивать не только рыбы в аквариуме? Ну держись, мистер Клоун!» Но, видно, весельчак Кроун был любимцем группы, все, в том числе и гид, смотрели на него с симпатией. «Бог с ним, — простила дерзкого шута Элеонора, — он гримасничал без умысла».’
— Посмотрите на гробницу, — гид протянула руку, — форма строго архитектонична: покоящийся на колоннах саркофаг, остроконечный балдахин также на колоннах и довольно длинная надпись — хвалебный титр… Мистер Кроун, вы меня слушаете?
— Разумеется! Я никого и никогда не слушал так внимательно! И с таким удовольствием! — с энтузиазмом отозвался мистер Кроун и заискрился от счастья.
— Что же вы скажете завтра, когда мы побываем на прелестной Пьяцца дель Неттуно? Не забудьте — в полдень.
«Спать, спать», — решила Элеонора и вышла из церкви.
Утром, когда она уже позавтракала, раздался звонок: — Миссис Келли? Лиджо. Я хотел…
— Мистер Лиджо, — перебила Элеонора, — простите, я… занята, простите, я сама позвоню вам через час. Ради бога, такие обстоятельства. В какой гостинице вы остановились? Угу, угу, поняла, непременно. Я ничего не записываю, все запоминаю с первого раза. Еще раз простите!
Однако, положив трубку, она все же что-то записала на листке из книжки и выскочила на улицу. Несмотря на вчерашний короткий променад, ее окружал чужой город, со множеством средневековых зданий и площадей, по которым можно было проследить историю европейской архитектуры от расцвета готики до упадка ренессанса и барокко. Можно проследить, но только не сейчас, нет, не сейчас….
Элеонора остановилась, чтобы отдышаться, зашла в какой-то скверик, осмотрелась. В пяти-шести метрах на другую скамейку опустился мужчина лет двадцати семи, в рубашке с короткими рукавами и галстуком в косую полоску, у него были густые бутафорские усы, у ног он поставил вызывающе новый, несколько более толстый, чем обычно, чемоданчик с цифровым замком. Мужчина внимательно смотрел на Элеонору, в нем было что-то от полицейского: лицо его выражало то подчеркнутое безразличие, то явную заинтересованность. Элеонора не удивилась бы, окажись в его чемоданчике самый современный набор для защиты от террористов: детектор для обнаружения бомб, мощная лампа, ослепляющая злоумышленника на четырнадцать часов, и милая семейка баллонов газа «мейс», от малюсенького, так сказать, альковного варианта до баллона, дающего возможность уложить целую банду. С неменьшей вероятностью таким набором мог пользоваться и террорист, так что мужчина, сидевший напротив, мог с равным успехом претендовать как на роль охотника, так и на роль жертвы, если террориста можно назвать жертвой.
Элеонора посидела несколько минут, поправила прическу и не спеша, с интересом оглядывая людей и витрины, пошла к центру. Мужчина остался в скверике.
— Прогуливается, как и вчера. Ее ведет Луиджи. Говорит, направляется в нашу сторону. Ножки у нее, мадонна миа… Понял.
