Что за продавец!

Но всё же она не была уверена, что это такая уж хорошая идея.

"Погодите минутку, – осторожно заметила она. – Я ненавижу высоту, и у меня кружится голова на верхушках колоколен и небоскрёбов. Мой первый полёт и сразу десять часов в вышине! Не слишком ли это много для начинающей?"

"Вовсе нет, вовсе нет, – успокаивающе заверил мистер Ницше. – Вы даже не заметите, как взлетите, ведь движение такое мягкое, такое приятное. Это немного похоже, ну, дайте-ка подумать … о, да, на лёгкую океанскую качку".

Это был промах. "Лёгкая океанская качка" не являлась тем, на что купилась бы Ирина.

"Или на катание на качелях, – поспешно поправился он, осознав, какую оплошность допустил. – Вверх-вниз, вверх-вниз, вот и всё". И он грациозно помахал руками, совершив ими плавные и широкие движения.

"О, и это точно всё?" – горько произнесла она.

Много шума из ничего! Можно подумать, что мы были пионерами полётов, готовыми проложить новый маршрут. Эдакая семейная пара Блерио35, собиравшаяся впервые перелететь Ла-Манш. "Тебе уже давно следовало полетать, ведь ты, наверное, единственная женщина в мире, которая до сих пор этого не сделала", – строго сказал ей я.

"Ничего страшного, пожалуйста, не торопите её, позвольте ей спокойно всё обдумать", – вмешался со своей примирительной улыбкой мистер Ницше, а затем, ободряюще кивнув Ирине, добавил, что он даже не сомневается, что мы скоро вернёмся и закажем билеты.

Однако этого ему показалось мало, и он искренне посоветовал оставить ему наши паспорта. Ведь в том случае, если мы, решив покинуть Берлин, всё-таки будем готовы вылететь в Россию, было бы неплохо получить латвийскую, литовскую и эстонскую визы, дабы мы могли "отбыть спешно, если захотим".

Что означало последнее, я не спросил. Я никогда не думал о том, что мне может "захотеться спешно отбыть" из Берлина, который всегда был моим любимым городом. Но ведь никогда нельзя предугадать, что тебе вздумается сделать после "кровавой чистки" – тем более что, по словам фрау Б., герр доктор и Оскар довольно-таки откровенно побеседовали с нами о прихотях и капризах гитлеровского правительства, пусть даже мы сами при этом почти ничего не говорили.

И хотя вам предстоит только пролететь над Балтийскими провинциями, не приземляясь и практически достигнув Полярного круга, вам необходимо получить визу для каждой из них. Любая страна хочет поиметь свой кусок пирога, независимо от того, разглядите вы её сверху или нет. И поэтому мы на всякий случай оставили наши паспорта.

Когда мы снова оказались на улице, нам оставалось пройти всего три квартала до офиса "Американ Экспресс". Поскольку в моём кармане наличествовали всего шестьдесят пфеннигов, мне было более чем любопытно, когда же прибудут из Амстердама эти несносные райземарки. Как же нелепо, что приходится покупать их в Амстердаме. Это всё равно что обращаться в Мексику всякий раз, когда ты хочешь в Америке обналичить долларовый чек.

Я занял своё место в конце длинной очереди, образовавшейся у кассы указанной компании, и медленно продвигался вперёд, пока клиенты, стоявшие передо мной, доказывали своё право получать местную валюту на четверть дешевле всех прочих. Когда же наконец я добрался до окошка, мне сказали, что пока из Амстердама по поводу моего запроса ничего не поступало. Мой заказ мог прийти со следующей почтой в два часа дня, а мог не прийти и до завтра.

"Но у меня не осталось наличных, что же мне делать?" – запротестовал я.

Кассир был слишком занят раскладыванием небольших стопок банкнот там, где ему было легче до них дотянуться, чтоб удовлетворить нужды всех, кто стоял позади меня, а потому не проявил ко мне никакого интереса.

"Просто принесите мне чеки, и я их оплачу", – не поднимая глаз, сказал он.

