— Это герань. Здесь ее считают почти сорняком, — говорит он. — Я знаю, что ты ее выбросишь, но бабушка настаивала.

— И почему ты так решил?

— Ты же выбросила орхидеи. Почему с сорняком ты поступишь иначе?

Я принимаю цветок из его рук.

— Подумай немного, и ты поймешь.

Поднеся цветок к носу, я вдыхаю его легкий сладкий аромат и сажусь на свое место.

— Так она твоя семья? — спрашиваю, когда Рафаэль садится за руль.

— Помощница — это более точное определение. Если хочешь знать, что происходит вокруг, ничто не сравнится с сетью наблюдения из бабушек.

— Хм, мне показалось, что это нечто большее. Все ваши помощники целуют тебе руку?

— Это знак уважения. И благодарности за ту помощь, которую я оказал.

— Какого рода помощь?

— Сицилия не чужда коррупции. При наличии достаточных средств многое можно скрыть, — говорит он. — Несколько лет назад сюда приехал бизнесмен, который хотел уничтожить деревню и превратить её в виноградник. Он пытался приобрести недвижимость и соседние земли, подкупая местных чиновников, чтобы получить нужные лицензии и разрешения.

— И что, у него ничего не вышло?

— Конечно, нет. С тех пор как я избавился от него. — Он заводит машину и смотрит на фиолетовую лозу, вьющуюся по старой стене, покрытой облупившейся краской. — Из трупов получается отличное удобрение для растений.

С открытым ртом я следую за взглядом Рафаэля на цветущий куст, затем смотрю на бабушку, которая вернулась к своему вязанию с безмятежной улыбкой на лице.

— Ты закопал тело рядом с её входной дверью? Бедная женщина знает об этом?

— Конечно. Она даже выбрала место.

Двигатель ревет, и под массивными шинами хрустят камешки, когда Рафаэль дает задний ход, напугав кошку, спящую на половичке. Пушистик спрыгивает с места и приземляется прямо на цветущий куст. В бешенстве он карабкается по толстой лиане и протискивается между ветвями над дверью.

— Стой! — Я накрываю руку Рафаэля на рулевом колесе. — Ты напугал кошку. Она забралась на могильный куст.

Рев двигателя машины затихает. Я поворачиваю голову, и наши взгляды встречаются, заставляя меня забыть о пушистике. Глаза Рафаэля обжигают меня, удерживают в плену, и я наклоняюсь к нему. Под ладонью чувствую шрамы на его руке, пересекающие кожу, словно причудливый узор в стиле арт-деко.

— Могильный куст? — Взгляд Рафаэля опускается вниз, падает на мой рот, и я вдруг осознаю, что, возможно, привлекла его внимание, зажав нижнюю губу между зубами.

Неужели он вспоминает о поцелуях, которые мы разделили прошлой ночью? О тех, за которые он мне «заплатил»? Боже, даже после того фиаско я все еще жажду его поцелуя. Так сильно.

— Эм, да. — Я быстро отпускаю его руку и снова обращаю внимание на кошку. — Как думаешь, он сам спустится?

— Да.

— Мне так не кажется. — Кошка выглядит испуганной, она осторожно пробует ветку лапкой, но тут же отступает. — Ты не мог бы помочь ей спуститься?

— Она спрыгнет, как только мы уйдем, Василиса.

Мое сердцебиение учащается, как всегда, когда он называет меня по имени. Я делаю глубокий вдох и смотрю на него.

— Пожалуйста?

Рафаэль нежно проводит костяшками пальцев, покрытыми шрамами, по моей щеке. Мне становится трудно дышать.

— La mia principessa russa, — шепчет он.

Еще одно легкое прикосновение к моему подбородку, и он выходит из машины, направляясь к дому, где, прячась среди ветвей, усыпанных пурпурными цветами, все еще сидит испуганная кошка.

Завороженная, я наблюдаю, как Рафаэль раздвигает ветки и цветы, пытаясь достать напуганное животное. Хотя пушистик выглядит так, будто ему не терпится спуститься, Рафаэлю требуется больше пяти минут, чтобы поймать кошку, так как она продолжает извиваться среди веточек. Наконец, когда ему удается схватить и вытащить ее из запутанных лиан, кошка вырывается из его рук и снова прыгает на куст. Затем, воспользовавшись одной из толстых веток, он ловко сбрасывает ее на землю, и она убегает.

