– Произошла на небе война: ангел – царевич Алексей воевал против дракона с рогами – товарища Ленина! И не устоял дракон, и не нашлось уже для него места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый дьяволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его извержены с ним! И передали ангелы весть: ныне настало царство Бога на небе, потому что низвержен Ленин со своими мятежными ангелами. Итак, веселитесь, небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле, потому что сошел к ним дьявол! Сошел он в страшной ярости от того, что побит царевичем Алексеем! Когда же увидел он, что извержен на землю, начал преследовать невинную мать царевича Алексея!
– Господи! – тихо вскрикнула Аликс.
– И, увидев такое дело, послал бог с неба своего самого сильного ангела- товарища Юровского! Послал он его получить бриллианты с невиннейшей матери царевича Алексея. С тем, чтоб потом не преследовало эту мать чудище ужасное, дракон с рогами – товарищ Ленин. И наказал сам Господь бог товарищу Юровскому, чтобы забрал он бриллианты у матери царевича. Иначе, предупредил Господь, товарищ Ленин поглотит мать царевича Алексея в пасть свою огненную. Ибо рассвирепел дракон и роет он под землей ходы, чтоб из земли вылезти и уволочь невинную мать царевича!
– Ах! – взвизгнула Аликс.
Она поджала под себя ноги и тревожно оглянулась на куст, откуда, как ей показалось, на нее смотрело рогатое чудовище.
– И превратился он за это время в зверя с семью головами и десятью рогами, а на головах печати и наколки богохульные! Подивилась вся Земля, следя за зверем; и поклонилась ему, говоря: кто ж с таким чудищем справится!? И горе настало беременным и питающим сосцами, ибо великое бедствие пришло на землю! Солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась красной, как кровь!
– Я боюсь, товарищ Юровский! – едва слышно прошептала Аликс.
– И ужаснулась невиннейшая мать царевича Алексея. И остался у ней только один выход из ужаснейшего положения – отдать свои бриллианты товарищу Юровскому!
– Хватит! – едва слышно прошептала Аликс. Она заслонила лицо руками. Мелкая дрожь прошла по телу.
– И пришлось ей отдать бриллианты товарищу Юровскому. Не мотайте головой, Александра Федоровна. Бриллианты отдать пришлось! Нет у вас другого выхода!
Еще один порыв ветра (сильнее прежнего) окончательно погрузил Аликс в транс. Она жадно глотала воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, и время от времени издавала протяжные звуки, похожие на предсмертные стоны.
– И налился от этого товарищ Юровский силой великой, как плоды смоковницы во время урожая! Ибо пришел великий день, и кто перед ним может устоять?! И взорвался зверь от такого унижения, будто динамит! И удивились все, живущие на земле, видя, что зверь был, и нет его, и не явится более! И появилось новое небо и новая земля, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали. А посреди земли стояла новая Россия, сходящая от Бога с неба, приготовленная как невеста, украшенная для мужа своего. И плачет от счастья невинная мать! И украшен бриллиантами товарищ Юровский и говорит: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец. Ибо побеждающий получает все! Все!!! Боязливых же и неверных, и скверных, и прелюбодеев, и казначеев и всех тех, кто не хотел отдавать мне бриллианты– утопить в озере, горящем огнем и серою! И настало царствие божье, и чудо великое!
Юровский закончил. Молния еще раз озарила его. При ее свете Аликс различила у него три глаза (один был на лбу) и сияющий нимб над головой. Она повалилась без чувств.
***
Когда она очнулась, вечер снова был теплый и тихий. Ясное небо над головой светилось россыпью звезд. Никаких чудищ по близости не наблюдалось.
– Бриллианты сдадите мне через час! – распорядился Юровский, взглянув на часы. – Я буду ждать вас в кабинете! О том, что вы здесь видели и слышали, никому не говорите. И приготовьтесь к скорой встрече с Николаем Угодником. До скорого, Александра Федоровна!
Глава 4. А судьи кто?!
В подвале Ипатьевского дома за накрытым красной кумачовой скатертью столом сидели трое «судей»: русский, немец и чех.
Посередине солидно восседал «председатель суда» крупный бородатый мужчина средних лет, бывший дьякон русской православной церкви Андрей Милов. Лицо его почему-то было красным, а взгляд мутным.
История его жизни была довольно типична для России того времени. Восьмой ребенок в бедной крестьянской семье, он рано потерял умерших от тифа родителей. Деревенский священник научил его читать, писать, а также азам православной веры. С восемнадцати лет он служил дьяконом в небольшом сельском приходе.
