И ничего общего с малобюджетными ужастиками.

Весь коттедж – сплошь натуральное дерево, камень и стекло. Блеск, чистота и безыскусная простота. Угол от пола до потолка занимал камин из красного кирпича, согревавший комнату. На голом деревянном полу стояли кушетки, обтянутые клетчатой тканью, а напротив них – столики из необработанной сосны. Кухню от просторной гостиной отделяла барная стойка. В каждой стене – панорамное окно, и по стеклам в лунном свете стекала тонкими струйками вода.

Хейли исчезла в большом коридоре и вскрикнула. Эйвери собралась идти за ней, но мама положила ладонь ей на руку.

– Там нет выхода, и она никуда не сможет забраться. Дома сдаются в аренду практически без мебели. Но кухню я для тебя сделала, – она улыбнулась и снова обняла дочку. – Я счастлива, что ты здесь. Спустя десять лет ты наконец-то соизволила посетить мой город.

Эйвери подавила чувство вины и кивнула. Что было, то было.

– Помню, ты говорила, что все тут переделала. Смотрится мило.

Мама вздохнула.

– Спасибо хорошим подрядчикам и деньгам, которые я получила по завещанию. У нас арендуют круглый год. Я живу в городе, над магазином, но, если не возражаешь, сегодня останусь с тобой.

Мать не только сдавала дома в аренду, но и была хозяйкой секонд-хенда под названием «Знай деньгам цену». Насколько Эйвери могла судить, Жюстин кого-то наняла управлять бизнесом – финансы никогда не относились к числу ее сильных сторон. У нее было множество идеалистичных фантазий и замыслов, но заниматься цифрами и прочими нюансами она благоразумно поручала другим людям.

– Я буду рада, если ты останешься на ночь. Уже поздно.

И в этот момент она поймала себя на мысли, что последние несколько минут Хейли вела себя слишком тихо. Заподозрив неладное, Эйвери с растущим чувством тревоги вышла в коридор, но обнаружила только, что дочка спит на двуспальной кровати в спальне, свернувшись калачиком и даже не сняв шапку и куртку.

От прилива нежности и любви у нее больно кольнуло в груди. Эйвери расстегнула куртку Хейли, но не стала снимать, чтобы случайно не разбудить девочку. Стянув шапку, она провела пальцами по темным волосам дочери. К Хейли она могла прикасаться, только когда та спала, в другие моменты девочка тяжело переживала физический контакт и срывалась на крик. И все же по вечерам у Эйвери выпадали такие тихие приятные минуты, когда она любовалась дочерью и гладила ее прекрасные бледные щечки.

Эйвери лишь мельком взглянула на простую деревянную мебель и эркерное окно и вышла в кухню. Там она обнаружила маму, что-то перемешивавшую в кастрюле на плите.

Замерев от удивления, Эйвери так и осталась стоять в дверях.

Мама обернулась и улыбнулась.

– Я приготовила горячий шоколад. Иди в гостиную. Посиди, отдохни. У тебя такой усталый вид. Я принесу кружку.

– А это… съедобно?

Мама покачала головой и сказала:

– Думаю, да.

– Помню как-то раз…

– Это было один раз. Я сожгла еду всего один раз, Эйвери!

Она слишком устала, чтобы спорить, поэтому просто улыбнулась и уселась в кресло – оно оказалось удивительно удобным. Потрескивание дров в камине и запах шоколада успокаивали, и она прикрыла глаза. Мрак затуманил ее мысли.

Очнувшись, Эйвери поняла, что вся дрожит, а рядом на краю стола стоит кружка с остывшим какао, в котором плавали кусочки чего-то загадочного. Быстро заморгав, она распрямила спину. Мать спала в соседнем кресле.

Ого, сколько же они проспали?

Эйвери встала и потянулась, а затем, прежде чем пойти проведать дочку, заглянула на кухню, чтобы проверить, выключила ли мать плиту, – та не раз об этом забывала, отвлекаясь.

Убедившись, что плита выключена, Эйвери попыталась выяснить, откуда тянуло сквозняком, и замерла, заметив, что входная дверь открыта.

Нет. Боже, нет!

– Мам! – крикнула Эйвери, бросившись в коридор. Сердце забилось от жуткой паники.

Кровать Хейли была пуста.

