Что ты думаешь о метафизических учениях в целом?
Я считаю их поэзией, потому и люблю их за красоту.
В чем заключается красота метафизики?
Метафизика прекрасна при двух условиях: 1. Она должна рассматриваться лишь как возможное и гипотетическое объяснение мира, но не как система строгих определенностей, и, к тому же, она не должна отвергать и другие формы метафизики, 2. Метафизика должна объяснять все путем гармоничной редукции всех феноменов к одному единству.
Как нам относиться к метафизике как системе строгих определенностей?
Мы должны великодушно очистить ее от безобразности и витиеватости в теоретических построениях, чтобы сделать более поэтичной.
Что ты думаешь о дуалистической метафизике?
Дуалистическая метафизика дает эфемерные объяснения; это полу-метафизика. Не существует истинной метафизики, кроме той, объяснения которой приводят к монизму.
Является ли индивидуализм абсолютной моралью?
Индивидуализм — это не мораль. Индивидуализм — это самый сильный моральный принцип из всех нам известных. Это самая неприступная цитадель добродетели и счастья.
Подходит ли индивидуализм для всех людей?
Есть люди, которых неизбежно отталкивает кажущаяся суровость индивидуализма. Таким людям следует выбрать другой моральный принцип.
Как я могу узнать, что индивидуализм мне не подходит?
Если после искренней попытки практической реализации индивидуализма я чувствую себя несчастным, если я не чувствую, что нахожусь в истинной гармонии и если меня беспокоит жалость к себе и другим, — тогда я должен отвергнуть индивидуализм.
Почему?
Потому что этот моральный принцип оказался слишком трудным для моей слабой натуры, что неизбежно приведет меня либо к эгоизму, либо к упадку духа.
С помощью чего тогда я могу вести нравственную жизнь, если я слишком слаб для индивидуализма?
С помощью альтруизма, любви и сострадания.
Приведут ли они меня к действиям, отличным от действий индивидуалиста?
Истинно нравственные люди совершают одни и те же действия, более того, все они также воздерживаются от одних и тех же действий. Каждый моральный человек уважает жизнь других людей, не гонится за приумножением бесполезного богатства и так далее.
Что скажет альтруист, безуспешно пытавшийся воплотить индивидуализм на практике?
Он скажет себе: «У меня остался тот же жизненный путь, которому я должен следовать. Я всего лишь оставил доспехи, оказавшиеся слишком тяжелыми для меня и привнесшие в мою жизнь столько жестоких ударов от судьбы и людей. Теперь я взялся за посох паломника. Но я всегда буду помнить, что держу этот посох для того, чтобы поддерживать себя а не чтобы избивать им других».
Альберт Либертад (1875-1908)
Свобода24
Для многих проблема определения самих себя как анархистов или же либертариев является не более чем просто спором о словах. Но я так не считаю.
Я именую себя анархистом и придерживаюсь такого именования отнюдь не ради красного словца, а потому что анархизм для меня является, в первую очередь, философией, отличной от той, которой придерживаются либертарии.
Слово «либертарий» обозначает, как мы можем это увидеть из самой его формы, человека, являющегося поклонником свободы. Для него свобода есть мера всех вещей — их начало и конец. Воздвижение культа свободе, нанесение ее имени на все стены подряд, возведение ей статуй, освещающих мир, бесконечные разглагольствования о ней как по делу, так и без дела, объявление себя свободными в своем существовании, в то время как отживший свое и вездесущий наследственный детерминизм порабощает твою волю, — таковы достижения либертариев.
Анархист же, если смотреть этимологически, — это человек, выступающий против власти.
И такое определение точно. Анархист рассматривает свободу не в качестве причины, а, скорее, в качестве конечной цели в эволюции своего «Я». Он не утверждает, даже когда речь заходит о его наиболее незначительных действиях, что «он свободен», но что «он хочет быть свободным». Для анархиста свобода не является неким неотъемлемым свойством или качеством, которым кто-то обладает, а кто-то нет. Для него свобода является тем, что он приобретает по мере наращивания собственного могущества.
Он не превращает свободу в некое право, существовавшее еще до него и остальных людей. Свобода для него является именно наукой, которую они другие люди осваивают день за днем, освобождаясь от невежества и уничтожая оковы тирании и собственности.
Человек не свободен делать или не делать что-либо, руководствуясь исключительно своей волей. Но он учится этому по мере того, как выносит собственные суждения, развеивая тьму своего невежества или разрушая препятствия, стоящие на его пути. Если следовать логике понимания либертарием свободы, то сможет ли, например, человек, не имея музыкального образования, тут же свободно сыграть на пианино? Конечно же, нет! До тех пор, пока он не получит музыкальное образование и не научится играть на пианино, он не будет располагать свободой на нем играть. Так считают анархисты. Они также борются со всякой властью, которая мешает человеку развивать, если он ими обладает, музыкальные способности, а также с теми, кто, обладая пианино, не позволяет ему на нем играть. Для того чтобы человек мог играть, он должен обладать пианино и внутренней силой, позволяющей ему играть на нем, — свободой. Свобода — это сила, способ развития которой в самом себе должен быть известен каждому, так как никто ее не может вам даровать. Когда республиканцы произносят свой знаменитый лозунг: «Свобода, Равенство, Братство», то делает ли это нас по-настоящему свободными, равными или братьями? Они говорят нам: «Вы свободны», но эти слова бессмысленны, поскольку у нас нет сил таковыми быть. И почему у нас нет этой силы? В основном потому, что мы не знаем, как получить нужные знания. Мы принимаем обманчивый призрак реальности за саму реальность.
Мы всегда ждем свободы от Государства, Спасителя, Революции, но мы никогда не работаем над тем, чтобы развивать ее в каждом отдельном человеке. Что за волшебная палочка способна превратить людей нынешнего поколения, рожденных в эпоху рабства и покорного смирения, в тех, кто заслуживает свободы, становясь достаточно сильным для того, чтобы себе ее завоевать?
Этой «волшебной палочкой» является осознание людьми того, что они не свободны, что свобода не царит в них, что у них нет никакого права быть свободными, что они вовсе не рождены свободными и равными и что в целом невозможно быть счастливыми без свободы. Именно из такого осознания и проистекает их внутреннее преображение. Именно в тот день, когда они осознают это, они уже ни перед чем не остановятся на пути своего освобождения. Вот почему анархисты с такой силой борются с либертарным движением, которое подменяет призраком свободы саму свободу.
Чтобы приобрести силу быть свободным, нам необходимо бороться с тем, что препятствует завоеванию нашей свободы; нам необходимо защищать ее как от других, так и от себя — от внешних и внутренних сил.
При стремлении к свободе развитие индивидуальности в нас самих становится особенно необходимым. Когда я говорю о стремлении к свободе, то я подразумеваю под этим именно стремление каждого из нас к наиболее полному развитию своего «Я». Таким образом, мы не вольны выбирать любой путь, по которому мы будем следовать, а потому нам необходимо заставить себя самих следовать именно по «правильному пути». Мы не свободны в том, чтобы отдаваться или не отдаваться нашим разнузданным желаниям — мы вынуждены их удовлетворять. Мы не свободны в том, чтобы впадать или не впадать в состояние опьянения, из-за которого мы теряем собственную волю, отдавая тем самым ее во власть порабощающих нас зависимостей.