– …Я тоже не хочу уменьшения наших встреч, Зор. Это было бы самое худшее, что могло бы случиться со мной, – прошептала я.
Его касание к моему лбу было особенно интимным – молчаливое подтверждение того, что мы заодно, что бы ни случилось.
– Давай не будем думать о будущем. У нас есть еще несколько лет, чтобы не думать об этом всерьез. Но даже тогда, я уверен… Мы что-нибудь придумаем.
Я ощущала его внутренний конфликт в голосе, борьбу в попытке удержать то, что, казалось, ускользало с каждым мгновением. Нас.
– Тогда ответь. Что у тебя на уме, Зор? Почему ты такой скрытный в последнее время?… Что-то не так дома? Это из-за работы?
Темнота создавала видимость уединения, пространства, где можно было поделиться секретами, не опасаясь порицания.
– …Могу я попросить, что если я расскажу тебе, мы оба забудем об этом, об этой ночи – о том, что она вообще была. Обещай, что ты забудешь об этом… Так будет легче для нас обоих.
Я замешкалась, неуверенность осела на моей груди. Что такого он может рассказать, что требует такого обета секретности?
Он наклоняется ближе, и расстояние между нами стирается. Не успеваю я и осмыслить всего происходящего, как его губы сталкиваются с моими в нерешительном поцелуе, который разрушает наш непрочный барьер между дружбой и чем-то большим.
По моему телу проносится толчок электрического разряда, разрастаясь в области живота. Его пальцы вновь касаются моих скул, позволяя мне в любой момент отстраниться, но я бы не сделала этого ни при каких условиях.
Аромат лимонника заполняет мой нос. Улыбаюсь, когда его большой палец сжимает мочку моего уха.
Заметив мою чуткую реакцию, Зор становится чуть расслабленней.
С робостью провожу рукой по его шее, притягивая его к себе. Он позволяет мне это, до тех пор пока мои губы снова не смыкаются с его, только на этот раз в роли инициатора выступаю я.
Не знаю, хорошо ли у меня это получается, но у него – вполне, и сейчас я полностью в этом убедилась. То, как он легко и уверенно синхронизирует свои губы с моими, не создавая излишней настырности или неловкости, а наоборот, превращая это в нечто особенное и как будто в самое правильное, что может произойти между нами. Кто бы мог подумать? Мой первый поцелуй… я делю со своим лучшим другом. И ни с кем другим я бы его не пожелала.
Хочу быть ближе к нему, но Зор слишком осторожен со мной, наверное, боится отпугнуть. Глупый. Я слышала, как девчонки в школе сплетничают о своих первых поцелуях, во время которых в ход шли языки, прикусывание губ и прочая ерунда, которую нельзя произносить вслух. Они называли это "зажиматься". Когда я впервые услышала об этом, моей первой мыслью было – "отвратительно" и что я никогда не буду этого вытворять. Но прямо в эту секунду в моей голове роилось множество таких "мыслей", которые сначала казались неуместными и омерзительными, лишь когда они не были связаны с Зораном в моем воображении.
Он проводит рукой по моим волосам. Мне хочется сделать то же самое с ним, но не хочу показаться слишком раскованной. Вообще не знаю, куда деть свои руки – ничего, если я обниму его? Не слишком смело? Неловко?
Мои руки остаются опущены по бокам. Неожиданно, впервые в жизни, я робею, чтобы проявить себя. Но это же мой Зоран, о чем я вообще думаю? Он бы принял меня, несмотря ни на что…
Его разгоряченные губы вновь приникают к моим, и мне кажется, что это последние секунды нашего единения в этой темноте.
Он сказал, что мы должны забыть о том, что эта ночь вообще произошла. Но по какой-то причине у меня складывается ощущение, что мы этого не сделаем. И я готова притворяться, пока мы не повторим эту "ошибку" снова.
…
Наши Земли вот уже пятьсот лет находились под железной хваткой Серой Империи, правительства Нового Мирового Порядка, контролирующего жителей всех четырех континентов и трех Рас.
Как ни странно, но со слов отца, всех представителей интеллигенции – ученых, писателей, инженеров, врачей и прочих специалистов своего дела – отправляли из больших городов на поселение в маленькие деревни вроде Зеты. Власти называли это "продвижением интеллекта", целью которого было повышение уровня грамотности в деревнях для дальнейшего развития. Но мой отец утверждал, что это происходит лишь потому, что правительство боится этих людей, которые своими знаниями способны воздействовать на массы, менять настроения в обществе в сторону, противоположную господствующей системе.
Я точно знала, что мой отец был одним из таких людей, которых Серые старались держать вдали от больших городов, – отщепенцем из мудрейших, и сегодня он собирался выступить с лекцией перед молодыми инженерами и желающими послушать. Папа спроектировал два новшества, которые потенциально могут усовершенствовать работу деревни – если, конечно, разрешат гончие, ежемесячно наведывающиеся к нам.
Устройства были столь же гениальны, как и их изобретатель. Жители со всех концов деревни стекались, чтобы ознакомиться с его разработками. Одни с восхищением, другие с затаенной завистью. Но все молча внимали его словам.
Первым новшеством, которое он представил, был ремень. Но не просто ремень, а поясной металлический пояс, который был причудливо назван "Меч-хлыст". При необходимости тот превращался в изящный меч, а при нажатии специальной кнопки – складывался обратно в пояс.
Следующее его творение было посвящено охотникам нашей деревни – защитные очки для охоты. Более изысканным термином стало "хищные окуляры". Это были не обычные солнцезащитные очки, а передовой вариант, объединяющий высокие технологии и традиционную практику. Очки имели функцию ночного видения и встроенный датчик температуры, и когда я представила себя в этих очках на следующей охоте, то не могла не улыбнуться папе с чувством признательности и гордости.
В империи Серых творческие способности не кормили человека, зато покорность и последовательность – вполне позволяли влиться в стабильность. И многие могли бы возразить, что изобретательность моего отца сводилась к практичности. Но разве творчество – это не процесс вынашивания оригинальных идей, которые представляют ценность для других?
Наблюдая за его выступлением в шатре для сборов, я видела будущее нашей деревни. Будущее, в котором креативные идеи не будут замалчиваться, а интеллектуалы не будут изгоями. Мой отец мог бы открыть это будущее для всех.
Будучи в прошлом выдающимся нейробиологом из Славимира – столицы голубоглазой Расы, а теперь ведущим инженером здесь, в Зете, отец был твердо убежден, что наша деревушка – уникальное средоточие ума, превосходящее даже великий город Ведасград – столицу Серой Империи и всех трех Рас.
В самом центре инженерного собрания, задумавшись, я наткнулась взглядом на Зорана. Его лицо представляло собой отражение сосредоточенности, а глаза – дымку наблюдательности.