– Ну, его-то ты уместил, – холодно заметила Коко, кивнув в сторону Фредерика, но даже ее слова не приободрили меня. Руки у меня дрожали, а ноги едва не подкосились.

«Едва ли я смогу отправить ее в отставку».

Жан-Люк никогда вслух не признавался в этом… во всяком случае, мне он такого не говорил.

– Селия куда умнее нас, – сказала Коко. – Ей тоже следует быть здесь.

– Ты не можешь вечно от нее скрывать происходящее, Жан, – произнесла Лу.

– Она нашла труп. – Но даже уверенный голос Рида не мог успокоить меня. – Она уже вовлечена в дело, хочешь ты того или нет.

Мне казалось, что меня стошнит.

– Вы не понимаете, – резко возразил Жан-Люк, и меня словно пронзило в самое сердце. – Никто из вас не понимает. Селия… она…

– Хрупкая, – снисходительным тоном подсказал Фредерик. – Говорят, она через многое прошла.

«Она через многое прошла».

«Едва ли я смогу отправить ее в отставку».

– Она каждую ночь кричит. Вы об этом знали? – ощетинившись, спросил Жан-Люк. – Ей снятся кошмары. Жуткие и очень яркие. Как она заперта в гробу с трупом своей сестры. Она вновь переживает те чудовищные вещи, которые с ней творила Моргана… Она желает умереть. У нее в комнате всегда горят свечи, потому что она боится темноты. Она вздрагивает от любого прикосновения. Не могу я… – Он замолчал и уже решительно добавил: – Я больше никому не позволю сделать ей больно.

Воцарилась тишина.

– Понимаю, – мягко произнесла Лу, – но, зная Селию, я думаю, что ты только делаешь хуже, утаивая от нее происходящее. А если бы на месте Бабетты оказалась она? Что, если бы мы сейчас говорили о ее трупе? Она заслуживает знать правду, Жан, – еще нежнее сказала она. – Я знаю, что ты хочешь уберечь ее, – мы все хотим, – но Селия должна понимать всю опасность. Пора все ей рассказать.

«Пора все ей рассказать».

Ее слова бились в такт моему сердцу, а из раны в груди потоком лилась кровь.

«Она так и не затянулась», – только сейчас поняла я.

После всего случившего я так и не исцелилась, а теперь мои друзья – самые мои дорогие и близкие люди – еще сильнее открыли эту рану в груди. Но гнев не был так уж плох. С ним можно совладать.

И, больше не медля, я распахнула дверь.

Все взгляды устремились ко мне, но я направилась прямо к Жан-Люку. Тот поспешно подскочил, едва не упав со стула:

– Селия!

Все присутствующие расступились и отвели взгляды – они смотрели на свои сапоги, свечи, разбросанные по столу бумаги. Поверх лежал набросок трупа Бабетты, нарисованный углем.

– Что… что ты здесь делаешь? Я же сказал тебе…

– Ждать в моей комнате. Да, помню.

Отчасти мне было приятно видеть ужас и смятение на его лице, но в глубине души я пожалела о своем поступке. Зачем я, собственно, ворвалась сюда? Чтобы своими глазами увидеть предательство друзей? Ведь они все оказались в зале совещаний. Все до единого. Даже Бо был здесь – стоял, не слишком величественно разинув рот. Да, он не обсуждал мое положение, мое прошлое и раны, но все же он тоже пришел вместе с остальными. И молчаливо поддерживал их. Я бросила на него укоризненный взгляд, и он отошел от стены.

– Селия, мы… – начал он.

– Да? – резко спросила я.

– Мы…

Бо замер и растерянно взглянул на Лу и Коко, которые настороженно смотрели на меня. Я же не смотрела на них в ответ.

– Как ты? – неуверенно спросил он и потер шею.

Коко ткнула его локтем в бок.

Я вперилась в Бо взглядом.

Самые могущественные люди в королевстве собрались здесь и обсуждают мою судьбу.

– Надеюсь, ты… – Он опустил руку. – Ты, случайно, не слышала наш разговор?

С высоко поднятой головой я подошла к круглому столу и посмотрела на наброски. Никто не осмелился меня остановить.

– Слышала.

– Тогда знай, что я с самого начала не хотел приходить, и я совершенно согласен с Лу, что тебя тоже надо было позвать…

– При всем уважении, ваше величество… – Я вгляделась в нарисованные углем лица, но не видела ни одного. – Если бы кто-то хотел сегодня видеть меня, я давно была бы здесь.

