— Ну что, закопались? — произнёс с явным ехидством в голосе один из альбиносов.

Смилянский уже открыл рот, чтобы отразить колкость, но Рива его опередила:

— Закопались, Моше — ответила она, показывая остальным молчать

— Ривалэ! — рот альбиноса расплылся в неподдельной улыбке, — Как всегда -неотразима!

— Рух титкауэд (пошёл на… араб. сленг)! — ответила Рива без всякой злобы в голосе.

Альбинос рассмеялся во весь голос, затем успокоившись, снова стал серьёзным.

— Ладно, Давид, — сказал он, обращаясь к Смилянскому, — не сердись, ты ведь меня знаешь!

— Ещё бы! — проворчал Смилянский, — Иначе давно бы урыл.

— Ну, показывайте, с чем мы имеем дело?

Учёные прошли в лабораторию, по дороге Смилянский и остальные посвятили новоприбывших во всё происходящее. Затем, группе Пэледа предоставили время, чтобы ознакомится с документацией и имеющимися результатами. Читая документы лаборатории Эль Раама, Пэлед и его люди только покачивали головами, затем профессор поднял глаза и подперев подбородок рукой произнёс, совсем как старый еврей из анекдотов:

— Ай-я-яй, какой талантливый молодой человек! — при этом его взгляд выдавал неподдельно уважение.

— Гордитесь, доктор! — сказала ему Ишимото, — За последние двадцать лет, вы первый, кто слышит такие слова от профессора Пэледа!

— Двадцать пять, Харуюки-сан! — ответил Пэлед, не отводя взгляда от Эль Раама.

— Труд, конечно, проделан огромный. — сказала после короткой паузы женщина-альбинос, — Но нам этого не достаточно. Нам нужен полный доступ к самим исследуемым предметам.

— Получите, доктор Рада. — ответил Смилянский, — Доктор Ар Адам проведёт вас в лаборатории.

* * *

Серый ничего лучше не придумал, как явиться жаловаться к Гиоре.

— И что Вы хотите от меня, молодой человек? — устало спросил Эпштейн, протирая очки. Вот только Серого с его стенаниями ему и не хватало для полного счастья. Серый смотрел на него в древнерусской тоске.

— Ну Вы же тут главный! — в отчаянии воззвал и.о. капитана «Мимозы». Эпштейн подумал, что с тем же успехом Серый мог бы заявится со своими жалобами и к Акдаку, и к Малинину, и к кому угодно.

— Послушайте, молодой человек! — начал Гиора тоном еврея из анекдотов, — Оно мне надо — ваше горе? Мне своего достаточно!

Вобщем, Серый ушёл не солоно хлебавши. Проблему под названием «Рек Дагвард» предстояло решать самим. О причинах, вогнавших горе-капитана в штопор, он догадывался. И где-то в глубине души даже сочувствовал Реку, хотя отлично понимал, что в своих бедах он виноват сам.

Первым, кого Серый увидел на корабле, был ещё не вполне протрезвевший Рек Дагвард. Он стоял посреди коридора, покачиваясь, словно бы раздумывая, в какую сторону ему упасть. И тут Серого прорвало! Хук слева, апперкот справа и антрекот посередине. Рек Дагвард мешком повалился на пол, Серый уже не мог остановиться, навалившись на пьяненького капитана, он всё тузил и тузил его своими костлявыми кулачками. Выпустив пар, Серый оставил выбежавшую на шум драки На-Лу причитать над поверженным Реком, а сам ушёл в кокпит. Трезвый Шим-Панг, при виде его, улез под пульт. Серый плюхнулся в капитанское кресло и мрачно уставился перед собой. Потом вдруг грохнул по краю пульта кулаком и заорал:

— Развели тут! Бардак!!!!!!

* * *

На протяжении последующих четырёх дней, все три группы учёных, включая профессоров, почти не покидали лабораторий. Казалось, одно присутствие группы профессора Пэледа вдохнуло в них новые силы. Движения учёных приобрели прежнюю уверенность, взгляд был не таким потерянным, даже колкости в свой адрес они воспринимали с юмором. В конце четвёртого дня, все собрались за общим столом в столовой. Еда была не мене отвратительной чем обычно, но все были настолько поглощены разговором, что не обращали внимания на вкус.

