Диксон мотнул головой, отгоняя собственные мысли. Можно лгать кому-нибудь другому, но себя он никогда не мог обмануть. Он не сможет ее забыть. Никогда. Ока сама, то, как они любили друг друга, станет самым дорогим, самым важным воспоминанием в его жизни.

Диксон поднялся, подошел к окну, стал смотреть на улицу. Ледяной дождь служил прекрасным аккомпанементом его настроению.

Зачем он вернулся в Шотландию?

«Диксон, я хочу домой, – произнес жалобный голос из его памяти. – Папа сказал, что ты отвезешь меня домой».

«Через несколько месяцев, Аннабелла. Сейчас неподходящее время для поездки в Шотландию».

«Тебе всегда неудобно, Диксон. Все всегда завтра, или на следующий день, или на следующей неделе, в следующем месяце».

Что он сказал в ответ? Без сомнения, что-нибудь успокаивающее. Или просто вышел из комнаты, чтобы избежать общества жены.

Для спокойной жизни у него неподходящий характер.

Диксон вытащил из чемодана миниатюру и поставил ее на крышку бюро. Мэтью тайком сунул портрет его жены в дорожный кофр, полагая, что он утешит хозяина в долгой дороге в Шотландию. Мэтью не знал, что Диксону не нужен портрет Аннабеллы. Она волновала его во плоти и крови, но никогда молча, в мыслях.

Несколько мгновений Диксон рассматривал знакомое лицо в украшенной бриллиантами раме. Свадебный подарок невесты. Красивая женщина, она заслуживала лучшей доли, даже несмотря на то, что иногда раздражала. Ее характер мог бы с годами улучшиться. Может быть, она стала бы менее резкой, более терпеливой. Теперь этого никогда не будет.

Диксон отчаянно нуждался в поддержке ее отца, рвался к выгодным условиям нового торгового соглашения. Он получил все, к чему стремился, имел столько дохода, сколько хотел. Добился всего, что запланировал, но вместе с некоторыми тягостными дополнениями – больной совестью и чувством вины.

Диксон стремился к деньгам и власти. Со временем ему досталось и то и другое. Его слово внушало почтение на Пинанге, его имя было окружено неким ореолом тайны.

Неужели он вернулся в Шотландию именно по этой причине? Чтобы снова стать просто Диксоном, без этой своей известности и престижа? Ходить по улицам Эдинбурга без того, чтобы каждый встречный кланялся ему и искал его благосклонности?

Диксон отсутствовал ровно семнадцать дней. В это время Шарлотта вернулась к своим бумагам, которыми давно следовало заняться. Заплатила по всем счетам, составила список курсов на следующий семестр, написала рекомендательные письма учителям, которые не собирались возвращаться в Балфурин, оценила квалификацию новых кандидатов и теперь чувствовала удовлетворение, что переделала все дела.

Тогда откуда у нее ощущение, будто что-то осталось незавершенным?

Она уже четыре часа без отдыха работала в библиотеке. Мейзи даже не пыталась заглянуть в дверь, чтобы узнать, не требуется ли что-нибудь ее госпоже. В последнее время Мейзи вообще частенько исчезала и больше интересовалась тем, нужна ли помощь Мэтью, чем ее хозяйке.

Слуга Джорджа завел привычку уходить на вершину холма и оттуда, как потерявший хозяина пес, смотреть на эдинбургскую дорогу. Очень часто Мейзи его сопровождала, и они стояли там вместе, а ледяной ветер играл расшитым халатом Мэтью и серым шерстяным плащом Мейзи. Странная пара, но выглядели они так, словно были рождены друг для друга.

Она, Шарлотта, не допустит, чтобы этот странный человек с Востока принес ей беду. Матфей Марк Лука Иоанн. Ну что это за имя? Когда несколько дней назад Шарлотта задала этот вопрос самому Мэтью, он поклонился ей, спрятав руки в объемные рукава своего одеяния, и сказал:

– Я не выбирал себе имя, ваше сиятельство. Я тогда был ребенком. – Лицо его оставалось бесстрастным, словно было вылеплено из глины, с которой небесный скульптор стер все эмоции.

– И ты никогда не хотел его изменить?

– Зачем, ваше сиятельство? Человек – то, что он есть.

Шарлотта потянула за шнурок, вызывая лакея. Тот появился. Шарлотта отдала распоряжения. Через несколько минут в двери возник Мэтью.

