Мне стало страшно от боли в её словах. Воспоминания нахлынули и вот уже нам по 16 лет, а мы всё вечера с бабушками проводим. Златка вечно с картами сидела и гадать её учила моя бабушка, Поля чай из земляники делала, а баб Катя меня шептать учила. И как же мне это нравилось, с каждым шепотом, словно сильнее, вольнее, как если бы мир мне подчинялся. Только баб Лены Златиной не было, не любила она эти посиделки, говорила, что с подростками дела иметь не хочет, но как мы из дома уходили, так они втроём сидели болтали, готовили пирожки с мясом и запивали их компотом из свежих яблок. Любо тогда мне было от одного взгляда на них, шутила с девчонками, что мы такими же будем. Много раз Златка упрашивала бабушку научить её петь те песни, которые они часто запевали, но она лишь смеялась и говорила, что жизнь научит. «Увидь же меня».

Ручка двери обожгла холодом, сама дверь казалась тяжёлой и запечатанной, как если бы и вовсе не надо было мне внутрь заходить, но я всё же её отворила. Прошла внутрь. В центре комнаты стояли стулья, а на них гроб. Поленька… не пытаясь остановить слезы, медленно двинулась к ней, чугунные ноги как корнями приросли к полу, захотелось кричать от увиденного. Деревянный с черными отделками, внутри обитый бордовым бархатом, контрастно смотрелся с белоснежным свадебным платьем подруги. Вот она, совсем близко, вот моё яблочко. Словно королева зимы лежала неподвижно, такая же красивая и безмятежная. Белокурые локоны аккуратно уложены, слегка розоватые щеки, брови на оттенок темнее цвета волос, закрытые глаза. В моей памяти она всегда улыбалась, строила глазки и наклоняла голову набок. Всегда смотрела с вызовом, спрашивая: «А что мне за это будет?». И сейчас, молчаливая Мадонна, которую не тревожат больше разговоры о даре, парнях, шалостях. Теперь её сон длинной в вечность. Прости меня, Поля, прости за то, что разрушила нашу дружбу. Прости, что ни разу тебе не позвонила после смерти бабушки, а вот теперь стою и кошки скребут на сердце.

Нежданный поток невидимых иголок ударил по щеке, напомнив, почему я уехала и не приезжала. Бей меня, Поля, бей, я заслужила. Метель за окном взревела, фотография упала со стены. Свечи потухли, лишь ты да я. Знала, что ты ждёшь меня, знаю, что подашь знак. На фотографии запечатлен Кирилл с тобой, ты улыбаешься, а он смотрел на меня уже тогда. И снимок как напоминание о том, что было сделано. Стало еще холоднее, спина покалывала от холода, за спиной гроб. Мне нужно обернуться, нужно пропустить удар сердца и не испугаться. Медленно кладу фотографию на подоконник, поворачиваюсь к тебе и в свете уличного фонаря вижу пар из твоего рта.

Бабушка рассказывала, что дух ведьмы остаётся в доме еще семь дней. Первый день едва слышно, почти как смерть обычного человека. Второй день порывы ветра. Твоё сердце остановилось сегодня, откуда у тебя такая сила. Карачун призовёт тебя, ответишь ли ты на зов его? Или встанешь кровью к своему роду?

По поверью, женщины нашей крови могли обращаться к богу зимы за желанием раз в год, он его исполнял. Однако, после смерти ведунья либо шла на зов его, становясь упырём, либо душа её находила утешение в саду забвения. Это лишь красивое название для нашей судьбы, бабушка называла то место адом, я же склонна думать, что это среднее между адом и раем. В рай с нашей кровью никогда не попасть, как злая шутка предков, решивших иметь силу. За ту силу расплачиваемся и поныне. Как повелось в нашем роду говорить, нехай в аду, зато все вместе. Упырём никто не становился, верилось, что выдумки это.

Кроме того, Исаевские ведьмы всегда с даром, а мы их потомки, от крови кровь, от ведьмы ведьма, у всех голубые глаза и сила. Моя семья попыталась разорвать круг, уехав в город, бросив свою землю, затем умерла бабушка и я вернулась. В городе же я приноровилась использовать шепот, так часто, что и потеряла нить, когда внушала людям свою волю, а когда мы просто разговаривали. Не слушала ни бабушку, ни маму, что сила буйствовала, думала лишь о себе. Часто бабуся звонила, но я лишь бросала трубку, абсолютно не желая слышать правду. А с Полей так и вовсе пути разошлись, и никакая свеча на подоконнике это не изменила бы. Как говорят, близок локоток, да не укусить. Вот и теперь стою, и смотрю на тебя, не в силах ничего сделать. Мама лишь раз была в деревне на похоронах и полностью перестала пользоваться способностями, даже не говоря, что умеет. Сколько не пытала её, ни словом не обмолвилась. Поменяла фамилию и забыла. Её фамилия мне не подходила никогда, как только стала совершеннолетней, я вернула бабушкину – Исаева.

