— Да, я, конечно, слышал о Тени, — ответил он, предоставляя Лане возможность самой объяснить, в чем дело.
— Однажды после выступления ко мне подошла женщина. Представилась Татией. Первое время мы болтали о всякой ерунде, но потом она заговорила о том, в какой сложной ситуации Иргуин, что адганы, захватив Сидарк, тянут руки и к нам. Что любая посильная помощь поможет стране удержаться. Мы много путешествуем, много где бываем, поэтому мне не доставит труда передавать послания, иногда небольшие предметы. Ничего особенного. Ну а я, — Лана вздохнула, — я и так-то из дома, почитающего правящую семью, а тут еще обаяние столицы, королевская стипендия, приемы… Разве я могла отказаться помочь Иргуину? Тем более что от меня требовался минимум, тут возьми, там отдай. Но в этот раз вышло иначе.
Говорить дальше было мучительно, как каменные глыбы ворочать. Она уткнулась лицом в пухлое одеяло, будто могла в нем спрятаться. Арден лежал, тихо слушая, он знал, к чему идет разговор, пусть и без подробностей. С одной стороны, он понимал Лану, понимал, почему она не призналась сразу, но все равно было неприятно на душе.
— Мне нужно было добраться с труппой до Шафтена. Выступать, как обычно, на площадях и в трактирах. По данным Тени, тут должно проходить собрание глав гильдий, да-да, то самое, на которое идешь ты. Всем известно, что Колти, которые и будут негласными хозяевами встречи, любят совмещать дела и отдых. Мне следовало постараться попасть в число приглашенных артистов. Ну а если не получится, то попробовать прокрасться тайком.
— Поэтому тебе дали «длань»? — спросил Арден. — Если поймают, она спасла бы тебе жизнь.
— Нет. Я должна передать перстень одной женщине, которая живет здесь, в Шафтене. Она из Сидарка, итанитка из Гарста. Ей же я должна буду передать полученную информацию. Но, когда я услышала, что ты будешь там… Я не знаю… Не знаю даже, что думать. Мне говорили, что там соберутся, — она не столько произнесла, сколько выдохнула, — враги Иргуина. Что там будут адганы. Что будут обсуждаться планы порабощения страны. И ты… Я не знала, не знала, что мне делать и как быть! И как заговорить об этом с тобой. Я пыталась. Тогда у озера. Когда ты сказал, что, — она хотела сказать «поцелуй», но ведь самого поцелуя не было, — что все было ошибкой.
Не в силах сдерживаться, Лана, окончательно запутавшись и в словах и в своих чувствах, просто разрыдалась, вжавшись Ардену куда-то в бок. А он обнимал ее и тихо поглаживал по спине. Как же все было непросто и запутано. Он никогда не смотрел на ситуацию под таким углом. Встречу инициировала семья Колти, а они всегда были себе на уме. Но это все преподносилось, как сотрудничество с соседним государством, деловые и торговые связи, по сути — ничего особенного, просто политика. Но кому, как не ему знать, что такое «просто политика» и как она ломает судьбы. И как теперь сказать Лане, что он и сам наполовину адган?
— Давай обсудим все завтра? — сказал наконец Арден. — Эмоции — не лучшие советчики. Успокоимся, и будет видно, как быть дальше. Я понимаю, как тебе было трудно рассказать все, и ни в чем тебя не виню, — он надеялся, что, когда речь зайдет о его прошлом, Лана тоже сможет понять его.
Девушка уснула первой, утомленная ритуалом, бессонной ночью и слезами, а Арден еще долго смотрел на светлеющее небо за окном и думал, что в жизни человека бывают особые моменты, когда он может переменить ее. Что-то вроде развилок на дорогах, где ему дается возможность изменить направление жизни, по сути, стать другим человеком. Наверное, со стороны может показаться, что дело в Лане, но не только. Главной переменой, как он сейчас это понял, должен стать путь, который он выберет. Пойдет ли, спустя несколько дней, на встречу к Колти, чтобы стать союзником адганов в дележе Иргуина, или станет одним из тех, кто тайно или явно выступит против них?
Последние звезды успели раствориться в светлеющем небе, когда Арден, наконец, уснул, так и не придя к какому-то решению. Первой проснулась Лана. Она лежала тихо-тихо, прижавшись к Ардену, и украдкой рассматривала его лицо. За резкими чертами угадывался непростой характер. А может, это непростая жизнь так обтесала его? Как мало Лана знала о нем.
