Не секрет, что основная масса евреев сконцентрирована в Москве и Петербурге, и благодаря Ельцину, продавшему Россию за пол-литра жуликам, иные из них преуспели в деле ограбления страны, используя в обязательном порядке не столько “лишние извилины” (как некоторые еврейские шовинисты любят оправдывать свой “успех”), сколько кастовую солидарность и кагально-местечковую психологию и мораль.

На недавней большой пресс-конференции Путин заявил о главной заслуге Ельцина перед историей — “он дал свободу”. Народ понимает эти слова как свободу грабителям. Ельцин позволил шайке младореформаторов-живодёров — Гайдару, Чубайсу, Коху и др. — разграбить народное достояние. “Семья” отдала жуликам нефтяные скважины, заводы и банковскую систему. Собственность покупалась не за счёт денег участников так называемых залоговых аукционов, а за счёт бюджетных средств. Как установила Счётная палата, большинство залоговых аукционов — мошеннические сделки.

Великий писатель В. Распутин ещё в 1998 году газете “Аргументы и факты” разъяснил: “После 91-го года дано было высочайшее соизволение: воруйте, грабьте, не жалко. Для этого грабёж достаточно назвать реформами…… Началось повальное растаскивание народной собственности, сказочное обогащение верхушки”. Государство, возникшее на этой почве, не может не быть антинародным, бездуховным и безбожным.

Благодаря Ельцину власть оказалась в руках космополитичной бездуховной американизированной части российского общества. Но ведь Ельцин давно не у власти, почему же создаётся впечатление, что российское телевидение, радио, пресса старательно исполняют указания Гитлера и Даллеса? Не поддаётся объяснению, почему руководители государства, которому принадлежит телевидение, не видят, что происходит “денационализация” и дебилизация народа, целенаправленное замалчивание, игнорирование и искажение русской истории и культуры. Кроме пошлой развлекаловки, распоясавшейся рекламной и попсовой мафии, а также суррогатного киноискусства (детективы, халтурные сериалы, развлекательные фильмы для богатеньких и т. п.), нормальный зритель ничего не видит на экране телевизора. Исключение составляют старые добрые советские фильмы и фильмы Бортко. Продюсером фильма “Есенин” был К. Эрнст, руководитель Первого канала, и он сделал всё возможное, чтобы дискредитировать великого поэта. Если Есенин в течение всех десяти серий рекламированного фильма не просыхал от пьянства и безобразничал, то кто же создавал вечную поэзию? Чтобы смешать с грязью образ великого национального поэта, собрали все сплетни и слухи — пусть молодёжь отвернётся от своей культуры. Жизнь нынешней России сведена к сплошному негативу и пошлости. Одна программа поп-дивы Милявской “Без комплексов” чего стоит. Руководители телеканалов стараются напичкать экран фильмами и сюжетами на криминальную тему. Зритель находится под непрерывным обстрелом негативной информации, что вполне можно приравнять к информационно-психологическому терроризму. Кто смотрит московское телевидение, неизбежно приходит к выводу: Россия — погибающая страна, не имеющая ни прошлого, ни будущего. Не верится, что власть умышленно не замечает этой политики телевидения, по существу, враждебной будущему страны. Скорее здесь проявляются недостатки культурного и духовного уровня самих властей. Никакие социальные программы, никакая национальная идея не осуществимы без национальной культуры и духовности. Государство, общество, церковь должны немедленно начать борьбу за духовное здоровье россиян, и это возможно, были бы желание и политическая воля, иначе Россию ничто не сможет спасти. Бездуховные, оторванные от национальной культуры и традиций люди неспособны на подвиги во имя народа.

Николай Данилович Ивлев

Крым

Станислав Юрьевич!

В сентябре, как пить дать, начнётся свистопляска по поводу Бабьего Яра.

Хорошо бы в связи с этим осветить предшествовавшую расстрелам в Бабьем Яре трагедию киевского подполья! О ней мельком говорится в повести Порфирия Гаврутто “Тучи над городом” (изд-во “Сов. Россия”, 1968) на стр. 165-166. Тогда некто Коган (до оккупации Киева комсомольский работник) выдал немцам более тысячи подпольщиков. Они были схвачены и немедленно расстреляны. Упоминается Коган и в эпилоге повести на стр. 256.

