До Киллиана.

Грейслин планировала сбежать на следующей неделе, и мы не знали, когда увидимся снова и увидимся ли вообще… Нам хотелось хороших воспоминаний, чего-то веселого, что нормальные сестры могли бы делать вместе. Сбежать, пойти на вечеринку, просто… жить. Вместо того, чтобы вести себя как настоящая леди, тихонько сидеть и кивать, улыбаться, когда нам говорят, и говорить, когда от нас ожидают.

Всего на одну ночь я хотела испытать нечто иное, чем пределы поместья Романо. Я хотела жить за пределами ожиданий моего отца.

Всего одна ночь.

С моей сестрой.

Но все это закончилось трагедией.

Когда Грейслин получила приглашение, она просто отказалась. Она больше не интересовалась вечеринками и пьянством. У нее были более важные проблемы, о которых нужно было беспокоиться. Саймон и ее ребенок — и их план побега. Я была той, кто убедил ее пойти на вечеринку, думая, что было бы неплохо отвлечь ее от мыслей, чтобы меньше нервничать.

Если бы только мы этого не сделали...

Я хотела защитить свое импульсивное решение, но, в конце концов, это не изменит того, что произошло той ночью.

Я вытерла слезы, провела пальцами по неровным линиям шрамов. Я никогда не думала, что наступит этот день, когда я буду стоять перед Киллианом без чадры.

Где моя ложь была раскрыта, и я была обнажена перед ним — мои шрамы были видны, и мои секреты больше не скрывались.

Если бы он вскрыл мне грудь и вырвал сердце, наверное, было бы меньше боли.

— Скажи что-нибудь, — попросила я его, когда тишина стала невыносимой. Мои пальцы сжались в простыне, где я сидела на краю кровати. — Пожалуйста.

Киллиан работал челюстью, сжимая и разжимая кулаки, но не ответил на мою мольбу.

— Скажи мне, что ты меня ненавидишь, — воскликнула я. — Кричи на меня. Скажи что-нибудь, пожалуйста!

— Зачем? — спросил он спокойным голосом. Меня это удивило, но я научилась бояться спокойствия Киллиана, а не его ярости. В его спокойствии было что-то безмятежное — тихое и умиротворенное, как глаз урагана перед тем, как он заставит тебя рухнуть под тяжестью принесенных им разрушений.

Его спокойствию нельзя доверять.

Это было обманчиво.

Как я.

— Почему ты не сказала мне правду после аварии?

— У меня не было возможности разорвать этот брак, — объяснила я. — Я не могла пойти против отца и знала, насколько важен этот союз для наших семей. Но я подумала, что как только мы поженимся, будет легче заставить тебя ненавидеть меня больше, чем ты уже делал, и в конце концов наши пути разойдутся — таким образом, ты сможешь двигаться дальше. Я хотела убедиться, что ты сможешь двигаться дальше. Чтобы снова найти любовь. С другой женщиной, которая заслужила тебя больше. Ни лжи, ни обмана, ни секретов.

Боль в груди усилилась, и я чуть не задохнулась от горького вкуса слов на языке. Было больно признаваться в этой правде вслух. Сказать Киллиану, что я хочу, чтобы он ушел с другой женщиной…

Ведь моя любовь была катастрофой.

Не имело значения, что меня убивала сама мысль о том, что мой муж с другой женщиной. Прикасается к ней. Спит с ней. Любит ее.

Это было так несправедливо, но наша история любви была именно такой.

Что-то трагическое.

Незавершенная история с пропущенными страницами и сомнительным концом.

— Это должен был быть мой выбор. Не твой, — прошипел Киллиан. Он быстрым движением вскочил на ноги и выпрямился во весь рост, внушительный и угрожающий. В его темных глазах был смертоносный блеск, который меня обеспокоил. — Ты лишила меня этого выбора. Ты не можешь выбирать, когда и как мне двигаться дальше, Джулианна. Ты должна была сказать мне правду, и я бы решил, хочу ли я тебя по-прежнему или нет, несмотря на ложь и интриги. Ты не дала мне шанса выбрать тебя!

— Потому что я не хотела, чтобы ты выбрал меня, — проревела я, спрыгивая с кровати. Я стояла на нетвердых ногах, практически шатаясь. Моя левая нога дернулась, мышца судорожно сжалась от икры до колена. — Разве ты не понимаешь, Киллиан? Я не хотела счастливой жизни с тобой. Не после того, что случилось. Только не после моей сестры… Я не могла.

