– Сейчас ты очень нужен жене, она расстроена и неспокойна. Скажи, что любишь её, и она дорогá тебе любой, вне зависимости от того, как родит и родит ли вообще, тебе наплевать. Да хоть кесаревым сечением! Главное для тебя – она сама! Всё понял?

Вилли послушно кивает и марширует в направлении спальни.

Тоже завариваю себе чаю. Спешить некуда: пусть Васенька успокоится, примет происходящее, потом соберёмся да поедем. Сквозь приоткрытую дверь спальни слышно, как сидящий в изголовье кровати Вилли с забавным акцентом утешает рыдающую в подушку жену. Та постепенно успокаивается. Допиваю чай, собираюсь вставать. Доносится голос Васеньки:

– Вилли, побудь со мной ещё немного, мне так грустно. Ложись и обними меня.

Скрип кровати, Вилли устраивается рядом с женой. Остаюсь на кухне, ни к чему беспокоить их в такой момент. Через пару минут слышу:

– Вилли, сними майку, хочу тебя чувствовать.

Ещё через некоторое время:

– Сними носки, зачем они тебе в кровати. Обними меня крепче!

Наливаю себе ещё заварки. Спешить некуда.

Через сорок минут и две чашки чая осторожно захожу в спальню. Вилли, нежно прижимающий жену к обнажённому мускулистому торсу, задремал. А у Васеньки – раскрытие восемь сантиметров!

Быстро собираемся и летим в роддом. На набережной нас тормозит дорожный патруль – нарушение скоростного режима. Киваю на заднее сиденье. Озадаченный взгляд полицейского: счастливого пути и хороших родов!

Доктор к нам так и не успела, но это было уже непринципиально. Через сорок минут после приезда в роддом Василиса родила – быстро, легко и красиво.

Объятия мужа, прикосновения к коже, тёплое чувство близости вызвали выброс недостающей порции гормона любви окситоцина, помимо прочего раскрывающего и сокращающего матку в родах.

Голова современной девушки – беременной или только задумывающейся о рождении детей, или даже не собирающейся этого делать никогда – подчас заполнена форменным винегретом.

С одной стороны – абстрактно-героический образ женщины, которая мимоходом, практически того не замечая, рожала в поле у стога. Этот образ всплывает довольно часто: завернула младенца в подол, дала ему тряпицу с хлебом в квасе пососать и пошла дальше косить (пахать, сеять и т. д.).

С другой – библейская страшилка: «В муках будешь рождать детей своих!»

С третьей – редкие (увы!) признания женщин, которым дети дались легко: «Роды? Вау! Это прекрасно!»

И наконец – скорбное молчание наших мам, повисавшее каждый раз, когда разговор касался темы родов. Даже если они решались что-то рассказать, то выходило смутно и неопределённо, как будто бы нас допускали к страшной государственной тайне.

Ещё несколько поколений назад тема родов находилась гораздо ближе к обществу. Но уже давно, с тех самых пор, как они ушли с открытой, наглядной и свободно обсуждаемой территории далеко за неприступные ворота специализированных медучреждений, сам предмет оброс огромным количеством мифов и слухов. И реального положения вещей сегодня практически никто себе не представляет.

Думаю, что если бы триста (пятьсот, сто, неважно) лет назад среди женщин, представлявших все тогдашние сословия, от крестьянок до аристократок, провели социологический опрос на тему «Ради чего вы живёте?», то, за редчайшим исключением, ответ был бы одинаковым: чтобы рожать детей.

Многими тысячелетиями производство на свет потомства (и чем больше, тем лучше) служило фактически единственным предназначением и главной миссией «слабой» половины человечества. Женщина, по каким-либо причинам на это неспособная, считалась неполноценной, ущербной, обиженной создателем и практически отвергалась обществом: ей оставалось податься либо в монахини, либо в приживалки, либо в проститутки.

Задайте любой современной девушке такой же вопрос. Как думаете, есть ли шансы получить аналогичный ответ? Вы услышите всё что угодно: ради карьеры, ради зарабатывания денег, ради путешествий и наслаждений, ради общения, семьи, друзей, но вряд ли только ради детей.

