— Тут и не поспоришь, — кивнула она. — Потом и вертеть им попробуют. А может, и выйдет чего, — задумчиво произнесла Мария. — Андрюшка, приезжай завтра к полудню, мне подумать надо. Непростое дело-то о царских палатах думать, да и я многого уже не знаю, кто мне расскажет-то последние вести, — хмыкнула она зло.
Проводив Марию до монастыря, я вернулся к своим послужильцам, уселся в седло, и мы отправились назад.
— Не зря хоть ждали? — поинтересовался Прокоп.
— Ой, не зря, — весьма довольно произнес я. Хоть знакомство с Марией и не задалось сначала, но она приняла меня как родного. Да и интересно, что она придумает.
— Я думал, эта монашка в тебя вцепится, накинулась, орет, еще и холопом назвала, — покачал головой Елисей.
— Честных людей, да еще и служивых, хоть и не верставшихся, холопами звать, так это оскорбление, — веско произнес Вишка, да еще и в тоне его обида была.
— Вишка, ты знаешь, кто это был? — глянул я на него, чуть повернувшись в седле.
— Да откуда? Монашка какая-то, не пристало им так себя вести, — пробурчал он.
— Да сейчас монахиня Марфа, вот только до пострига была она Марией Старицкой. Королевой Ливонии, племянницей царя нашего Иоанна Васильевича. Родичи близкие они. А ты монашка… — передразнил я Вишку.
— А-а, — только и протянул он, тут же закрыв рукой рот. — Простите меня за словеса мои предерзновенные, не знал я о том и не думал обидеть.
Я же махнул рукой, мол, успокойся, а после добавил:
— Ты среди нас, и никто о сем не расскажет. Все-таки мы вместе, но думай впредь, рядом с кем ты речи ведешь и о чем. С нами можно, а при чужих лучше и промолчать, а после на ушко шепнуть мне или Прокопу.
— Понял, — проблеял Вишка с повинным видом.
— А ты ведь, Андрей, спрашивал про Старицких, — задумчиво протянул Прокоп, глядя на меня непонятным взглядом.
— Было, спрашивал, — коротко ответил я, не желая развивать тему.
«Прокоп явно о чем-то догадывается. Рано или поздно мне придется с ним поговорить, главное, чтобы себе чего лишнего не надумал. Не хватало, чтобы мне еще с этой стороны прилетело», — пронеслась мысль у меня в голове.
К полудню следующего дня мы вновь вернулись к Подсосенкому монастырю, предав послужильцам поводья Черныша, и, оставив их в стороне, я вновь заколотился в калитку. Которая тут же открылась, будто меня и ждали.
— Проходи, тебя уже заждались, — произнесла монахиня. Пройдя за околицу, заперла за мной калитку и повела в сторону небольшого сада, среди которого стояла простая беседка из навеса и четырех столбов. В самой беседке был накрытый стол, за которым сидела Мария.
— Здрав будь, Андрей, присаживайся. — И она указала на лавку.
Тетушка выглядела помятой, а глаза были покрасневшие, словно ночь не спала.
— Подумала я над твоими словами и крепко подумала, вот, значит, что… — И она выложила на стол передо мной три грамоты, с печатью в деревянных тубусах. — А теперь послушай, что я тебе скажу…
Глава 20
«Начало воодушевляет» — мелькнула у меня в голове мысль.
— У Федьки и впрямь мало возможности остаться на царском троне. Много у него недоброжелателей, ты тут прав. Как и тех кто хотел бы удавить его, ибо не почину поступил Борис. Так что удавить его и вправду могут. Вот только и управиться он тоже может. Ну не он, конечно, родичи его, — уточнила Мария. — Как ты и говорил, при нем явить себя, смерти подобно. Здесь ты тоже прав. Не дадут тебе жить, ибо ты опасность для него. Вокруг тебя все старые роды сплотятся. Вот если вверх Дмитрий возьмет, — выделила тетушка интонацией имя. — Можно и попробовать явить себя. Вот только не все так просто.
Мария прервалась и, подняв серебряный кубок, отпила, из него. Я же продолжал слушать. Мне она пока ничего нового не сказала, я и так знал, что прав.
— Спешить не стоит, — продолжила она.– Надо будет к нему приглядеться. Понять, что за человек он. Кого привечает, а кого гонит. Кого слушает, а кого нет. Как Нагие к нему отнесутся. Но тут думаю, они возрадуются и первыми к нему прибегут, называя родичем. Уж очень это многое им даст. Вызнав о нем хоть что-то, можно будет и явить себя. Но не просто въехать в Москву в нарядном платье, во главе отряда и прямо в царские палаты. Нет, — тетушка подняла кубок и помахала им передо мной.