Не удивительно ли?

Казалось бы, после 1941-1945 гг. отношения между Россией и Германией должны были стать, мягко говоря, неприязненными. Но ничего подобного не произошло.

А вот наши отношения с гораздо более близкой нам по менталитету славян-ской Польшей из рук вон плохи уже аж несколько столетий!

Не пора ли русским и полякам общими усилиями ликвидировать этот гнойник? Не пора ли собраться вместе влиятельным российским и польским персонам и обсудить главное: что нам сделать для нормализации наших отношений? Как нам жить дальше?

Благополучия Вам.

Александр Лаптев

г. Кондопога,

Карелия

Я повторяюсь. Ведь именно так: просто и, на мой взгляд, справедливо — ровно десять лет назад назвал я свой вполне лояльный, более того, по-смоленски учтивый, добрый ответ глубокоуважаемым дочерям Александра Твардовского на их довольно-таки суровое письмо, опубликованное в газете “Известия”. Оно, по крайней мере, для меня, грешного, прозвучало как гром среди ясного неба. Одно название чего стоит: “Защитите Тёркина от премии”! Досталось там на орехи не токмо мне, но родному Союзу писателей России, а заодно и Министерству обороны РФ вкупе с Администрацией Смоленской области и даже писательской организации Смоленщины. Спрашивается: за что такая немилость со стороны возмущённых знатных дам? А за то, что смоляне, горячо поддержанные столичной общественностью, не посоветовались с дочерьми прославленного земляка. Что ж, может быть, отчасти они и правы. Но стоило ли затевать на всю вселенную такой сыр-бор? Ведь дело можно было уладить мирным путём.

Свой скромный, в духе мягкого несогласия с их просвещённым мнением, ответ я, по поручению СП России, напечатал в газете “Литературная Россия”. Ответа от обиженных чад не последовало. И я посчитал: Валентина и Ольга Твардовские вняли моему тихому провинциальному мнению. И — успокоились.

Ан не тут-то было! Выждав довольно-таки долгий срок — аж десять лет! — они ещё раз, только теперь уже в самом популярном областном органе, именуемом “Смоленская газета”, вторично публикуют без всяких изменений своё известинское лютое письмо с небольшим, но, несомненно, чересчур не по-женски резким добавлением “В редакцию “Смоленской газеты”.

И вся беда, по-моему, в том, уважаемые дочери, что, возобновив некрасивое сражение за премию, носящую светлое имя отца, вы на этот раз подбросили хворост уже не под литературный, но — политический котёл, пошли в яростное наступление на несчастную, нищую Смоленщину, которую так беззаветно любил и воспевал ваш отец. Я уверен: он, с присущей ему прямотой и суровостью, по-отцовски строго осудил бы ваше неуёмное рвение. И был бы огорчён. Но — прав. Потому что вы хотите отобрать у нас, смолян, одну из немногих радостей: премию Твардовского. И дело тут совершенно не в деньгах: у нищих и премия нищая — всего лишь десять тысяч в рублевом исчислении. Но нам, смолянам, дорого другое: выкованное из чистого золота Имя Поэта. И вы хотите у нищих отобрать последнее — праздник души. А он озаряет наши угрюмые лица лишь раз в году: когда на хуторе Загорье, родине поэта, лучшим из лучших в торжественной, солнечной обстановке руководством области и Починковского района вручается эта замечательная премия.

Догадываюсь, что вы внимательно следите, кто именно становится лауреатом сей престижной награды, и делаете соответствующие вашим взглядам, которые, повторяю, всё более и более политизируются, печальные для вас выводы: “Ежегодные награждения премией “Василий Тёркин” явно не учитывают ту высокую планку, которую он (Твардовский. — В. С.) установил в литературе. Мы считаем, что среди лауреатов премии “Василий Тёркин”, составляющих уже многочисленный отряд, затруднительно называть тех, чьи произведения соответствовали бы идейно-эстетическим критериям Твардовского — поэта и редактора”.