Почувствовав руку на плече, я вздрогнула.

– Иль призрака увидела? – с грустью спросила Злата, улыбнувшись. Подошла молча к Поле, поцеловала её в лоб и села на стул рядом, взяла её за руку, словно пытаясь отогреть. Вскоре раздалось пение бывшей подруги, сотканная из боли и слёз песня разлеталась по избе, взывая к нашим силам, нашему роду и нашей памяти. Одна из нас ушла, ушла слишком рано при странных обстоятельствах. Злата резко стала взывать к душе не упокоенной. Бабушка говорила, что нельзя такого делать дух покойника, убитого насильственной смертью, станет злой и живым не будет покоя.

– Зачем? – крикнула я, попытавшись прервать её.

– Тебя, ведьма, не спросили – только она произнесла эти слова, как хлёсткий ветер порывами начал царапать лицо, руки, выгоняя из избы. Дух Поли бесновал и хотел, чтобы я ушла. Песня Златы усиливала его, рвала покой и требовала возвращения мёртвой. Это невозможно, какой бы сильной не была ведьма, мы не можем поднимать мертвецов. Не по силам нам злые чары. Нам. А Злате?

Вылетев из избы, заметила спящую за столом баб Катю, такую мирную, такую свою и тёплую. Отыскав одеяло, укрыла её бережно и прошептала на ушко, что ей тепло, что ей уютно. Что-то пролепетав во сне, она провалилась в глубокий сон, а я побежала домой. Столько снега никогда не видела в деревне, он словно слоями из одеял покрывал всё вокруг. Тот же несносный и злой ветер толкался навстречу, не давая ускорить шаг и заставляя коченеть от холода. Серые дома давили и угнетали сознание, противный фонарный свет обжигал глаза. Мне всего надо перейти дорогу и вот бабушкин дом, вот наша земля, но снег как болото начал утягивать вниз.

– Ярик, ну вот ты где – радостно закричала подруга, укрывая меня пледом – я уже всё приготовила, а тебя всё нет. Час нет, два нет, уж подумала, что на сеновал с Олегом пошла, а ты тут стоишь ворон считаешь.

– Сколько меня не было? – не поверив ушам, переспросила я.

– Два часа? Всё-таки с Олегом была? – выпучив глаза поинтересовалась Женька.

– Нет, я ходила. Жень, мне кажется, нам надо домой ехать. Предчувствие у меня плохое – начала я.

– Домой? Ну, уж нет, отбрось все свои юношеские обиды и давай хотя бы ещё несколько дней тут побудем. Там ребята заходили и на костёр звали. Один такой милый, ну, Яся! – застонала подруга.

Мне не хотелось ничего отвечать, меньше всего хотелось втягивать Женю в эту историю. Она хоть, и моя лучшая подруга, но я никогда не рассказывала ей, кто я. Молча взяла её под руку, и мы пошли домой. Дома спокойнее, бабушкин крест защитит нас от всего, а утром что-нибудь придумаю. Меня беспокоила смерть Полины и её сила, новая и чуждая Злата. Кому я вру, мне в принципе не хотелось находиться в такой момент, терпеть не могу похороны. Чувствовать смерть каждый раз, каждый раз собирать себя обратно, видеть сад забвения и знать, что тебе там уже уготовано местечко. Инфантильно, но я сама это выбирала, не хочу проживать боль.

Удобно устроившись на диване перед телевизором, мы снова поели, и Женька задремала.

Незаметно для себя, я открыла бабушкин шкаф и на одной из полок были гадальные карты. Карты не причинят вреда, ничего не случится, если их просто взять и посмотреть. Они всегда отвечали мне, прижав их к сердцу, я вытащила одну карту – Сердце в кинжалах. Понятно, вот что непонятно, это буду ли я жива или умру от них. С картами у меня были непростые отношения, брала их руки довольно редко и вытаскивала только одну. И вот сейчас на карте моя будущая боль. Осталось только понять толкование: сердце в кинжалах – это буквально или метафорично. Покрутив колоду в руках, почувствовала, как заколола рука. Даже не закатав рукав, я сразу поняла, что первый вариант стал немного ближе. Как же мне хотелось разозлиться на себя и весь мир одновременно, такой интересный дар и столько забирает. Убрала карты в сторону, пообещав себе в очередной раз, что пальцем больше до них не дотронусь.