— В двадцать три сорок пять сели, можно было и другим рейсом, на полчаса раньше, но вряд ли тридцать минут что-нибудь решали.
— Конечно, — согласился сэр Генри. — Присаживайтесь. Что там у вас новенького?
— Ничего, — Харт сумрачно посмотрел на Маллигена, и сэр Генри, отдав должное осторожности Харта, попросил молодого сотрудника:
— Маллиген, принесите мне список ребят, изъявивших желание пройти курсы в школе выживания в Рино.
Маллиген удалился. Харт отметил, что его собеседник почти не изменился за последние годы: те же ярко-синие глаза, те же густые седые волосы, расчесанные на косой пробор, тот же стиль дружеского руководства. Только дружественность стала слишком нарочитой. Все-таки возраст сказывается— сэр Генри утратил чувство меры.
— Так что же там у вас? — повторил синеглазый джентльмен.
— Похитили дочь миссис Уайтлоу.
— Да что вы? — изумление сэра Генри казалось неподдельным.
«Постарел, — уверился Харт. — Какого черта так искренне изумляться, когда ты поминутно знаешь о том, как похищали девочку. И общий план операции, и детали, и отходы на случай провала, и круг лиц, ответственных за операцию, и жертвы, которых должно было теперь «разрабатывать» следствие, то есть жертвы для полиции города, где живет миссис Уайтлоу. Как просто сказать: похищена девочка, — но провести операцию безупречно вовсе не просто. Тем более смешно — сыграть игру без сучка и задоринки и затеям напялить маску неведения». \
— Мне больше не доверяют? — Харт скривил губы.
— Почему? Напротив. Наше сотрудничество многолетне и удачно до недавних пор. — Сэр Генри вздохнул. — Вы так решили, потому что мы вызвали вас? Рутинная процедура, не более.
— Я так решил, потому что меня хотят убедить, будто вам неизвестно о похищении девочки.
— Мне действительно неизвестно. Кто это сделал?
Вопрос доконал Харта. Он мог допустить: его подозревают, он мог допустить: с ним хотят расправиться, — но допустить, что его считают дураком, было выше его сил.
— Слушаю вас, — сухо проговорил Харт.
«Как бы то ни было, мне не выбраться живым из этой истории. — Харт по-настоящему разозлился. Когда его охватывала такая злость, его ничто не пугало. — Хорошо, господа, предположим, вы принял# решение покончить со мной, но я не Уиллер и не Гурвиц, я так просто не дамся, не надейтесь. Не для того я выбиваю двенадцать из двенадцати, чтобы лишить себя удовольствия попортить несколько чиновных шкур, наживших геморрой в нашей теплой компании. Даже сейчас, несмотря на то что ваши компетентные мальчики обшарили меня с ног до головы, остаются способы сделать больно двум-трем рафинированным хлюстам, вроде того, которого сейчас отослали из комнаты. Я тоже профессионал, тоже кое-чему научился за эти годы. Помню войну, помню, как ребята погибали в восемнадцать, двадцать, двадцать пять, а мне без малого шесть десятков, — грех жаловаться, хотелось бы, конечно, подольше покоптить мир, повторения не будет — это ясно, но себя дешево не уступлю, да и миссис Уайтлоу, если на то пошло. Вот такая программа, джентльмены!»
Сэр Генри поднялся, сделал несколько шагов и непринужденно оперся о металлическую раму. Серебристая полоса стала как бы его продолжением по вертикали вверх, подчеркнув неправдоподобно прямую линию пробора седовласого стареющего мужчины.
— То, что случилось с вашими коллегами — Барнсом и
Розенталем, — ужасно, но они никогда не были особенно ценны для нас. Другое дело вы. Непростительно даже предполагать вашу нелояльность, я с негодованием отметаю такое предположение. Отметаю на корню. Потому что знаю вас десятки лет и верю безоговорочно. Но другие, кто выше меня, те, кто призван беречь интересы компании, могут сомневаться. и они сомневаются. Я сделал все, чтобы рассеять их сомнения, но вы же знаете, чем искреннее в чем-то убеждаешь руководство, тем подозрительнее оно относится к вашим аргументам…
— Извините, сэр. Это краткий курс управленческой этики? Или я чего-то недопонял?
