Оторвать ее от земли было непросто, но лопата – вещь в доме очень нужная, поэтому, подцепив ею ржавую ручку, я все-таки со скрипом, моим и ржавых петель, открыла эту чертову дверь. И тут же, зажав рот, отпрянула от темного зева.

– Фу… там точно что-то сдохло, на этот запах пришел какой-то зверь, – сделала логический вывод, так как вонь стояла невыносимая. Скорее всего, зверек нашел щель, пробрался в нее, а выбраться не смог и теперь пугал меня своими жалобными стонами.

Но как бы я себя ни уверяла в том, что в старом, скорее всего, бывшем погребе застряло несчастное животное, спускаться туда, откуда дурно пахло, а еще тянуло промозглой сыростью, было страшно. Но и жить, пусть и всего пару дней (я все ещё свято верила, что портал откроется и я вернусь в свой мир), с такими душераздирающими звуками было уже невыносимо. Поэтому, привычно перехватив лопату в руке, я отважно ступила на первую ступеньку.

– Хоть бы не проломилась подо мной, – промолвила я, вглядываясь в серую мглу, шагнула на следующую поющую ступеньку и тут же рванула назад, к теплу и свету, – ну нет, так и дуба можно дать от страха, со свечкой или фонариком будет как-то надежнее и веселее.

Старая керосиновая лампа нашлась в кладовой, там же лежали отсыревшие спички, так что спустя час я, с лопатой в одной руке и лампой в другой, почти бегом спустилась по скрипучей лестнице в погреб, подвывая от бешенства и подпевая переливчатым стонам. Казалось, они стали ещё громче и точно распугали всю близлежащую округу, и наверняка обеспокоенные, а может, и злые, соседи вскоре придут ко мне с расспросами: чего это я бедную животинку терзаю…

– Нормально так бабуля повеселилась, – ошеломлённо пробормотала, глядя на прикованного цепью к стене мужчину. Не знаю, как мне удалось сдержать истошный крик и не рвануть назад, но я чуть приблизилась, сохраняя безопасное расстояние, и присмотрелась.

Возраст мумифицированного трупа было сложно определить из-за густой растительности на лице, да и тусклого света было недостаточно, чтобы как следует его разглядеть, но и того, что я видела, хватало с лихвой. Не знаю, что он сделал бабуле, но этот мужчина висел здесь очень давно: одежда превратилась в лохмотья; волосы сальные, грязные, колтунами; обувь отсутствовала.

– И что мне теперь с этим делать? – произнесла, невольно удивляясь своему спокойствию. Возможно, после перемещения меня знатно контузило, раз я так сдержанно реагирую на мужской труп в бывшем доме своей бабушки. Иного объяснения у меня на этакое чудо не было…

– Пришла, – вдруг процедила мумия. Медленно, как в фильмах ужасов, поднимая голову, труп вперился в меня зеленым, словно молодая листва, взглядом и сердито изрек, – ведьмы оглохли?

– А-а-а-а! А-а-а-а! – истошно заорала я – все же моя хваленая выдержка не смогла перенести такое – и устремилась к выходу.

– Стой, убогая! – рявкнули мне в спину, но это лишь ускорило мой забег, и я, в буквальном смысле перепрыгивая через три ступени, в считаные секунды выбралась наверх. И только захлопнув дверь, для надежности придавив ее сучковатым чурбаком, двумя большими, с арбуз, камнями и старым стулом, я, словно подкошенная, рухнула на чуть примятую траву.

– Это что такое было? Он же мертв… да? Или нет? Господи, бабуля, ты чего тут делала-то?

Естественно, мне никто не ответил, разве что какая-то пичужка, перепорхнув с ветки на ветку, что-то чирикнула, но птичий язык я не разумела.

– А если он жив? Получается, я его там оставлю? А вдруг он зомби, и Ба его приковала… это ж сколько он времени там сидит? Может, и не Ба это сотворила? Что, если в доме маньяк какой завелся, – продолжала я сама себя пугать и, рывком приняв вертикальное положение, прижав к груди лопату, внимательно осмотрелась. Сейчас даже серая, скачущая по ветке дерева мелочь казалась мне подозрительной и опасной. Но жуткие завывания мешали сосредоточиться и с каждой минутой становились все громче. Разумно было бы, конечно, вызвать правоохранительные органы, если они здесь имеются, но… как рассказать, кто я такая и откуда взялась? У меня документов нет. А уж как объяснить, почему в подвале бабулиного дома прикован мужик, я вообще терялась. По-хорошему, помочь бедолаге – и пусть идет себе…

– Да чтоб тебя! – звонко выругалась я, добавив несколько глаголов, которые мог исполнить только виртуоз в акробатике, и, опираясь на лопату, быстро поднялась. Стоны стали не просто невыносимы, из-за них разом заболели все зубы, и по всему телу начался нестерпимый зуд.

