– Но все же… – перебила меня мама.
И вот я уже иду по адресу, который мама мне черкнула на обрывке газеты. Было очень рано. Трава мокрая от еще прохладных ночей, солнце едва пробивалось сквозь горизонт. Людей на улице не было, ни одной души, ведь сегодня суббота, все отсыпались после тяжелой рабочей недели. Меня очень тревожила мама, я такой ее никогда не видела. Она была крепкой женщиной, строгой и сдержанной, настоящей женой известного экзорциста. Но сегодня она меня поразила. Я не столько боялась гнева отца при моем появлении в доме одержимой, сколько боялась отвлечь Свету от ритуала. Пока шла, я придумала, на мой взгляд, неплохой план, как не привлекая внимания разузнать, как обстоят дела изгнанием. Толпа людей возле дома жертвы демона меня не удивила, люди всегда любят зрелища, тем более соседи. А вот карета скорой помощи и полиция меня явно заинтриговали, и я ощутила рьяное волнение. Я растолкала обеспокоенную толпу и залетела в дом. На диване сидела рыдающая женщина, а над ней склонился мужчина в форме полицейского. На лестнице меня увидел второй блюститель порядка и потянулся ко мне, что-то говоря, но я слышала только биение своего сердца в ушах. Увернулась от его рук, проскользнув быстро по лестнице, оказалась на втором этаже. В небольшом коридоре стояли два врача, что-то обсуждая.
– Девушка, вам бы не надо это видеть, – угрюмо сказал один из них, когда я медленно переступила порог комнаты.
Волна страха и паники окатила меня. как огромный чан с ледяной водой. Я застыла на месте, осматривая комнату, и в заглушенном комом горле застыл крик. Вся мебель в комнате была разбросана, разбито окно. На небольшой детской кровати на спине лежало маленькое тельце, из грудной клетки девочки торчали выкорченные ребра, рядом с головой, согнутой под неестественным углом, лежало… человеческое сердце. Вся кровать была в крови. да тут все было в крови: пол, брызги на стенах, стеклах. В ногах кровати лежало тело мужчины, из-под спутанных золотистых волос растекалась лужа темной крови, а с комода, возвышавшегося над его неподвижным телом, свисало обмякшее тело девушки, абсолютно все покрытое кровью, вплоть до золотистых волос. И тут из меня наконец-то вырвался дикий крик, вместе с сознанием, что ни отец, ни моя сестра не дышат…
Я смутно помню, как чьи-то сильные руки обхватили меня, кричащую и бившуюся в истерике, и буквально выволокли на воздух… Все плыло в глазах, но картина, где отец лежит в луже крови, а окровавленная Света свисает с комода, постоянно стояла перед глазами…
Безудержный плач мамы, черный пакет, что скрыл лицо моей любимой сестренки, сирена скорой…
Девять часов, девять бесконечных часов мы сидели с мамой в больнице, пока папу оперировали в реанимации. Врачи скорой не сразу заметили слабый, очень слабый пульс. Его экстренно доставили в больницу., в коридоре которой и мы сидели с мамой. Я молилась, без конца молилась, чтобы папа выжил. Мама же сидела как фарфоровая игрушка, страшно бледная, со стеклянными глазами. Она перестала плакать только тогда, когда медсестра вколола ей успокоительное. Ее лицо абсолютно ничего не выражало, полная отстраненность от реальности. Она чувствовала, что что-то не так, но я опять всех подвела. Нужно было не спорить с ней, а пулей бежать к отцу. Нужно было быть той, которую от меня ожидали. А теперь… Теперь Светы больше нет. Я никогда не увижу ее и не услышу звонкий смех. Она умерла. Отец смог выжить в битве с демоном, но у него практически нет шансов выкарабкаться сейчас, после сложной операции. Врач сказал, что не дает никаких гарантий. Мама практически накинулась на него, осознав, что дочери больше нет, она не могла потерять еще и мужа. Санитары оттащили ее, и тут вновь подоспела медсестра с успокоительным.