– Вы хотели меня видеть, ваше сиятельство?

Шарлоттой вновь овладело любопытство. Точнее, оно не покидало ее с той минуты, когда Джордж ступил в бальный зал.

– Я задала бы этот вопрос мужу, но его здесь нет. Скажи, Мэтью, у Джорджа есть на Пинанге любовница?

Мэтью смотрел на нее с непроницаемым выражением.

– Ваше сиятельство, я не могу быть источником сведений о вашем муже.

Шарлотта бросила на него раздраженный взгляд:

– Почему он выбрал именно Пинанг? Зачем ему Восток? Туда так долго добираться.

– Мне неизвестно, чем руководствовался его сиятельство.

– А если бы знал, то сказал бы мне? – Она испытующе смотрела на Мэтью. – Ты настолько ему предан? А ты вообще отвечаешь когда-нибудь на вопросы, касающиеся Джорджа?

– Я отвечу на все, что смогу, ваше сиятельство, но должен вас предупредить, я очень мало знаю о Джордже.

– Ты ведь прожил с ним много времени?

Мэтью поклонился. Шарлотта решила, что этот обычай начинает ее раздражать.

– Ваше сиятельство, я прожил вместе с хозяином определенный отрезок времени.

Шарлотта нахмурилась:

– Иногда мне не совсем понятен твой способ выражаться. Ты намеренно говоришь загадками?

– О нет, хозяйка. Я пытаюсь ответить на ваши вопросы. Если я говорю неясно, то это моя вина, а не ваше недопонимание.

– Твой английский безупречен, Мэтью, и ты сам прекрасно это знаешь. Если бы все в Балфурине говорили, как ты, я была бы счастлива.

Мэтью позволил себе слегка улыбнуться, давая понять, что разговор окончен. Шарлотта поняла, что больше ничего не узнает от слуги Джорджа. Перед уходом он снова поклонился.

– Правда, он самый чудесный человек на свете? – воскликнула Мейзи, которая как раз в этот момент зашла в комнату. Шарлотту это не обмануло, она знала, что служанка ждала окончания разговора под дверью.

– Не думай, что тебе следует защищать от меня Мэтью, – отвечала Шарлотта. – Я вовсе не огнедышащий дракон. Я не могу его уволить и не собираюсь заковывать в кандалы, если ты этого боишься. Со мной Мэтью в такой же безопасности, как и ты.

– О, ваше сиятельство, я это понимаю, а вот он – нет. Я правда думаю, что он вас боится.

Шарлотта бросила на Мейзи вопросительный взгляд:

– Что он обо мне говорил?

– Ничего. Абсолютно ничего. Но ведь Мэтью вообще мало говорит. Он только сейчас начал рассказывать мне о своей родной стране.

– О Джордже он тоже никогда не говорит?

– Иногда говорит, – призналась Мейзи. – Мне кажется, Мэтью о нем беспокоится, только я не знаю почему.

– Он болен? – резко спросила Шарлотта. Может, Джордж из-за этого так неожиданно вернулся домой? О Боже! Он приехал, чтобы привести в порядок дела! Неужели он захотел перед смертью получить от нее прощение? У Шарлотты закружилась голова, она упала в одно из кресел перед камином. Нет, конечно, нет! На вид он такой здоровый, полный сил, он не может быть умирающим!

– Я не знаю, ваше сиятельство. Может быть, вы спросите графа?

Шарлотта кивнула и махнула рукой, отпуская Мейзи. Она лишилась горничной из-за слуги Джорджа и душевного спокойствия из-за самого Джорджа.

Семнадцать дней. Что можно делать целых семнадцать дней?

За едой Мейзи садилась рядом с Мэтью, и не для того, чтобы заслонить его от других слуг, просто рядом с ним она сама чувствовала себя защищенной. Он ни слова не говорил о ее ноге. Не делал замечаний, если ее походка бывала в какие-то дни особенно тяжелой. Никогда не повышал голос. Кроме того, он отличался такими утонченными манерами, как будто сам был лордом. Даже если ему не нравилось что-то, приготовленное кухаркой, он всегда благодарил ее за труды.

По вечерам, когда они вместе гуляли, он иногда протягивал руку, и Мейзи на нее опиралась.

– Мы прямо как лорд и леди, – как-то заметила она.

Мэтью улыбнулся:

– Тебя это волнует? То, что ты не родилась леди?