Так что спускалась я в погреб, полная решимости и нестерпимого желания доделать то, что собиралась Ба – упокоить мучителя.

– Кончай! Будешь стонать, как припадочный, лопатой получишь! – рыкнула, остановившись как можно дальше от мужчины, – что ты здесь делаешь? Кто такой?

– Упал. Темно, не увидел капкан ведьмин, – ответил мужчина, бросив на меня исподлобья сердитый взгляд, и обиженно добавил, – я не стонал, тебя призывал, как только Ведьмину кровь учуял.

– Что?! Какая я тебе ведьма?!

– Никакая, – насмешливо хмыкнул мужчина, удивительно бодро себя чувствуя, что совсем не вязалось с чумазым и потрёпанным видом.

– Не в том ты положении, чтобы язвить, – строгим голосом отчитала, как обычно разговаривала с мелкой бандой племянников, – кто такой и что делал на моем участке?

– Домовой я. Харитон.

– Эм… домовой? – потрясенно пробормотала, рассматривая, наверное, старичка.

– Агась… к своим шел. Срезать хотел, а тут крыша в погребке прохудилась, – ответил мужчина, и я только сейчас поняла, что меня в нем смущало. Рост – не больше метра всего, а может, и того меньше. Но в темноте, ещё и со страху, и не такое привидится…

– А ты чего сюда заявилась? Неужто думаешь, сила в изнанку вернулась? – прервал мои мысли Харитон, забавно усевшись на вывалившийся из стены кирпичик.

– Что значит «изнанка»? – тут же ухватилась я за странное слово, невольно подавшись к домовому.

– Так ты совсем неученая, то-то я дозваться тебя не мог, – протянул Харитон, с сочувствием на меня взглянув, я бы даже сказала – с жалостью, как смотрят на сирых и убогих, и, чуть помедлив, добавил, – ты это, отцепляй меня, и я пойду. А ты вертайся, где ваши обосновались, здесь силушки больше нет…

– Если бы ещё знать, как это сделать, – тяжело вздохнула, чувствуя, что ещё немного – и от жалости к себе разревусь. Столько потрясений за пару дней ни один человек не выдержит, как с ума не сошла – не знаю. Хотя вот уже с домовыми разговариваю…

– Ты это брось, нечего водоразлив тут устраивать, – сердито прикрикнул на меня Харитон, забавно закинув ногу на ногу, – и так крыша прохудилась, дождем погребок залило, а просушить некому.

– Угу, – всхлипнула, рассеянно осмотревшись, – и грязно очень, бабуля не одобрила бы.

– Ты меня отцепляй, и идем отсюда, – напомнил домовой, даже рукой дернул, отчего ржавые цепи противно лязгнули.

– А чего сам не отцепляешься? – проговорила, подозрительно сощурившись, – домовые вроде как умеют перемещаться по только им ведомым путям. Странный ты какой-то, неопрятный и на домового совсем не похож.

– Чегось?! – возмущенно подпрыгнул на одном месте Харитон и, сотрясая кулачками, принялся выговаривать, – если чего не знаешь, так не мели! Капкан-то ведьмин, как из него выбраться? А грязен да оборван, потому как шел издалека. И чего значит «на домового непохож»? Да мы… да я… у истоков стояли. Силушку баюкали, ведьмам завсегда помогали…

– Откуда мне знать, что ты правду говоришь? Отпущу тебя, ты меня по голове тюкнешь и…

– Клятву дам, дура! Нужна ты мне больно! К своим шел, давно мать не видел, – рыкнул Харитон и, чиркнув по грязной ладони ножом, невесть откуда взявшимся, проговорил, – ни делом, ни словом ведьму…

– Эмилия, – подсказала домовому, заметив паузу в его клятве и вопросительный взгляд, обращенный на меня.

– Ведьму Эмилию не обижу. Ну что?! Довольна? Все вы, ведьмы, недоверчивые больно.