Я напряженно сидела на лавочке, когда вышел уставший врач и сообщил, что они успешно прооперировали, но отец впал в кому. Повидаться с ним нас так и не пустили, потому я отвезла маму домой, уложив ее обессиленную спать. Сама же уснуть так и не смогла. Глубокие кровоточащие раны потери выворачивали меня наизнанку, я, не моргая уставилась в потолок, не веря, что еще вчера мы смеялись со Светой, а теперь ее нет…
Три дня пролетели как в тумане. Все это время мама просидела возле койки отца, всхлипывая и что-то невнятно шепча себе под нос. Когда я в очередной раз заглянула в палату, картина не поменялась: ссутулившаяся женщина сидела подле больничной койки. Я подошла к маме, хотела положить ей руку на плечо и услышала ровное дыхание – она спала. Ее тоненькая кисть держала папину руку, бледную и неподвижную. Я собралась с духом и посмотрела на его лицо. Так непривычно было видеть это мужественное строгое лицо неподвижным и расслабленным. Его всегда длинные золотистые волосы были коротко пострижены, а с левого бока полностью выбриты, где на бледной коже ярко выделялись нитки и четкая линия шрама. При взгляде на него у меня вновь защипало глаза, но, как и предыдущие дни, ни одна слезинка не смогла пробиться. Все из-за того, что я не могла позволить себе плакать при маме, когда она и так убита горем. Хотя мама спала, я все же не решилась разбавить равномерное пикущие приборы жизнедеятельности своим плачем. Я приложила пальцы к губам, сдерживая болезненные стоны души. «Прости, прости меня, папа. Я вновь разочаровала тебя. Если бы Сила во мне пробудилась, то ты не лежал бы здесь, а Света была бы жива… Ты вложил в меня столько знаний, мы бы справились вдвоем… и никто бы не пострадал…» Я разговаривала про себя с отцом уже не в первый раз, но он, конечно же, не отвечал.
Я тихо покинула палату и осторожно прикрыла за собой дверь. В коридоре меня встретил лечащий врач отца. Он подробно описал состояние пациента и, как и прежде, намекнул, что шанс выйти из комы очень невелик.
– Ты же понимаешь, Маша, что ей нужно отдыхать. Я не могу позволить ей сидеть в палате дни и ночи напролет, – продолжал врач, говоря уже о маме.
– Она не уйдет, – сухо ответила я. Он собирался возразить, но я его опередила: – Вы же должны это понимать. Мы потеряли… Мама сейчас разбита. У нее умерла дочь, и она не может потерять еще и мужа. Потому не уйдет отсюда. Вы как никто должны понимать это. – Я замолчала, прикусив губу.
Денис Михайлович, лечащий врач отца, давно знает нашу семью. Много лет назад, когда демон посмеялся надо мной, сказав, что я пустышка, мой отец совершил обряд экзорцизма именно над его дочерью. Девушка выжила благодаря моему отцу. Поэтому врач, немного помолчав, все же кивнул и сказал, что поставит в палате отца еще одну койку, чтобы мама могла спать прямо там.
Похороны Светы тоже прошли как в тумане. Многие пришли проститься с доброй, лучезарной девушкой, которая навсегда скрылась под землей. Мама, согнувшись пополам, плакала на плече высокого мужчины, одного из членов Ордена. Однако не все его коллеги пришли почтить память Светы. Тетя Таня обняла меня за талию и притянула к себе.
– Как ты, Машенька?
– Плохо, – созналась я, глядя, как люди возлагают венки на могилу сестры.
– Ты все эти дни сидишь дома одна. Прогоняешь друзей. Позволь мне составить тебе компанию?
Я коротко кивнула, еле удерживая себя на ногах. Это заметила тетя. Она подошла к маме, коротко переговорила с ней и вернулась ко мне. Взяв под руку, повела меня прочь с кладбища. Я хотела вырваться и остаться здесь, с сестрой, но тетя только ускорила шаг. Уже дома она накормила меня горячим супом и присела на кровать, когда я, как обычно за последние дни, начала сверлить пространство пустым взглядом.
– Доченька, ты выглядишь очень скверно. За все эти тяжелые дни ты ни разу не выплакалась, – заговорила тетя, притягивая меня в свои объятья. – Тебе станет легче. Поплачь, моя хорошая.
Я всхлипнула раз, потом другой, перед глазами пронесли картинки детства, наши шалости со Светой, потом мое фиаско, а затем кровавая бойня в детской комнате. Так долго сдерживаемые слезы градом потекли по щекам. Мы еще долго просидели в тесных теплых объятиях. Я не могла остановить поток из глаз, прокручивая в голове мысль, что все могло быть иначе. Спустя полтора часа мне все же удалось успокоиться. Я отстранилась от тети и вновь уставилась пустым взглядом в пространство перед собой. Когда она засобиралась уходить, пришли Валя и Кирилл. Я удивленно посмотрела на тетю Таню. Та улыбнулась и сказала, что мне сейчас нельзя оставаться одной и потому она позвала моих друзей. Так прошла неделя, днем со мной была тетя, вечером ребята, но порой я оставалась ночью одна, поглощенная тоской и горем. Всю следующую неделю слонялась одна в опустевшем доме, все думала, думала, думала… Пару раз находила бутон розы на своей подушке. Я видела такой сорт у тети в саду, потому понимала этот жест как желание поддержать меня в трудный момент моей жизни. Я подносила этот цветок к губам и вдыхала его сладкий запах, вспоминая, как мы со Светой носились в догонялки в саду у тети. И слезы вновь подступали к опухшим глазам.
