– Я?!

– Ты!

– Не одного!

– А у меня более пятидесяти жмуриков!

– Ах, как много! – деланно усмехнулся Николай. – Может, мне своих жмуриков посчитать?! С Первой мировой войной?

– Мне просто развернуться не дают! Палят со всех сторон! – посерьезнел Милов.

– А мне, думаешь, легко было?!

– Ты меня не понял! – Милов плеснул себе в стакан бензина. – Кстати, выпить хочешь? Тебе сейчас не помешает!

– Наливай! – кивнул Николай.

– Послушай, дружище! – Швейк тронул Милова за плечо. – Давай его осудим, а потом бухай сколько твоей душе угодно. Ты и так еле сидишь!

– Я – главный судья и, стало быть, ваш начальник! Приказываю всем замолчать и слушать меня! – Милов протянул подсудимому почти полный стакан. – Кто еще бензинчика накатит? Качество – высший сорт.

– Мне чуть-чуть! – попросил Швейк.

– А ты, немчура? – Милов повернулся к Гитлеру, но тот отрицательно замотал головой.

– Ваше здоровье! – чокнулся Николай.

– Твое здоровье! – поддержал Милов.

– Началось! – тяжело вздохнула Аликс.

Мужчины выпили.

– Я тебе хочу объяснить! – Милов занюхнул потным рукавом гимнастерки. – В натуре крутой не тот, кто больше всех народа замочил, а тот, кто сухим из воды вышел! Я, например, мог, хоть сто миллионов человек утопить. Хоть даже миллиард. Все равно никто бы не понял, что это я сделал!

– А я чего? – не понял Николай.

– Ты – лох. Потому что сам признался, что «кровавое воскресение» твоих рук дело. И теперь тебе уже никак не отвертеться. А начнешь вилять, я тебя ткну носом в протокол, где черным по белому записаны твои собственные показания!

– А чего мне надо было говорить? – возразил Николай. – Что не я это сделал? Смешно. Вся страна знает, что это моих рук дело.

– Умней надо было себя вести. Я бы на твоем месте так сказал: «Какое еще «кровавое воскресенье»? Первый раз про это слышу. Какой кошмар! Кто же это мог сделать?! Возможно, они все сами самоубийством покончили!».

Милов засмеялся:

– Вот как отвечать надо. Учись, пока я жив. Я когда кого-нибудь топил, больше всех потом орал. По лесу всю ночь с факелом рыскал. А-у!

А-у-у! В церкви лоб до крови разбивал. Молился, чтоб его нашли. Хотя прекрасно знал, что сам его собственными руками в реке утопил! Потом, когда труп находили, я на похоронах убивался! В могилу прыгал, похороните меня вместе с ним! Не могу жить без него!

– Все равно у меня жмуров больше! – возразил Николай.

– Это твое частное мнение!

– Я – помазанник божий, а значит мое мнение – это мнение всего русского народа плюс самого Господа бога!

– А я плевать хотел на твое мнение!

– Тогда ты просто мудак какой-то! – не выдержал Николай.

– Что ж ты при детях материшься, алкоголик! – не выдержала Аликс.

– Закрой рот, женщина! До тебя тоже скоро очередь дойдет! – одернул ее Милов и снова разлил бензин по стаканам. – Давай по второй, Николай! Тебе сейчас это просто необходимо!

– Мне это просто необходимо! – подтвердил бывший император.

– Ему каждый день это необходимо! Замучил меня, алкоголик проклятый! – заплакала Аликс.

– Больше этого не повторится! Я лично проконтролирую! – Милов взял маузер и продул дуло.

– Он проконтролирует! – подтвердил Николай. – Давай выпьем за нашу дружбу! Твое здоровье!

– Будем здоровы!

– Ни стыда! Ни совести! Сил моих больше нет! Пошли, дети! Глаза бы мои его никогда не видели! – Аликс вытерла платком слезы и приподнялась со скамейки.

– Сидеть! – Милов направил на нее маузер.

Женщина немного поколебалась, но, посмотрев на пьяного судью, решила не испытывать судьбу и вернулась на место.

– Когда я был императором, я мог любого в бараний рог скрутить! – стукнул кулаком по столу Николай. – Потому как я был самый крутой бегемот в России. Сейчас я тоже крут, но прежней крутизны уже нет. Правда, в последнее время у меня появилась надежда.