— Недопоняли, — обрезал сэр Генри, и Харту стало ясно, что перед ним вовсе не старый, мягкосердечный, бескорыстно опекающий молодость джентльмен, а сильный, жестокий человек, который из всех способов жизненной игры выбрал единственно, на его взгляд, верный — игру за себя. — Главного недопоняли. — Сэр Генри еле сдерживался. — Если вам и есть на' кого надеяться здесь, то исключительно на меня. Короче, чтобы кончить всю эту дребедень с подозрениями, вам надо пройти проверку на детекторе, и мы никогда больше не вернемся к этой печальной теме.
«Вот оно что! Проверка на детекторе. Я никого не предавал, я только борюсь за свою жизнь, может, я не так молод, у меня иногда жмет за грудиной, покалывает под левой лопаткой и отдает в челюсть, меня изрядно помотали в последнее время, но чего-чего, а самообладания пока еще не занимать. Если я сиживал за турелью пулемета на высоте, которую и ангелы боятся посещать, а внизу — да где там внизу? не было ни низа, ни верха, ничего — лишь дикий грохот, вонь и гарь, если я прошел через такое и уцелел, то бояться чего-либо в жизни смешно до коликов».
— Как хотите, — устало ответил Харт.
— Вот и хорошо, — подхватил сэр Генри, — эмоцпи — пустая штука. — Он нажал на кнопку и сказал, как будто в пустоту: — Маллиген, зайдите.
Вошел Маллиген, как и предполагал Харт с пустыми руками и неприязненно поглядел в его сторону. «Сволочь! Он еще на меня смотрит волком, сопля», — пронеслось у Харта. Молодой сотрудник застыл в ожидании распоряжений.
— Маллиген, мы обсудили с мистером Хартом все, что необходимо. Он согласился с моими доводами. Вы узнали, все готово?
— Да, сэр!
«Ишь, какой бравый парень, ему и в голову не приходит, что через десяток-другой лет его самого потащат на детектор или на что-нибудь похлеще, до чего додумается к тому времени славное человечество». Харт вытащил платок, отер лоб и шею.
— Какая жара, — участливо сообщил сэр Генри, что означало на самом деле: не нужно волноваться, приятель, чему быть — того не миновать.
«Посмотрел бы я на тебя, мудрец, если бы нам пришлось поменяться местами!» Харт аккуратно сложил платок и вежливо ответил:
— Жуткая жара!
Он вспомнил расплавленный асфальт на дорогах графства, вспученные животы коров, запах крови на фермах… Рассказать бы об этом саркастически улыбающемуся джентльмену, который взирает на жизнь черт знает с какого этажа. Впрочем, нет, им никогда не понять друг друга. Харт покосился на пропитавшийся потом воротник своей рубашки и повторил:
— _ Жуткая жара!
— Проводите мистера Харта. — Сэр Генри дружелюбно улыбнулся, сомкнул ладони и, вытянув обе руки вперед и вверх, потряс ими, как делают чемпионы на пьедесталах почета.
Когда Харт и Маллиген вышли из комнаты, сэр Генри снова нажал на небольшом Застольном пульте какую-то кнопку, в которых он, судя по всему, недурно разбирался, и проговорил:
— Сейчас приведут. Проверьте его по тому перечню вопросов, что я прислал раньше. Ну что ж, что не стандартные? Как-нибудь разберетесь. Раскиньте мозгами.
Харт послушно шел за Маллигеном, они спускались и поднимались на лифтах, шли длинными коридорами, несколько раз Маллиген показывал какие-то пропуска. Если бы Харту понадобилось сейчас вернуться одному, он ни за что не нашел бы дорогу.
Наконец, они оказались в глухом коридоре, сквозь мутно-серый, как будто предрассветный полумрак которого кое-где пробивалось свечение красных лампочек. Маллиген толкнул одну из дверей, над ней тускло мерцал матовый баллон. Вбшли в пустую комнату. Вдоль светло-зеленой стены стоял небольшой диван. Напротив белела дверь. Она открылась, и на пороге показался юркий мужчина средних лет, с усами и в рубашке с закатанными рукавами, — Харт почему-то сразу окрестил его «лжесвидетель» Маллиген протя нул бумажку. «Лжесвидетель» пробежал ее, тщательно сложил, спрятал в нагрудный карман и высоким голосом скомандовал Харту:
— Проходите.
Маллиген остался. Харт прошел за провожатым в не большой тамбур, куда выходили три двери. «Лжесвидетель» своим ключом открыл среднюю — в помещение с низким потолком и мощным кондиционером: после духоты коридо ров Харт поежился.