Киллиан издал горький смех, наполненный ядом и печалью. Я вытерла слезы. 

— Женитьба на тебе должна была стать моим покаянием.

Его тело напряглось, мышцы плеч напряглись. 

— Вот тут ты ошиблась. Я не твое искупление; Я никогда не был им. — Он покачал головой, его челюсть сжалась, а темные глаза полны ярости. — Это всегда было связано с ненавистью к себе. Я был прав, у тебя есть склонность к боли. Тебе нужно было как-то облегчить свою вину. И ты решила, что лучший способ причинить себе боль, уничтожить себя - это выйти замуж за человека, которого ты любила, но чтобы он тебя ненавидел. Саморазрушение.

— Ты не поймешь, — выдавила я, мои руки дрожали так сильно, что я не знала, как остановить дрожь. Внутри моего тела нарастало настойчивое покалывание. Оно скользнуло по моим рукам, вонзилось в грудь, а затем опустилось к ногам. Мои пальцы на ногах начали неметь.

— Если ты хочешь сочувствия, то от меня ты его не получишь, — сказал Киллиан категорически, лишенный каких-либо человеческих эмоций.

— Сочувствие — это последнее, чего я хочу от тебя, — воскликнула я. Мое сердце колотилось в груди, и мое тело чувствовало себя не в своей тарелке, странным и отстраненным. Мои эмоции были в смятении, но мой мозг, казалось, не воспринимал их.

Предупреждающие знаки были четкими, но я слишком медленно распознавала их. Слишком потерянная в этот момент, в безумии в глазах Киллиана и нескрываемой печали в его голосе.

Он двинулся ко мне, его шаги были медленными и размеренными, как будто он пытался сохранить контроль. 

— Ирония в том, что ты назвала меня яростным; ты много говорила о том, что я не могу справиться со своими проблемами, и поэтому я вымещаю их на тебе. Ты, блядь, проповедовала о том, какой я проблемный. Что я сам являюсь причиной своего несчастья. И все же, мы так похожи. Черт возьми. Ты саморазрушаешься и увлекаешь за собой всех остальных, — прорычал Киллиан. — Ты не лучше, Джулианна! Какая ирония, правда?

Все мое тело вздрогнуло от жестокости его слов, их враждебности. Мне хотелось закричать, что все это неправда… что я не занимаюсь самоуничтожением. Что он ошибался.

Но это будет просто еще одна ложь.

Киллиан читал меня как открытую книгу и выхватывал всю мою неуверенность, все мои мысли и неприятные эмоции. Он разорвал мои страницы и заставил меня полностью обнажиться, прежде чем сунуть мои собственные слова обратно мне в лицо.

Он увидел меня.

Как и три года назад.

Киллиан видел настоящую Джулианну.

Ту, которую мучил призрак сестры. Ту, которая поддалась болезни, которая была виной. Проклятые воспоминаниями, которые были пришвартованы во мне – окровавленное и изуродованное лицо моей сестры. Душа, которая выла в отчаянии, обида, которая зарылась в мои кости, и печаль, которая была слишком тяжелой, чтобы нести ее.

Искупление было лишь иллюзией, в которую я отчаянно пыталась поверить.

С каждым шагом, который он делал ко мне, я отступала. Но он быстро стер расстояние между нами, прижав меня к стене позади меня. В комнате все еще пахло сексом и нашим возбуждением, но меня поглотил его запах. Мускусный и землистый.

— Ты была с ней в той машине, я понимаю. Ты видела, как умирала твоя сестра, я понимаю. Для тебя это было травмой, я понимаю. Ты страдала физически и морально, и ты одержима чувством вины, я. Блядь. Понимаю. Это. Но это не дает тебе права играть со мной и моими чувствами, обманывать меня или заставлять оплакивать женщину, которую я любил, когда она еще была жива! — Его ладонь шлепнула по стене рядом с моей головой, и я вздрогнула, сдерживая всхлип.

— Прости, — прошептала я так тихо, что слова были едва слышны.

Киллиан быстро отстранился, словно я обожгла его своими словами, своими извинениями.

Я хотела бы сказать ему, как мне жаль, но с чего начать? Единственное, что я могла пробормотать, это бесполезное извинение.