— Наперво надо заручиться поддержкой. И вот тут вариантов не много. Только родичи из других родов. Хованские, — тетушка поставила кубок и пододвинула ко мне первый тубус. — Родичи они нам. Мать Владимира из них. Род старый и уважаемый, от Гедемина свой корень ведут, но ныне не в силе. Уступили они Трубецким да Мстиславским, что тоже Гедеминовичи, но куда ниже их. Так что думаю, помогут они тебе. Да и сами от того пользу немалую получат. Ведь ты будешь первый после царя, пока у него наследника не будет. Но коли не сдюжишь, то и отвернуться могут. Нет, в спину не ударят, но и большой верности от них не жди, лишь выгода их будет вести.
Я молча кивнул, запоминая слова тетушки.
— Дальше — Одоевские. Это уж мои родичи по матушке. И коли я попрошу, помогут, но осторожно и аккуратно. Тут уж, как бог решит. Стоит говорить тебе с Иваном Никитичем, он ныне старший из них, — Мария подвинула мне второй тубус. — Но и ты их к опале не приведи, Андреюшка. Они помогали мне и всячески поддерживали даже здесь, не забывали гостинцы слать.
— Не приведу, — серьезно произнес я.
— Вот и я так думаю, — кивнула Мария. — Ум у тебя светлый, иначе и не решилась бы тебе помочь и родичам писать. Уж заручившись их поддержкой, стоит говорит с Нагими, — Мария подвинула ко мне третий футляр. — Если у них сложится с Дмитрием, они смогут хорошо помочь, встречу с ним устроить. Вот только как они тебя встретят и как отнесутся, я уж не знаю. Наверняка кичиться будут. Дескать они — царские родичи. Только глупые они. В Угличе все потеряли по дурости собственной, — махнула рукой тетушка.
Я повертел головой, удостоверившись, что никто нас не слушает, а потом решил полюбопытствовать у Марии:
— Правду говорят, что это Годунов убил Дмитрия?
Мария смерила меня взглядом и хмыкнула.
— А кто это теперь разберет, — пожала она плечами. — Но думаю, не Бориска это, не таков он. Он бы что-нибудь иное измыслил, хитрый он и осторожный. А тут… — тетушка махнула рукой.- Может, из родичей его кто поспешил, а может, и действительно сам царевич на ножичек упал. Вот только тех, кто правду мог сказать, Нагие в гневе извели, а после прощения вымаливали. Всех, кто замешан был сослали за камень. Федор Иоанович тогда сам ехать хотел, и прознать все. Он от Москвы даже отъехал, так Бориска его возвернул, мол, в городе пожары начались, и град сгорит без пригляда царя. Вот и думай, что и как, — хмыкнула тетушка.
— Однако, — протянул я.
— Отож, потому и говорю тебе про Нагих так. Осторожно с ними надо быть, могут и по глупости чего учудить, потом не расхлебаешь.
— Согласен, — только и оставалось мне ответит.
В нехорошем свете родственнички предстали, вот только как мне помнится, Лжедмитрий их признал и очень даже неплохо относился, а значит, без них в этом деле не обойтись.
— Хорошо бы к патриарху Иову подход найти, вот уж кто смог бы помочь, так это он, — задумчиво произнесла Мария.
— Патриарху Иову? — вздернул я бровь.
— Да, он отца еще моего знал и постригся в монахи в монастыре близ Старицы, да и жил там долгое время. Он патриархом стал при Федоре Иоанновиче, его на вселенском соборе признали, до этого же у нас патриархов и не было. Феденька расстарался, вот уж кто богомольцем в душе был и поистине праведным человеком. Тяжела для него была царская ноша, — грустно закончила Мария.
Пару минут мы провели в тишине. Я даже отпил из кубка. В нем оказалось сладковатое вино. Причем довольно недурное на мой вкус.
— Коли решишься и в Москву отправишься, вид ты должен иметь пристойный, богатое платье и броню, да и конь под стать. Дабы видели издали, князь едет, а не голь перекатная. С вежеством от того относиться будут и опаской. Люди тебе нужны да десяток хоть хорошо вооруженный. В общем, дорого это может встать, — тут Мария положила на стол небольшую сумку, в которой звякнули монеты. — Вот тебе в помощь мои накопления. Рублей тридцать. Так же у меня село есть, Лежнево, что на реке Ухтохме. Это близь реки Клязьмы, ее многие знают. По осени можешь с них взять еще денег, мне только пятую часть пришли на пропитание, о большем и не прошу.