Чеки! Какого рода чеки? Я же ничего не покупал. Где мне их взять? То есть просто пойти в отель, или в ресторан, или в универмаг, или к кому-либо, кто занял тебе денег, и попросить их выдать тебе чек о том, что твой счёт закрыт (хотя он не был), вернуть этот чек в "Американ Экспресс", и там его оплатят? Элементарно, не правда ли? Но какие у меня были шансы получить подобные чеки за обед, сигареты и такси, если никто не знал, кто я такой?

Люди, стоявшие за мной в очереди, стали проявлять беспокойство. Они сердито смотрели на меня, и легонько касались локтями моей спины, и переминались с ноги на ногу, и всем своим видом показывали, что им всё равно, имеются ли у меня какие-либо марки и чеки или нет, лишь бы я им не мешал. Они не понимали, почему я продолжал стоять там, когда всем было очевидно, что у нас с кассиром не осталось никаких общих дел.

"У нас найдутся марки по сорок центов", – донеслась до меня из-за окошка небрежно брошенная фраза.

"Но каждый из моих дорожных чеков выписан на сто долларов. Если я обменяю один из них на сорокацентовые марки, то потеряю целых двадцать пять. В этом случае утро стало бы уж слишком дорогим. Не могли бы вы предложить мне что-то получше?"

Кассир пожал плечами, а женщина за моей спиной нетерпеливо воскликнула: "О, ради всего святого, перестаньте же так много болтать и отойдите. Дайте хоть кому-нибудь из нас шанс".

Это всё решило.

"Следующий, пожалуйста", – бросил кассир, и я неохотно уступил своё место у окошка, потерпев поражение в этой битве за марку.

"Я скажу вам, что нужно сделать", – промолвил напыщенного вида господин, который с сочувственным интересом слушал наш возбуждённый диалог. Он прошёл вместе со мной до лавочки, где сидела и ждала Ирина. "Просто пошлите домой телеграмму с просьбой выслать вам денег, и это всё исправит".

Я возмущённо на него воззрился. Увидев, что я не выразил восторга по поводу его совета, он буркнул: "Извините", – и оставил меня стоять перед моей женой несолоно хлебавши.

Мы походили по улицам, с вожделением разглядывая витрины магазинов. Никогда ещё различные товары не казались нам такими привлекательными. Только подумать, сколько денег Рейхсбанк смог бы пустить в оборот, если бы у нас имелась тогда кучка купюр, которые не жалко было бы потратить!

В конце концов пробило два часа, и мы вернулись к кассе, усталые и голодные, но с нетерпением ждущие следующего раунда. Поскольку на сортировку почты уходило некоторое время, мне было отнюдь не весело стоять и ждать, одним глазом наблюдая, как несколько сотен других клиентов без видимых трудностей получали свои райземарки, тогда как другой мой глаз внимательно следил за каждым ловким движением проворного кассира.

Внезапно он, посмотрев на часы, кое-что вспомнил и стал закрывать окошко. "В следующую кассу, пожалуйста", – вот и всё, что он произнёс.

У меня упало сердце. Он был единственным человеком в Берлине, который мог мне помочь, и сейчас он собирался пообедать. К счастью, прежде чем он успел уйти, к нему подошла девушка с почтой, и, что было ещё более удачным, он решил её всё-таки просмотреть. Увидев одно письмо, он заколебался. Окошко открылось.

"Да, ваши деньги здесь", – улыбнулся он мне.

Я вздохнул с облегчением и улыбнулся ему в ответ. Наконец-то мы были не на мели.

"Паспорт, пожалуйста".

"Но у меня нет при себе паспорта. Он в 'Интуристе' – ну, вы знаете, в советском туристическом бюро. Я обещаю, что …"

"Тогда извините. Я не могу выдать вам деньги без паспорта".

Окошко закрылось.

"Что случилось на этот раз?" – спросила Ирина, но слов у меня не нашлось, и, жестом позвав её следовать за мной, я помчался обратно в "Интурист".

Наших паспортов там не оказалось. Увы, мистер Ницше был невероятно активен и уже отправил их в эстонское посольство для оформления виз.