Соответствующее разрешение на изъятие органов для пересадки можно получить от родственников и близких B-DD, N-H-BD. В этом случае решение об использовании органов умершего опирается на презумпцию согласия. Если человек в явной форме не возражал против посмертного изъятия его органов и если, далее, таких возражений не высказывают его родственники и близкие, то эти условия принимаются в качестве основания для того, чтобы считать человека и его родственников согласными на мультиорганное донорство. Опыт показывает, в странах, где принята презумпция согласия, получение донорских органов облегчено по сравнению со странами, опирающимся на презумпцию несогласия [Хлыстова З.С. Закономерности превращений тканей в условиях их трансплантации // Бюлл. экспер. биол.– 1994.– № 4.– C. 341-349]. Недостаток системы, базирующейся на презумпции согласия, заключается в том, что люди, неосведомленные о существовании такой нормы, автоматически попадают в разряд согласных. Чтобы избежать этого, в некоторых странах отказ выступать в качестве донора фиксируется в особом документе – «карточке не донора», которую человек должен постоянно иметь при себе .
В связи с такой ситуацией возникает неопределенность такого характера. Поскольку законодательство не обязывает медиков устанавливать контакт с родственниками умершего и выяснять их мнение относительно изъятия органов (хотя закон и наделяет их таким правом), то фактически родственникам не представляется возможности принять участие в решении вопроса. В этой ситуации, к сожалению, сами медики оказываются в щекотливом положении, ибо, родственники и близкие, узнавшие об изъятии органов ex mortuo без их согласия могут привлечь медиков к судебной ответственности за нарушение прав B-DD, N-H-BD. Общеизвестно, что медицинские работники, в особенности трансплантологи, по своему интерпретировали и всегда позитивно воспринимали слово «смерть служит продлению жизни», считая, что в современном обществе это является реализацией высокогуманной идеи сохранения жизни обреченному больному за счет B-DD, N-H-BD. Между тем, всегда надо иметь в виду то обстоятельство, что медики, в особенности трансплантологи, являются заинтересованной стороной в деле использования донорских органов и тканей [Ашимов И.А., Ашимов Ж.И. Медико-философский и религиозный взгляды на проблему «Смерть мозга» // V – International Conference Of Young Medical Scientists. – Baku.-2005.-P.120-122].
Во времена трансформаций взглядов людей и общества возникла опасная тенденция, отдающая приоритет "частному интересу и пользе" перед "универсальным благом", которые наполнены следующим конкретным содержанием: понятие "частный интерес" представляет заинтересованность реципиента и трансплантолога в получении донорского органа, а понятие "универсальное благо" – сохранение такого условия человеческих взаимоотношений, как «смерть служит продлению жизни». Насколько нравственен этот аргументационный стиль? Допускают два варианта или формы возможных изменений морали и этики: а) отрицание моральных норм; б) соглашательство с новыми приоритетами [Трансплантология в Кыргызстане: проблемы, трудности, перспективы // Сб.НИР под ред.И.А.Ашимова. – Бишкек, 2002. – 194 с.]. Если первое понятно, то второе нуждается в следующем пояснении: видоизменение морального сознания сопровождается с появлением новых аргументационных установок, изменения стиля аргументации. В частности, отсутствие факта несогласия («презумция несогласия») автоматически трактуется как полученное согласие на изъятие органа или тканей. Между тем, изъятие органов без получения согласия умершего человека, насильственно превращенного в B-DD, N-H-BD, есть нарушение основного принципа нравственных взаимоотношений между людьми. Получается, что при изъятии медики «крадут» органы и ткани у B-DD, N-H-BD. В силу менталитета наш народ просто ужаснеться узнав это явление. В указанном аспекте, принцип презумпции согласия, отраженный в Законах о трансплантации, в том числе и в Законе Кыргызской Республики "О трансплантации…» и есть проявление «частного интереса», но завуалированная благим намерением сделать доброе в отношении другого субъекта.
На фоне сказанного выше, примечательно то, что христианская и мусульманская мораль считает совершенно недопустимым нарушение свободы человека: "Добровольное прижизненное согласие донора является условием правомерности и нравственной приемлемости изъятие органа или ткани. В случае, если волеизъявление потенциального донора неизвестно врачам, они должны выяснить волю умирающего или умершего человека, обратившись при необходимости к его родственникам». Следует сделать такое допущение, что, даже не думая о смысле смерти, отгоняя саму мысль о нем, родственники и близкие умершего действуют в условиях выбора так, как если бы они учитывали в своих действиях этот тщательно гонимый Смысл. В трансплантационной службе, именно от коллективного и индивидуального осмысления смысла смерти (не только своего, но и родных, близких и вообще человека) зависит, в конечном счете, стратегия поведения человека в пользу того, чтобы пожертвовать органами умершего в благородных целях спасения жизни другому человеку [Пашковский Э.В., Цыбуляк Г.Н. Смерть мозга: современное состояние проблемы //Вестник хирургии. – 1998. – №5. – С.152-156]. Приведем некоторые цифры. Согласно данным ВОЗ, в мире проводится ежегодно около 70 тыс. пересадок цельных органов и миллионы пересадок тканей. Между тем спрос на донорские органы и ткани значительно превышает предложение. По некоторым оценкам, лишь 20-30% очередников доживают до операции по пересадке органа. Вопрос же добровольного согласия на изъятие органов B-DD, N-H-BD родных и близких для спасения обреченных больных пока не решается [Петровский Б.В., Белорусов О.С. Проблемы трансплантации почки // Хирургия.– 1990.– №5.– С.3-7]. Вот в этом заключается трагизм современной социокультурной ситуации.
Для успешного проведения трансплантации трупного органа необходимо сохранить трансплантат с минимальной потерей его биологических свойств, т.е. как можно быстрее. Это означает, что имеется необходимость разработки правового предписания о согласии донора, несмотря на то, что, с точки зрения охраны личных прав, необходимо признать за донором право на части его собственного тела. По этому вопросу при трансплантациях органов ex mortuo часто возникают большие противоречия между правом и медициной. Решение вопроса о согласии донора при изъятии трансплантата ex mortuo усложняется, кроме того, и тем, что после смерти индивидуума права на охрану его личности переходят к родственникам умершего [Вавилов П.А. Принципы отбора и оценки донора для трансплантации сердца. – М., Медицина, 1990. – 102 с.]. Право должно урегулировать вопрос о том, какие правомочия принадлежат родственникам умершего в принятии решения об изъятии донорского органа (ов). Необходимо учитывать также и то, что в случае смерти мозга часто берут для последующих пересадок не один внутренний орган, а несколько. Более того в самое последнее время может возникнуть лавинообразный бум пересадок конечностей, поэтому можно себе представить состояние близких людей, получающих для погребения своего родственника без рук и ног.
В результате опросов, проведенных в США и Канаде, было установлено, что количество реально имеющихся донорских органов составляет лишь небольшой процент от требуемого, хотя результаты многочисленных статистических анализов говорят о том, что более 60% опрошенных не против изъятия у них органов после смерти для пересадки нуждающимся реципиентам. На деле однако менее половины из них готовы подтвердить это решение документально [Вавилов П.А. Принципы отбора и оценки донора для трансплантации сердца. – М., Медицина, 1990. – 102 с.]. К счастью большинство опрошенных родственников соглашаются на изъятие органов после констатации смерти своего близкого от смерти мозга, поэтому не менее 60-85% потенциальных доноров, погибших от смерти мозга (B-DD), используются для получения трансплантатов.