Сама того не зная, она думала почти о том же, о чем и Арден вчера. И если не разумом, то сердцем чувствовала, что в этой переломной точке меняется вся ее жизнь. Вернуться в труппу и Артисторий как ни в чем не бывало? Выступить на стороне Тени? Стать на сторону противника, если Арден решит остаться на ней? Или был еще какой-то путь? Пока закрытый темными тучами неизвестности, но приоткрывшийся вчера, когда ей удалось стать частью границ мира?
Наука матери, от которой она всю жизнь отмахивалась, вчера помогла ей спасти Ардена. Да и случай с саламандрой в башне Карратас тоже был на ее счету. Только сегодня, чуть ли не впервые в жизни, Лана отнеслась серьезно к тем знаниям, что передавала ей мать. Да почему же она была так невнимательна? Что мать говорила о своем прошлом? Неужели тот духовный путь, на который она хотела отправить Лану, был не к Первоматери, а к Ильке?
От мыслей ее отвлекла севшая на большой подоконник из некрашеного дерева птичка. Лана не очень хорошо разбиралась, какая именно, просто славная птичка с пестрой грудкой и маленькими черными глазами-бусинками. Птичка постучала клювом по подоконнику, словно надеялась найти там крошки или зерна, а потом подняла голову и запела. А в голове Ланы возникла мысль посетить настоятельницу храма.
— Как-то слишком много божественных птиц для пары дней, — хмыкнула девушка, осторожно вставая с постели.
Конечно, она и раньше знала, что служители храмов могут призывать на помощь священных животных, да и в своей обители настоятельница уж точно имела больше сил, чем кто-либо еще, но столкнулась лично с этим впервые. Ищи еще, где именно назначена встреча. Почему бы уж тогда птичке не проводить ее до дверей? Но пернатый связной остался в спальне, а Лана рассудила, что настоятельница, скорее всего, ждет ее в своем кабинете, и направилась туда, прихватив по дороге со стола с подаяниями яблоко.
15. Закрай. Трикс
Матушка Атинна сидела лицом к окну. Она любила наблюдать за садом, будь то время пробуждения земли, когда Первоматерь вступает в свои права, или пора закрывать год, когда Праотец собирает последний урожай и готовится к долгому и холодному периоду господства Наиты. Но мало кто знал, что больше всего она любила период сизого межсезонья Ильки, когда деревья уже теряют свой золотой наряд и лишь голые ветви точат в тумане, а воздух пахнет холодом и близкими морозами. Что-то было бесконечно трогательное в этой поре. И пусть до нее оставалось еще полгода, настоятельница видела зачатки будущего увядания даже в нежных лепестках яблоневых цветов.
Также она видела в своих случайных гостях ростки будущих, еще не случившихся, поступков и дел. Дел, возможно, великих, но добрых ли? Не только Арден и Лана сегодня чувствовали, что стоят на перепутье, видела это и настоятельница.
— Благословенна жизнь, — сказала Лана, входя в кабинет. Традиционные слова приветствия жизни сейчас прозвучали с той особой силой, что тысячи лет назад вкладывали в них жрецы Первоматери.
— Рукой ее, — ответила матушка, поворачиваясь к посетительнице. — Садись, дитя, мне нужно поговорить с тобой.
Лана присела на краешек высокого стула из потемневшего, отполированного тысячами касаний дерева. Конечно, речь пойдет о вчерашнем ритуале, вот только, что хочет сказать ей настоятельница? Отругать за самовольное вмешательство? Похвалить? А может, ритуал вообще ни при чем, и их просто хотят попросить освободить храм от своего присутствия?
— Это не был ритуал Трикса, — наконец сказала настоятельница. — Кто учил тебя равновесию Ильки?
Прямой сильный взгляд изучающе скользил по лицу Ланы, и не было никаких шансов соврать ему. Да она и не собиралась. Вот только рассказывать было особо нечего.
— Мама учила. Я не очень хорошо знаю ее историю. Она была из хорошей, даже влиятельной семьи, но оставила ее ради брака с фермером из Свалледа. Но вроде как до этого мама готовилась вступить в какое-то духовенство. Она учила меня травничеству, стихиарию, зельеварению. Рассказывала о колесе года и богах, что его вращают. О границах и тех, кто их бережет.