Что с ним случилось дальше и каким образом он стал сотрудником ВЧК тайна, покрытая мраком. В своих разговорах Милов высказывал совершенно разные взаимоисключающие версии. Доподлинно известно только, что накануне описываемых событий он находился в подчинении у Юровского и охранял царскую чету.
Вторым судьей был военнопленный немец внешне очень похожий на будущего диктатора Германии Адольфа Гитлера (так и будем его называть). Своим видом он напоминал испуганного загнанного в клетку зверька.
Самым импозантным персонажем из судей был толстенький маленький чех Швейк. Он так и сиял довольством, попыхивая трубкой с душистым солдатским табачком. Юровский случайно столкнулся с ним в местном совете, и тот покорил его анархо-коммунистическими взглядами, тем более что на остальных «судей» вряд ли можно было положиться в политическом отношении. В свою очередь Швейк мгновенно откликнулся на предложение Юровского «помочь в одном деликатном деле» и теперь горел нетерпением узнать, в чем собственно это дело заключается.
– Как вы думаете, долго нам тут сидеть? – заметил Швейк на чисто русском языке (в отличие от Гитлера, который презирал русский язык, он хорошо поднаторел в нем).
– Хоть бы выпить дали! – лениво зевнул Милов. – Сидим тут на сухую.
– Точно такая история случилась со мной в Праге в 1911 году! – начал рассказ Швейк. – Тогда меня тоже попросили «помочь в одном деликатном деле». Нужно было набить морду одной шлюхе. Звали ее – Элизабет (это, разумеется, не настоящее имя, а альковный псевдоним). Так вот сидели мы однажды в пивной «У чащи» с неким Гораком. Стал он мне жаловаться на эту самую Элизабет. Рассказал про все ее штучки и сколько он всего вытерпел из-за нее! В конце концов, мы основательно нализались и пошли бить ей морду. Рядом с публичным домом Горак подобрал осколок от трубы. А я снял с себя ремень, чтобы бить ей железной пряжкой. Только у нас ничего не вышло. По пьянке мы все перепутали и ворвались в комнату не к Элизабет (она жила рядом), а к Изабелле, звезде салона. Ее мы действительно хорошенько отлупасили, но нам тоже влетело от одного ее клиента, армейского капитана. Он как раз записался к ней на прием, но мы его чуть опередили. Ох! И рассвирепел же он! Оно и понятно! Найти свою цыпочку в таком виде…Кстати, вы будете не пан Франтишек? – прервал рассказ Швейк и повернулся к Гитлеру.
– Найн!
– Вы очень похожи на пана Франтишека, который служил перед войной в публичном доме у Мадам Банжу! – с любезной улыбкой пояснил Швейк.
Гитлер бросил свирепый взгляд на собеседника, хотел что-то сказать, но передумал.
– Это все фигня! – вступил в разговор Милов. – В 1898 году служил я дьячком в одной деревеньке в Рязанской губернии! Деревенька хуже некуда: один покойничек в три месяца. Про крестины и говорить нечего! Короче, чуть там с голода не окочурился! Стал думать, как из этой задницы выбираться! Думал, думал и придумал! Стал потихоньку сам покойничков стругать. Кто из местных зазевается, я его в озере топил. Конечно, шум, гам! Человек пропал! Я больше всех ору! Через пару дней покойничек всплывает! Я его проклинаю! Типа самоубийц церковь не хоронит. Я и записки от их имени подбрасывал примерно такого содержания: «В моей смерти прошу никого не винить! Все свое имущество жертвую дьякону Милову, потому что он один понимал мою душу». Родственнички сразу ко мне! Батюшка, помоги! Не оставь своим покровительством! Отпой самоубийцу! Еле-еле даю себя уговорить. Но за хорошие бабки! Потом еще с общины бабки рубил! Типа надо место осветить, где самоубийство случилось, чтобы, значит, больше такого безобразия не было. Как же не было! Раз в месяц у нас стабильно всплывал утопленник! Иногда чаще, когда деньги нужны были. Короче, жил я, как кот в сметане. Только через год мне этот бизнес пришлось прикрыть. Народ уже что-то просек, да и полиция вокруг крутилась. Меня подозревать начали. Да и перспективы особой не было. Деревенька небольшая, почти всех, кого планировал, я утопил. Стал тогда бога молить, чтоб он меня надоумил, что дальше делать. Жить то привык на широкую ногу. И пришло мне в тот миг великое озарение и чудо Господня! Спустился ко мне во сне ангел небесный и надоумил меня грешного рубить бабки на крестинах. Стал я потихоньку местных бабенок охаживать. А бабенки злые! Мужей то я их всех утопил! Прыгнет, бывало, такая, вцепится в меня и всю ночь колбасит! Под утро я еле живой от нее уползал! Даже голос пару раз сорвал, так что на клиросе петь не мог!