Более того, если девушка на вопрос «Как ты видишь своё будущее?» ответит «Буду рожать детей и жить ради этого!» – то рискует столкнуться с презрением и осуждением своей ограниченности: «Рожать детей? И всё?! Больше ни на что не годишься?»

Жизненные перспективы современной женщины стали на много порядков шире и разнообразнее. Это бесспорно замечательное достижение попутно привело к одной существенной проблеме: кардинально изменился взгляд на деторождение, его восприятие – как женщинами, так и обществом в целом.

Родившая одного ребёнка – норма. Без детей вообще – норма. Открыто транслирующая приверженность идеям чайлдфри – норма. Общество изменилось, что тоже нормально.

Но! При этом сами роды из обыденного и привычно многократного – хоть порой и приводившего к тяжёлым осложнениям и даже смерти, что тоже воспринималось нормальным, – события в жизни женщины странным образом мутировали в какой-то слоёный пирог домыслов. В котором неясно, где правда, а где ложь. В котором непонятно, почему раньше «в поле раз-два и побежала дальше», а сегодня почти гарантированно где-то там, в загадочно-неприступном роддоме, где холодно, одиноко и больно, «в муках будешь рожать детей своих».

Поэтому, приближаясь к родам, беременная зачастую оказывается в полной растерянности – что ожидает её в реальности?

Я тоже выросла в окружении женщин, трагически молчавших о родах. Бабушка, с которой я жила, не считала возможным говорить о чём-либо подобном. Редко появлявшаяся мама порой таинственно намекала на пребывание в роддоме, представлявшемся мне тогда огромным заброшенным замком, где женщину оставляют одну, и её может найти и сожрать стерегущее крепость чудовище. Девчонки в школе при случае страшным шёпотом обсуждали какие-то ужасы, услышанные от матерей и старших сестёр.

Лично мне среди всей этой пугающей мешанины более или менее понятным и похожим на правду виделось категорическое утверждение: «Роды – это ад!» Варианты его представлялись довольно разнообразными: пылающий под котлом с роженицей костёр, переезжающий её железнодорожный состав, пытки в фашистских застенках – невыносимые, но оставляющие в живых, чтобы дольше промучилась.

И в свои двадцать пять лет я приближалась к первым родам со страхом и недоумением – за что? Почему я обречена на страдания? Отчего чувства, объятия, поцелуи, любовь, секс, оргазмы не ведут к чему-то столь же прекрасному? Зачем переход из беременности в материнство стережёт некое чудовище, готовое заживо (и максимально болезненно) меня сожрать?

Свекровь, узнав о моей беременности, хмыкнула и «утешила»:

– Да ладно, часов пятнадцать помучаешься, и всё! Все через это проходят.

От её слов веяло жуткой безысходностью…

Но вышло совсем по-другому.

Я не очень разбираюсь в философских понятиях кармы и прочем с этим связанным. Но из того, что успела нахвататься в прочитанном и услышанном, вынесла следующее: если человек не выполняет какие-то важные, положенные ему судьбой задачи, то его потомки в дальнейшем должны их отработать (или искупить грехи), закрыв таким образом карму. Поэтому мой приход в акушерство представляется мне – особенно когда я вспоминаю своё детство – чем-то похожим на искупление.

В моём представлении (думаю, не только в моём) хорошая мать должна быть тёплой, заботливой и принимающей своего ребёнка таким, какой он есть: сильным или слабым, успешным или не очень, спокойным или проблемным – любым. Такой образ матери на уровне подсознания есть у каждого. Ребёнок безусловно любит мать и ждёт от неё того же – безусловной, не зависящей ни от чего любви.

Я стала заниматься акушерством, потому что влюбилась в своих детей. И теперь понимаю, что к этому привела та любовь, которую я не получила в своём детстве.

Я росла ненужным, нелюбимым ребёнком. Причём насилия в нашей семье не было. Когда мы говорим о нелюбимых детях, сразу представляются жестокие родители, которые унижают, оскорбляют, не дай бог бьют и творят прочие непотребства. Со мной ничего такого не происходило. Моя ненужность была спокойной, обыденной, само собой разумеющейся. Мама ко мне относилась неагрессивно и даже с некоторой долей симпатии, порой хвалила за то, что ей казалось хорошим.