Смех бурлит внутри меня, и к моменту, когда Рафаэль садится за руль, я смеюсь так сильно, что слезы текут по щекам.

— Похоже, ты был прав, — фыркаю я, снова начиная хихикать. — Хитрая маленькая бестия.

— Конечно, я был прав, — отвечает он, заводя внедорожник, с легкой ухмылкой на губах.

Рафаэль берет солнцезащитные очки с приборной панели, и, когда их надевает, я замечаю слабые красные пятна на тыльной стороне его руки. Кожа вокруг них становится ярко-красной.

— Боже мой, эта негодница поцарапала тебя!

— Это не кошка, а куст бугенвиллии, — отвечает он, встречая мой взгляд. — Ее колючки ядовиты.

Я наблюдаю за ним — за этим опасным и беспринципным человеком, который всего несколько минут назад признался, что закопал мертвое тело под тем самым кустом. А затем, не возражая, отправился «спасать» кошку по моей просьбе, зная, что сам может пострадать. В груди разливается тепло, растапливая очередной слой защиты, которую я пыталась возвести вокруг своего сердца. Одна из оставшихся преград от Рафаэля Де Санти.

* * *

— Что мы здесь делаем? — спрашиваю я, пока идем по деревянному причалу.

На его конце две белые яхты слегка покачиваются на волнах. Первая — это огромное судно с двумя этажами над главной палубой, больше напоминающее отель, чем корабль, а вторая — значительно меньше, но все равно достаточно велика, чтобы затмить многие скоростные катера, которые я видела на озере Мичиган в Чикаго. Парень в белых шортах и полосатой футболке разматывает веревки с металлических крюков, прикрепленных к причалу.

— Сегодня мы будем работать на моей яхте.

Я резко останавливаюсь.

— Почему?

— Я подумал, что тебе будет интересно провести день вне дома. — Рафаэль кладет ладонь мне на поясницу, подталкивая вперед. — А эти рабочие действуют мне на нервы своим шумом.

— Ты имеешь в виду тех парней, которые уже второй раз за неделю покрывают лаком книжные полки? Я не против. Может, нам стоит вернуться?

Рафаэль останавливается и поднимает мою голову, кладя руку мне под подбородок.

— Что случилось?

— Ничего.

— Василиса. Что случилось?

Я бросаю взгляд на лодку позади него. Мы с Юлей обсуждали возможность отправиться в круиз летом, но я так и не решилась.

— А что, если она утонет? — бурчу я.

— Почему она должна тонуть?

— Это же лодка. Они постоянно тонут.

— Вопреки тому, что ты видела в кино, потопить судно такого размера довольно сложно. Если только яхта не налетит на рифы или не столкнется с другим судном, этого не произойдет. — Он наклоняется так, что наши лица оказываются почти на одном уровне. — Не переживай. Ты будешь в безопасности.

— А как же подводные существа? Например, акулы!

— Ну, мы будем на борту. На несколько футов выше уровня воды. — Он слегка улыбается. — На случай, если мы попадем в фильм «Акулий торнадо» и с неба начнут сыпаться смертоносные рыбы, у меня под палубой припасено несколько единиц крупнокалиберного оружия.

Я сужаю глаза на него.

— Этот фильм дурацкий.

— Не согласен. Оригинальный «Акулий торнадо» — это классика. — Рафаэль проводит большим пальцем по моему подбородку, а затем отходит.

Я следую за ним к узкому трапу, соединяющему нас с меньшей яхтой, и с подозрением смотрю на него. Рафаэль первым ступает на трап, затем поворачивается и протягивает мне руку. Я медленно вкладываю свою ладонь в его. Его пальцы обхватывают мою, его огромная рука полностью поглощает мою. Засучив рукава и освещаясь полуденным солнцем, я замечаю, что не только его руки покрыты множеством шрамов. Их много и на предплечьях. Особенно длинный шрам начинается на внутренней стороне запястья, проходит через реалистичное изображение зубастой зеленой змеи, обвившейся вокруг двух черных скрещенных кинжалов, и продолжается до самого локтя.

— Смотри под ноги.

Я поднимаю глаза и встречаю его взгляд.

— Не отпускай.

В его глазах мелькает что-то опасное, и он крепче сжимает мою руку.