Из машины, стоящей на площади, которая примыкала к пути следования миссис Уайтлоу, о ее передвижении сообщал по миниатюрному передатчику молодой рыжеватый крепыш в сетчатой тенниске. Поскольку микрофона со стороны не было видно, могло показаться, что он всецело занят жвачкой. После того как ему намекнули, что ножки объекта никого не интересуют, он примолк, но вскоре вновь темпераментно затараторил:
— Появилась в поле зрения. Смотрит на часы. Оглядывает площадь. Скользнула взглядом по мне. Взгляд, мадонна миа… Понял. Кафе ее не заинтересовало. Смотрит вдоль улицы. Опять на часы. Выходит на проезжую часть. Такси, ей нужно такси… Мадонна миа! На нее налетает велосипед! Мальчишка, сукин сынГВиноват, мальчишка сам оказался на мостовой: слишком круто рванул руль, чтобы не сбить красотку, и шлепнулся… Она? Как родная мать, бросилась к нему. Гладит по головке. Парень поднимается. Она участливо ощупывает его. Меня бы так… Понял… О, конечно, компенсация — из сумочки появляется бумажка в десять тысяч лир… Прекрасно вижу, свернута вдвое. Парень принимает американскую миссис за ангела. Нет, мальчишка наш. Черноглазенький, черномазенький. Ни бельмеса по-английски, но руками итальянец объяснит что угодно. Прощальная панихида. Мадонна миа — целует парня! Он уезжает как ни в чем не бывало, ошеломленный поцелуем… Понял… Она? Шеф, она же женщина. Схватилась за виски. Нет, уже никуда не едет… Да, да, уже на тротуаре. Идет к кафе. Ясно, подмазаться, прийти в себя. Прихрамывает. Что за черт? Чего она захромала? Может, у нее искусственная нога… Понял… Села за крайний столик. Конечно, зеркало, пудра, помада… волосы. Официант… да, что-то заказывает. Сейчас увидим… Несут два стакана прохладительного. И оба ей. Расплачивается сразу же. Все-таки долго сидеть не будет. Ну да, ее же где-то ждут. Но это буду не я… Понял… Один стакан уже пуст… нет, ко второму не притрагивалась… Вряд ли здесь встреча. Как-то все уж очень случайно. Поглаживает себя по коленке… Молчу. Вот взяла второй стакан. Ручки — мадонна миа!.. Понял. Потягивает, облизывается. Язычок… Понял. Постараюсь, шеф, но вы меня знаете. Я ихнего брата видеть не могу… спокойно… Понял. Допила. Встает. Прическа на месте. Кофточка на месте. Уходит ко мне спиной. Мадон… Понял. А тут этот сукин сын, мальчишка, опять катит. Здоровехонек, и на колесе ни намека на восьмерку… Нет, на нее даже не взглянул. Он руль отпустил, майку сзади поправляет. Пижон! Нарвется на какую-нибудь подслеповатую старушенцию — там запахнет уже не десятью тысячами, но в обратную сторону… Нет, красотка идет не в обратную сторону, а куда и шла. Ловит такси. Еду за ней, шеф.
Сидя в открытом кафе в двух шагах от места несостояв-шегося столкновения, Элеонора с помощью зеркальца внимательно огляделась. На маленькой площади стояло несколько машин: в трех из них сидело по одному человеку, а в четвертой двое. Возможно, одна из этих четырех машин была «ее машиной». Таксисту она назвала первое, что пришло в голову: Пьяцца дель Неттуно. Посмотрела в зеркало заднего вида. С площади, возле которой она только что сидела, вырулила машина. Так и есть: она на привязи.
Через несколько кварталов такси выехало на улицу Ин-депенденца — название хорошо читалось из машины. Начиналось время перерывов, на тротуары выбегали распаренные чиновники, стайки девушек с шумом входили и выходили из малюсеньких магазинчиков и кафе.
Внезапно улица оборвалась; и перед миссис Уайтлоу предстала уютная площадь с великолепным фонтаном. Элеонора подняла голову и прочла на табличке — Пьяцца дель Неттуно. Расплатилась с таксистом.
Она подошла к фонтану. Казалось, многопудовое литье вот-вот воспарит над площадью, сделает несколько прощальных кругов и устремится ввысь, в аквамариновое небо над головой. Она несколько минут любовалась фонтаном, пересекла площадь наискосок. Вдруг показалось: мелькнула седая голова мистера Кроуна из группы, которую Элеонора уже встречала. И вот уже сам сияющий мистер Кроун подошел к ней как к старой приятельнице и предложил вместе изучать историю города. Пришлось познакомиться. Оказалось, они и жили в одном отеле. Пока они нагоняли группу, Кроун занимался легкой болтовней:
— Давно прилетели?
— Вчера.
— Как там у нас?
— Прекрасно. У нас все прекрасно.
Миссис Уайтлоу взглянула на серебристую седину Кроуна и вспомнила особняк в маленьком городе, где в комнате, полной старинных музыкальных инструментов, сидел растерянный мужчина средних лет. «Дэвиду надо отказаться от пожертвований, ему не по силам бороться с ними, да и вообще никому не по силам».