— Скажите, профессор, — обратилась Гир к Пэледу, — насколько вы можете быть уверенны в точности результатов?

— На данный момент не более семидесяти процентов гарантии. — ответил альбинос, сделав глоток сока, — Для более точных выводов, нам понадобится белая комната.

— Простите? — Гир и Звягинцев недоумённо посмотрели на Пэледа.

— Нам нужна комната — начал тот — с чисто белыми, гладкими стенами, белой мебелью без узоров и хорошей вентиляцией. И ещё нам понадобятся постоянный доступ к кипятку, сахар и одноразовые стаканы.

Большинство присутствующих, включая Риву, смотрели непонимающим взглядом, и только Смилянский с Ишимото, по всей видимости, знали, о чём речь. После короткого раздумья, Гир и Звягинцев обещали приготовить всё в соответствии с требованиями.

Через два дня, комната была готова. Она была кипенно-белая, с гладкими стенами, в ней были пять белых, гладких столов и столько же стульев. Из стены выходил кран с кипятком, рядом на полке стояла большая банка сахара и «рукав» одноразовых стаканов. Один из столов был сразу же отодвинут к стене с краном, на нём разместился сахар, стаканы, к ним прибавился большой пакет, который Пэлед достал из сумки. На пакете красовалась надпись «100% арабика». Увидев пакет с кофе, Смилянский с Ривой аж заскрипели зубами от зависти. Рядом с кофе аккуратной горкой были сложены десять блоков сигарет.

— Теперь понятно, для чего вентиляция — проворчал Звягинцев.

На остальных столах были поставлены маленькие цилиндры, соединённые между собой проводами. Пэлед нажал кнопку на одном из них и на стенах загорелись пять мониторов, а на столах пять клавиатур. Все участники группы надели специальные перчатки, в уши были вставлены наушники с микрофонами («устаревшие системы» — подумал Смилянский, хотя догадывался, что всё это не более чем бутафория и на самом деле, анализ будет на уровне чувствительности).

— Увидимся вскоре. — сказал Пэлед, заходя в комнату и закрывая за собой дверь.

* * *

Рива с Анкой пили чай. Анка давно знала, что Рива здесь, но вырваться и поговорить всё никак не удавалось. Они сидели в тесной комнатке общежития при исследовательском комплексе. Комната больше напоминала тюремную камеру, чем жильё и не была рассчитана на то, чтобы в ней принимали гостей. Но Анка уже знала — на Счастье Человечества все так живут. Дома здесь сильно отличались от таковых в привычном земном понимании. Жизнь счастьевца — в том числе и личная — должна была проходить на людях. В клетушки-комнатки люди приходили только ночевать. И в гости ходить было не принято. Вот и сейчас, пока искала нужный корпус, Анка ловила откровенно удивлённые взгляды здешних обитателей-учёных.

— Как дети? — спросила Анка.

О детях Рива могла говорить часами.

— Ой, не спрашивай! Это ж не дети, это же сто забот! Давид в этом году идёт в приготовительный класс.

— Не рановато?

— Нормально. Он умненький мальчик, хоть и хулиган.

— Весь в папочку! — ухмыльнулась Анка.

— Это да. А Шошана сказала, что хочет заниматься балетом.

— Оттаяла, значит, девчонка. Хорошо.

Шошана была приёмной дочерью Ривы и Артёма Кротовых-Гельфер. Её родители были старинными друзьями Ривы и погибли на глазах у девочки вместе с младшим сыном. Девочка лишь чудом не получила ни царапины, но, испытав сильнейший шок, перестала разговаривать. Рива с мужем потратили немало сил и времени, чтобы вернуть её в нормальное состояние.

— Я думаю, — продолжала Рива, — если отдать её сейчас — ведь сейчас самое время — она справится?

— Дисциплина в балетной школе как в армии. — заметила Анка.

— Да. А она только что в себя пришла. Как бы… А с другой стороны — упускать время…

— Советовать не буду.

— А ты как? — спохватилась Рива.

— Служу. Мама читает лекции в нашем Университете, ей предложили там кафедру. Но она не хочет полевую работу бросать.

— А это можно совместить?

— Не знаю. Я вот смотрю и удивляюсь — то знать не хотели, то вдруг такая нежная дружба. Так и лезут с распростёртыми объятиями. Я про счастьевцев.