Нет, нет, нет, нет, нет…

Она снова побежала в гостиную, врезалась в мать и отскочила.

– Что случилось?

Эйвери надела ботинки и схватила куртку.

– Хейли пропала. Мы уснули. А дверь я не заперла.

Она знала, что совершила непростительную ошибку. Хейли часто уходила. Не потому, что хотела сбежать: просто девочка жила в каком-то своем мире и не осознавала опасности.

Господи! Ее дочь оказалась ночью зимой в глуши. Не говоря о том, что в здешних местах водятся пумы…

– Вызывай полицию.

Она бросилась к двери черного хода и обежала дом, но Хейли ни в машине, ни на крыльце не оказалось. Эйвери снова устремилась к черному ходу, страх сковал горло, когда она опять столкнулась с матерью.

– Вон следы, – сказала та, заматывая шарфом шею. – Она пошла в лес.

Эйвери посмотрела под ноги. Отпечатки маленьких ботинок вели от дома вглубь густого леса. Она побежала по этим следам. Холод царапал легкие, а к тому моменту, когда она добрались до высоких сосен, пальцы совсем закоченели.

Хейли такая маленькая. Она не выдержит долго на таком холоде. Мороз усиливается… К тому же Хейли не разговаривает. Если ей понадобится помощь, она не сможет даже попросить.

Готовясь к переезду, Эйвери изучила информацию о здешних местах, кое-что разузнала о растениях и животных. Она понимала, что на дочь могут напасть дикие звери, и примерно представляла себе, какие именно. На ум сразу пришли черные медведи, пумы и рыси. Хейли понятия не имела, как защититься.

Слезы застилали глаза. Эйвери побежала быстрее, взметая снег.

«Только бы с тобой все было хорошо, солнышко! Только бы все было хорошо!»

Следы резко повернули направо, обогнули деревья. Эйвери судорожно выдохнула.

Хейли сидела на пне спиной к ним, по-прежнему одетая в розовую куртку, но без шапки. От радости у Эйвери закружилась голова.

– Хейли… – Эйвери обошла пень и присела на корточки. – Мы ведь говорили об этом. Нельзя убегать…

Кровь. Много крови. На ботинках Хейли. На ее куртке.

– Ты ранена? Где ты поранилась, солнышко? – Эйвери провела дрожащими замерзшими пальцами по голове и шее Хейли, потом спустилась к груди и замерла.

Из-под распахнутой куртки Хейли торчала лохматая теплая голова.

Эйвери хотела закричать от ужаса, но вдруг поняла, что это собака. Нет, даже щенок. Маленький пушистый комочек песочного цвета. Хейли укачивала его, гладила по голове, но взгляд ее бегал по сторонам.

Опознав в этих движениях волнение и страх, Эйвери заговорила тише. Хейли ни за что бы ни причинила вред живому существу, значит, она нашла здесь этого щенка.

– Ты нашла собачку? Все хорошо, Хейли. Собачка ранена? Это у нее течет кровь? Разреши мамочке посмотреть.

Она нежно взяла дрожащий меховой комочек из рук дочери, и бедное создание взвизгнуло. Пронзительный звук разнесся в ночной тишине, от неожиданности Эйвери даже села в снег. Щенку на вид было не больше шести недель, и весил он в лучшем случае фунтов семь[3]. Грустные испуганные карие глаза смотрели в глаза Эйвери, и она растаяла.

– Божечки-кошечки… Ну ты и милаха!

– Эйвери… лапа! – мама кивнула в сторону собаки и засунула руки в карманы.

В лунном свете Эйвери осмотрела щенка и поняла, о чем говорила мать. Нижняя часть одной из передних лапок была отрезана. Кровь пропитала весь мех.

От ужаса ее замутило. Что случилось со щенком?

– Бедняга!

Хейли начала сильнее раскачиваться из стороны в сторону.

Эйвери крепко сжала ее руку.

– Все будет хорошо, милая.

Она посмотрела на мать в растерянности. У нее никогда не было домашнего питомца. На улице сильный мороз, неизвестно, как щенок оказался посреди леса – на нем ни медальона-адресника, ни даже ошейника, – и сколько крови потерял. Судя по красным пятнам на снегу, немало для такого крошечного существа. Он только и делал, что скулил и дрожал. К тому же Эйвери нужно увести Хейли в тепло.

Мама сняла с шеи шарф и протянула ей.