– Какая такая Надежда и где она появилась? – не понял Милов.

– Только тебе одному, как лучшему своему другу, открою страшный секрет и государственную тайну! В самое ближайшее время меня должны освободить!

– От чего освободить? – снова не понял Милов.

– От всего! В самое ближайшее время я возвращаюсь на трон!

– Ох! Трепло! – прокомментировала Аликс.

– Хорошо. Допустим, тебя освободят! Что ты будешь делать? – полюбопытствовал Швейк.

– Самый главный и священный долг мой перед русским народом – это вернуть крепостное право! Ибо после его отмены пошли все неисчислимые беды земли русской, смуты и потрясения. Когда мой дед послушался безумного совета какого-то проходимца и крепостное право отменил, все было поставлено с ног на голову. Впрочем, бог ему судья!

– Что такое крепостное право? – не понял Швейк.

– Крепостное право – это самое благодатное состояние души человеческой, поскольку душа крестьянина гармонично соединяется с душой помещика. Крестьянин пашет, сеет, выполняет другие полевые работы, а помещик заботился о его душе, наставляет в нравственности и хорошем поведении, защищает от вольнодумства и всяческих соблазнов. Получение свободы крестьянину это также противоестественно, как если бы свободу получили наши руки или ноги. Т.е. они бы шли, куда хотели, и делали, что хотели!

– Хорошо. Крепостное право ты введешь. Дальше что?!– продолжил допытываться Швейк.

– Дальше объявлю войну Франции и Англии, ибо они изменили своим союзническим обязательствам и помогли свергнуть меня с престола. Среди тех, кто свергал меня, не было ни одного русского! Ни одного! Одни жиды и англичане с французишками!

– Где жиды? – Милов схватил маузер и обвел нетрезвым взглядом комнату.

– Как только я вернусь на трон, а это дело ближайших дней, я сотру в порошок Англию и Францию!

– Женщинам это неинтересно! – недовольно пробурчала Аликс.

– Молчать! – Николай стукнул кулаком по столу.

– Нажрался уже! – мстительно прищурилась жена. – Сейчас ты король. Ты только потом, когда протрезвеешь, ничему не удивляйся!

– Ты сама ничему не удивляйся! – огрызнулся Николай.

– Ну-ну!

– А че у нас немчура не пьет?! – возмутился Милов, посмотрев на Гитлера. – Сидит тут, как петух! Давай, выпей с нами! Уважь русских людей!

– Найн! – Гитлер брезгливо отвернулся.

– Ты больной что ли?

– Найн!

– Я тебе сказал: пей! – Милов положил тяжелую руку Гитлеру на плечо.

– Найн!

– Ты на кого наехал?!

Гитлер посмотрел на Милова затравленным взглядом:

– Мне есть говорить одна человека, что бензина невкусный!

– Херню он тебе сказал! Вкусный он! – отрезал Милов.

– Не слушайте его, молодой человек! – посоветовала Аликс. – Это ж алкашня, как и мой муж! Им чем градус больше, тем вкуснее!

Милов одной рукой схватил Гитлера за шею, а второй стал разжимать челюсть.

– Николай, лей ему прямо в рот! – крикнул он. – Я его держу!

– Что ж вы творите! Алкаши поганые! – отчаянно вопила Аликс, но тщетно.

Вскоре сопротивление было сломлено. Милов разжал зубы, а Николай залил несчастному немцу бензин.

Гитлер секунду или две сидел с выпученными глазами, после чего повалился на пол и тут же захрапел.

– Теперь по старой русской традиции надо подраться! – Николай встал и стал закатывать рукава пиджака. – Кто на меня?! Выходи по одному!

– Ну, я! – грузно поднялся Милов.

– Иди сюда! – Николай сделал несколько пробных ударов кулаками по воздуху.

Милов сделал шаг, но, зацепившись за ножку стула, рухнул, как подкошенный.

– Я вам помазанник божий, а не хрен собачий! – торжествовал Николай. – Так будет с каждым, кто против меня!

Милов лежал, не шелохнувшись. Лишь могучий храп, огласивший подвал, свидетельствовал о том, что он не умер.

– А ты чего тут расселся?! – Николай повернулся к по-прежнему глупо улыбающемуся Швейку. – Пила есть?

– Нет!

– А по морде не хочешь?! –Николай принял боксерскую стойку.