Если Лу и услышала горечь в моем голосе, поняла, что у меня разбито сердце, она не показала это. Да и с чего бы? Она всегда умело хранила свои тайны. Точно так же, как моя сестра.

– Это убитые? – спросила я Жан-Люка. На него я тоже не смотрела.

Он осторожно дотронулся до моего плеча:

– Селия…

Я отшатнулась, борясь с подступающими слезами:

– Да или нет?

Жан-Люк помедлил.

– Да, – ответил он.

– Спасибо. Это была так сложно?

Я наконец посмотрела на него, и нерешительность в его глазах больно ранила сердце. Он выглядел виноватым, и в его взгляде даже сквозило сожаление, но еще и нежелание. Он не хотел звать меня сюда. Не хотел довериться мне. Не в силах больше смотреть на него, я схватила в охапку наброски, не обращая внимания на выпавшие листы. Развернулась и пошла к двери.

– Я бы хотела сказать, что было приятно с вами увидеться, ваше величество, – сказала я Бо, – но не все могут лгать так же искусно, как вы.

Не глядя на других, я захлопнула за собой дверь, растеряв еще несколько набросков. Но на этот раз я все же подняла их. Меня всю трясло, и слезы закапали на рисунки. Зло я вытерла щеки и выпрямилась. За дверью раздались торопливые шаги, и я тут же бросилась в библиотеку, не желая ни с кем вступать в споры. Во всяком случае, не сейчас. Возможно, кто-то сказал бы, что я бегу или прячусь, но он ошибался. Кто-то сказал бы, что желает уберечь меня, но на самом деле он лишь хотел обращаться со мной, как с ребенком. Хотел управлять мной.

Не бывать этому.

Я покажу им всем.

Я прошла вглубь библиотечного зала, протиснулась между книжными стеллажами и еще раз просмотрела наброски. На этот раз я внимательно изучила каждое лицо. Дверь в коридоре распахнулась, и послышались тяжелые шаги Жан-Люка. Он позвал меня, но я не откликнулась, а лишь подальше протиснулась между полками и гневно уставилась на рисунок лугару. Оборотень лежал в такой же мирной позе, что и Бабетта; его руки, превращенные в волчьи лапы, были сложены на груди. На шее виднелись две ранки.

– Селия, подожди! – воскликнул Жан, пройдя мимо двери библиотеки, и я вздохнула с облегчением. – Вернись. Нам нужно поговорить обо всем…

Только я не хотела разговаривать. Больше нет. Я всмотрелась в деревья у трупа лугару, поднесла набросок поближе и вгляделась в его когтистые лапы, ища глазами крест. Но его, разумеется, не оказалось. Если бы у убитых были найдены кресты, Жан-Люк наверняка бы спросил и о кресте Бабетты. И почему лугару наполовину перекинулся в волка? Возможно, он хотел защититься?

– Селия! – Голос Жан-Люка раздался уже с лестницы, и я, немного расслабившись, прижалась лбом к книжному стеллажу. Глубоко вздохнула. Возможно, у меня получится ускользнуть незамеченной до того, как все разойдутся. В последний раз я просмотрела наброски. Я узнала только одно место: парк Бриндель, священную рощу ведьм.

В детстве я часто смотрела на тоненькие деревца из окна детской комнаты, даже не сосчитать сколько раз. Матушка ненавидела слабый аромат магии, который исходил от листьев и пропитывал сад, а вот мне от него становилось легче на душе. Ничего не изменилось. Для меня магия пахла чудесно: травами, ладаном и диким летним медом.

Я уже много месяцев не бывала дома.

Покачав головой, я вернулась к наброску. Голос Жан-Люка затих наверху. Любопытно, но убитой в парке Бриндель оказалась вовсе не Белая Дама, а мелузина. Ее серебристое лицо невозможно было толком разглядеть, но по рисунку видно, что на жабрах и плавниках не было никаких ран. Выходит, убили ее не в парке. Когда мелузины выходили из воды, их плавники превращались в ноги. Значит, несчастную убили под водой и вытащили ее тело на берег, вот только… зачем?

– Селия? – Голос Жан-Люка зазвучал громче и тверже, а над головой раздались его тяжелые шаги. – Стража не видела, чтобы ты поднималась. Я знаю, что ты внизу. Не отмалчивайся.